Глава 11: Свадьба
Гул голосов, переливчатые трели зурны и ритмичные удары барабана сливались в оглушительную симфонию праздника. Большой зал ресторана был переполнен. Мужчины в строгих черных костюмах и папахах, женщины в расшитых золотом платьях и ярких платках — все сверкало, переливалось и гудело. Воздух был густым от запаха дорогих духов, жареного мяса и сладостей. Со стороны это выглядело как идеальная, образцовая чеченская свадьба. Все традиции были соблюдены с предельной точностью.
Заира стояла в углу ресторана , облаченная в белоснежное свадебное платье, лицо ее было скрыто под плотной фатой. Сквозь легкую ткань она видела мир как сквозь туман: расплывчатые фигуры, яркие вспышки света. Ее руки, сложенные на коленях, были ледяными, несмотря на жару в зале. Она чувствовала на себе сотни взглядов — любопытных, оценивающих, одобрительных, завистливых. Она пыталась уловить среди этого моря один-единственный взгляд — взгляд мужа.
Иса сидел за столом, прямой и недвижимый, как монумент. Его новый костюм сидел на нем идеально, но, казалось, доставлял ему неудобство. Он был холодно вежлив. Поднимался, когда того требовал этикет, пожимал руки старейшинам, кивал в ответ на поздравления. Но его глаза… Его глаза оставались пустыми. Он смотрел на происходящее как сторонний наблюдатель, как на необходимую, но утомительную формальность. Он не смотрел на Заиру. Ни разу. Не шепнул ей ни слова. Не коснулся ее руки. Пропасть между ними, даже сейчас, в день их свадьбы, казалась непреодолимой.
Заира пыталась улыбаться сквозь фату, отвечать на вопросы, но внутри все сжималось в холодный комок. Она ловила себя на том, что ищет в его поведении хоть намек на смущение, на волнение, на радость. Но находила лишь ледяное спокойствие и отстраненность. *"Он просто стесняется, — убеждала она себя, цепляясь за соломинки. — Здесь много людей. Он не любит показухи. Он другой. Наедине все будет иначе. Обязательно будет."*
Лейла, ее единственная подруга, стоявшая рядом в роли , смотрела на нее с нескрываемой тревогой. Во время одного из затиший, когда музыканты настраивали инструменты, она наклонилась к Заире и прошептала прямо сквозь фату, ее голос был сдавленным от ужаса:
«Заира, смотри на него! Он как робот! Он на тебя даже не смотрит! Это же ужас! Сбегай сейчас, пока не поздно! Скажи, что передумала! Сделай что-нибудь!»
Заира резко дернула головой, отстраняясь.
«Перестань, Лейл, — ее шепот был полон упрека. — Это наша свадьба. Он просто… не такой, как все. Он не умеет показывать чувства при людях. Не порть мне день.»
Лейла откинулась назад, на ее лице застыла маска безнадежности. Она видела все яснее самой Заиры: этот брак был обречен с первого дня.
Настало время традиционных тостов. Говорили старейшины, друзья семьи, родственники. Говорили о важности семьи, о уважении, о детях. Наконец, слово дали жениху. Иса медленно поднялся. Все взоры устремились на него. В зале наступила тишина, прерываемая лишь щелчком фотоаппаратов. Заира замерла, сердце заколотилось в надежде. Вот сейчас. Сейчас он посмотрит на нее. Скажет что-то теплое. Хоть слово.
Он взял микрофон. Его взгляд скользнул по залу, не задерживаясь ни на ком.
«Благодарю родителей, — его голос прозвучал ровно, без эмоций, как заученная формула. — Моих. И… — он сделал едва заметную паузу, — родителей Заиры. Спасибо, что пришли. Будем жить… — он замолчал, будто ища нужное слово, и закончил с легкой, почти незаметной усмешкой: — Как получится.»
В зале повисла неловкая, гробовая тишина. Люди переглядывались, не веря своим ушам. "Как получится"? Это тост на собственной свадьбе? Иса положил микрофон и сел на место, снова уставившись в пространство перед собой. Ледышка в груди Заиры стала размером с ее сердце. Даже сквозь туман фаты она видела шок и недоумение на лицах гостей. Музыканты, смущенно переглянувшись, снова заиграли лезгинку, пытаясь спасти ситуацию, но праздничная атмосфера была безнадежно испорчена.
Заира сидела, не двигаясь, чувствуя, как жгучий стыд заливает ее с головы до ног. Ее свадьба. День, который должен был стать самым счастливым. Превратился в фарс. В маскарад, где она играла роль счастливой невесты, а он — роль жениха, который явно желал оказаться где угодно, только не здесь. Но даже сейчас, сквозь боль и унижение, она искала оправдание. *"Он просто не умеет говорить на публике. Его смутили. Он имел в виду, что будем жить хорошо. Да, конечно, именно так."* Она была глуха к правде, которая звучала в его тосте громче любого барабана. Она предпочла натянутую улыбку и фату иллюзий.
Глава 12: Первая Ночь: Горячий стыд
Глубокой ночью их привезли в дом Исы. Не в его старую комнату в доме матери, а в небольшой, но отдельный домик на том же участке, который Хеда поспешно приготовила для молодоженов. Он пах свежей краской, новым линолеумом и одиночеством.
Иса шел впереди, тяжело ступая по скрипящим половицам. Он молчал всю дорогу от свадьбы. Молчал, глядя в окно машины. Молча распахнул дверь и зажег свет в прихожей. Заира робко последовала за ним, сжимая в руках маленькую сумочку со своими вещами. Ее свадебное платье вдруг стало казаться нелепым и тяжелым.
Он прошел в спальню, не оборачиваясь. Заира замерла на пороге. Комната была почти пустой: широкая кровать, покрытая новым, колючим бежевым покрывалом, тумбочка, пустой шкаф. Ни цветов, ни свечей, ни намека на уют. Как казарма. Иса снял пиджак, бросил его на стул, затем принялся расстегивать рубашку. Его движения были резкими, угловатыми.
«Иса… — робко начала Заира, все еще стоя в дверях. — Может, чаю? Я могу сходить на кухню, согреть…»
Он обернулся. Его лицо было усталым, а глаза налитыми кровью. От него пахло дорогим коньяком, который лился рекой на свадьбе, и чем-то тяжелым, звериным.
«Чаю? — он хрипло рассмеялся. — Не надо чаю. Ты знаешь, что надо.»
Он сделал шаг к ней. Его взгляд был мутным, но в нем читалось не желание, а требовательность. Право собственника.
«Иса, подожди… — попыталась отступить Заира, чувствуя, как по спине бегут мурашки страха. — Давай просто поговорим… первый день…»
«Какой еще первый день? — он грубо перебил ее. — Свадьба была. Теперь ты моя жена. Есть супружеский долг. Или тебя не учили, что это такое?»
Он схватил ее за руку выше локтя, его пальцы впились в кожу так больно, что она ахнула. Он не тянул ее, а потащил к кровати, как мешок.
«Иса, пожалуйста, не надо так… — заплакала она, пытаясь вырваться, но его хватка была железной. — Мне страшно…»
«Не делай трагедию, — его голос прозвучал презрительно. Он толкнул ее на кровать. Спинка кровати больно ударила ее по спине. — Ты же хотела замуж. Мечтала. Получила. Теперь выполняй обязанности.»
Он был груб, тороплив и безразличен. Он не смотрел ей в глаза, не касался ее лица, не говорил нежных слов. Для него это был не акт любви, а ритуал подтверждения власти, собственности, долга. Заира зажмурилась, стиснув зубы, пытаясь уйти в себя, перестать чувствовать. Слезы текли по вискам, впитываясь в новую, пахнущую крахмалом наволочку. Ей было больно. Физически и до глубины души. Ее мечты о нежной первой ночи, о любящем взгляде, о тепле — разбивались о жестокую реальность. Она была для него вещью. Удобной, тихой, купленной по воле матери для исполнения "долга".
Когда все закончилось, он тяжело отвалился от нее, повернулся на бок и через несколько секунд уже храпел тяжелым, пьяным сном. Заира лежала неподвижно, смотря в потолок широко раскрытыми глазами. Боль и унижение жгли ее изнутри. Она чувствовала себя грязной, использованной, разбитой. Она была замужем. Она была его женой. Но это было не то. Это было кошмарное искажение всех ее представлений о любви и браке.
Утром ее разбудил скрип двери. Иса был уже одет в свою старую, засаленную спецовку. Он стоял у зеркала, поправляя воротник. Его лицо было свежим, но таким же холодным и отстраненным, как вчера.
«Не делай трагедию, — бросил он ей через плечо, заметив, что она проснулась. Его взгляд скользнул по ее заплаканному лицу без тени сожаления. — Ты же хотела замуж. Получила.» Развернулся и вышел из спальни, хлопнув дверью. Спустя минуту она услышала, как на улице завелся и уехал его пикап.
Заира медленно села на кровати. Тело ныло. Она завернулась в одеяло, пытаясь согреться, но холод был внутри. Ее взгляд упал на его пиджак, все еще висевший на стуле. Вчерашний, праздничный. Рукав был заломлен. Механически, чтобы хоть чем-то занять себя, она подошла, чтобы повесить его в шкаф. Из внутреннего кармана пиджака что-то выпало и упало на пол. Это был не просто клочок бумаги. Это был чек из очень дорогого ювелирного магазина в городе. Дата — вчерашний день. Сумма — заоблачная. И купленный товар: серьги из белого золота с бриллиантами.
Сердце Заиры на мгновение замерло, а потом забилось с бешеной силой. Чек. Вчера. Серьги. *"Мне? Он купил мне подарок? На свадьбу? Просто постеснялся вручить? Он все же пытался? У него есть чувства, он просто не умеет их показывать!"* Слезы счастья и надежды брызнули из ее глаз. Она прижала злополучный чек к груди, как величайшую драгоценность. Это был знак! Тот самый, которого она ждала! Знак, что не все потеряно, что где-то глубоко внутри он все же что-то чувствует! Она торопливо запрятала чек обратно в карман, счастливая, как ребенок, нашедший спрятанный подарок. Она умылась, привела себя в порядок, ее душа пела. Боль и унижение ночи отступили перед слепой, ядовитой надеждой.
Вечером, пока Иса еще не вернулся, она решила заглянуть в социальные сети. Рука сама потянулась к телефону. Она зашла на страницу Малики — просто посмотреть, из любопытства, не зная почему. И обомлела. Самое свежее фото. Малика в том же ресторане, где была вчера их свадьба, но в другом зале. Она сидела за столиком с подругами, смеялась, подняв бокал с шампанским. И на ней… на ней были те самые серьги. Белое золото. Бриллианты. Невероятной красоты. А подпись под фото, кричащая, ядовитая: *"Спасибо тому, кто помнит… и ценит по-настоящему. Даже издалека."*
Мир рухнул. Чек в кармане его пиджака стал не доказательством любви, а свидетельством ее величайшего глумления и унижения. Он купил серьги для нее. Для Малики. В день своей собственной свадьбы. И та выставила это на всеобщее обозрение. Заира выронила телефон. Надежда, вспыхнувшая так ярко, погасла, оставив после себя пепелище и ледяной, всесокрушающий стыд. Она была не женой. Она была жалкой подменой, "удобной" женщиной, купленной для вида, в то время как его сердце и его подарки по-прежнему принадлежали другой.