Идею для этой статьи я почерпнул из комментария, который, как вспышка, высвечивает целый пласт нашей общей истории.
«При социализме алкашей и тунеядцев всё перевоспитывали-перевоспитывали... и бестолку...» — пишет читатель, с гордостью рассказывающий о своих трезвых, работающих детях. В этом сравнении скрыта одна из самых неприятных страниц нашего прошлого, о которой так не любят вспоминать люди, искренне любящие то прошлое.
Но действительно ли советская эпоха была царством тотального пьянства, которое лишь железная рука рынка и личной ответственности смогла обуздать? Давайте отправимся в путешествие не по сухим цифрам, а по самой ткани той жизни, чтобы понять, что на самом деле стояло за этим явлением.
Правда в том, что образ советского человека с неизменной бутылкой водки — не просто карикатура. Он имеет под собой основания. Пик потребления алкоголя в СССР пришелся как раз на эпоху «развитого социализма», 1970-1980-е годы. Страна входила в топ мировых «лидеров» по этому неутешительному показателю. Но чтобы понять, почему это происходило, нужно заглянуть глубже статистики. Алкоголь был не причиной упадка, а его следствием, симптомом глубокой болезни всего организма.
Представьте себе жизнь обычного советского человека, условного слесаря или инженера. Работа, лишенная всякого смысла, кроме выполнения плана. Постоянный дефицит всего — от качественной еды до простых радостей. Ощущение, что от твоих личных усилий ровным счетом ничего не зависит. Карьерный рост? Часто, возможен только по блату. Самореализация? Где? В узком кругу гаража или кухни? Поездка за границу? Фантастика для обычного советского человека.
На этом фоне алкоголь становился универсальным ключом ко всем замкам. Он был и антидепрессантом, спасающим от серой безысходности, и «социальным клеем», без которого не обходилась ни одна встреча друзей, ни один дворовый разговор. Это был ритуал, единственный доступный и понятный способ как праздника так и соучастия в горе.
И да, тунеядцев-алкоголиков «перевоспитывали». Статьи о паразитизме на теле общества, вызовы на общественные суды, посты позора в газетах.
Но ирония заключалась в том, что сама система плодила ту самую безынициативность, с которой пыталась бороться. Зачем стараться, если «инициатива наказуема»? Зачем проявлять усердие, если всё равно получишь свои условные 120 рублей? А если больше, то купить с трудом что-то сможешь, разве что только где-нибудь в Москве, у фарцовщиков.
Эта кафкианская борьба с ветряными мельницами часто заканчивалась тем, что и перевоспитатели, и перевоспитуемые сходились за той самой бутылкой, чтобы обсудить абсурдность происходящего. Алкоголь был великим уравнителем и всеобщим анестетиком.
А потом грянула перестройка с ее знаменитой антиалкогольной кампанией. Это был шок, попытка силой вырвать у нации ее главное утешение. Эта компания дала свои плоды, официально уровень потребления алкоголя в стране снизился и даже поднялась рождаемость, вот только вместе с этим пошла волна домашнего самогоноварения. Государство, которое десятилетиями приучало людей к тому, что за них всё решат, вдруг попыталось силой отнять их последнюю отдушину. Это не могло сработать.
И вот здесь мы возвращаемся к приведенному комментарию. Читатель с гордостью пишет: «НЕ КУРЯТ и НЕ ПЬЮТ. Ибо некогда. Работать и зарабатывать надо». В этой фразе — вся суть произошедшей с нами революции. Капитализм не стал бороться с пьянством через лекции о морали или комитеты народного контроля. Он сделал это куда более эффективно — через экономическую необходимость.
Жесткая, бескомпромиссная конкуренция расставила все по местам. Чтобы содержать троих детей сегодня, нужно быть в постоянном тонусе. Нужно учиться, развиваться, быть эффективным. Работодателю не нужен сотрудник с перегаром — он проигрывает в продуктивности. Советская власть пыталась заменить экономику моралью, а личную ответственность — коллективным давлением. Но «перевоспитание тунеядцев» не могло сравниться по эффективности с железной дисциплиной ипотечного договора или трезвым расчетом предпринимателя, который знает, что его провал ляжет тяжким грузом на плечи его семьи. Страх «оказаться на дне» без какой-либо страховочной сетки (пусть и дырявой, как при социализме) — мощнейший мотиватор. Трезвость стала вопросом личного выживания и успеха.
Комментатор иронично называет это «благословенным капитализмом», но по сути, он описывает его главный механизм. «Не бухать» не потому, что запретят или осудят, а потому, что иначе ты просто не выдержишь гонки и не сможешь обеспечить свою семью. Рынок заменил собой тысячи перевоспитателей.
Так был ли советский социализм пьянее? «Да» или «Нет» — каждый решит для себя самостоятельно, но то, что то самое пьянство было пьянством тоски и вынужденного безделья, пьянством от безысходности — отчасти очень верно. Сегодняшние реалии порождают другие формы — запойный алкоголизм от стресса и выгорания у успешных менеджеров, пивное пьянство как единственная радость на периферии. Битва далеко не окончена, но статистика, которую я приводил в этой статье и под которой оставил свой комментарий упомянутый читатель, говорит о том, что сейчас алкоголь уже не такой важный и желанный, как в советское время.
Советские власти на протяжении всей своей истории пытались силой и пропагандой сделать из людей сознательных строителей коммунизма — но проиграли. А капитализм, не ставя таких высоких целей, просто создал условия, где трезвость стала экономически выгодной. Что ж, это тоже своего рода перевоспитание. Просто методы и стимулы оказались куда как более действенными.