Кухня пахла остывшим борщом и разочарованием. Лариса стояла у плиты, механически помешивая в кастрюле, когда за спиной раздался знакомый до тошноты голос:
— Опять сидишь за своими переводами? Сколько ты там заработала за месяц? Три тысячи? Пять?
Она не обернулась. Знала, что увидит то же самое — Павла с телефоном в руке, небрежно развалившегося на стуле, с этой привычной усмешкой человека, который считает себя безраздельным хозяином жизни.
— Десять, — тихо ответила она, продолжая мешать борщ, хотя он уже давно не требовал помешивания.
— Десять тысяч! — Павел хмыкнул. — Знаешь, сколько я за день зарабатываю? За один день, Лариса. А ты целый месяц корпишь над какими-то справками.
Она поставила ложку, медленно повернулась. На столе лежали её распечатки — переводы технических документов, которые она сдавала завтра. Аккуратные листы с подчеркиваниями, пометками на полях.
— Это не справки. Это техническая документация для...
— Для кого? — Павел поднялся со стула. — Для каких-то контор, которые платят копейки за твою якобы квалификацию?
Он подошел к столу, взял стопку листов и... швырнул на пол. Бумаги разлетелись веером по линолеуму, некоторые скользнули под холодильник.
— Вот что я думаю о твоей работе, — произнес он, наблюдая, как Лариса опускается на колени, собирая листы. — Ты живешь на мои деньги, в моей квартире, но строишь из себя независимую женщину.
Лариса подняла последний лист, смятый и грязный. Руки дрожали, но не от страха. От ярости, которую она привычно проглатывала.
— А знаешь что? — Павел шагнул ближе. — Не нравится — уходи. Проверим, как ты без меня проживешь.
Она встала, прижимая к груди помятые листы. Посмотрела на мужа — на этого человека, который пятнадцать лет назад дарил ей цветы и говорил, что она самая умная женщина из всех, кого он встречал.
— Хорошо, — сказала она так тихо, что он не расслышал.
— Что?
— Ничего, — Лариса отвернулась к плите. — Борщ готов.
Но что-то изменилось в этот момент. Что-то щелкнуло внутри, как выключатель. Павел прошел в зал, хлопнув дверью, а она стояла у плиты и думала не о том, как больно, а о том, что пора.
Пора готовиться к уходу всерьез.
Тайные планы в ночной тишине
Половина второго ночи. Лариса сидела на кровати, поджав ноги, с ноутбуком на коленях. Павел спал, развернувшись к стене — как всегда после ссоры. Дышал ровно, спокойно. Для него вечерний скандал был просто способом выпустить пар.
Для неё — последней каплей.
Экран светился голубоватым светом. Страница курсов синхронного перевода. «Профессиональная программа. Международные сертификаты. Трудоустройство лучших выпускников». Цена кусалась, но Лариса уже подсчитала — за три месяца интенсивной работы она накопит нужную сумму.
Курсор мигал в строке «Имя». Она набрала: «Лариса Сергеевна Воронина». Не Павлова, как в паспорте. Воронина — девичья фамилия. Та, с которой она хотела строить новую жизнь.
Телефон номер. Электронная почта. Способ оплаты.
Руки дрожали, когда она вводила номер карты. Это была её карта — та самая, на которую поступали деньги за переводы. Павел даже не подозревал о её существовании. Считал, что клиенты переводят ей на основную карту, привязанную к его счету.
А она год назад оформила отдельную. Тихо, без громких заявлений.
«Оплата прошла успешно. Добро пожаловать в команду профессионалов!»
Лариса закрыла ноутбук, легла, закрыла глаза. Но сон не шел. В голове крутились мысли, планы, страхи.
На тумбочке лежал блокнот — обычный, в клетку. Она зажгла лампу, открыла его. На первой странице уже были записи:
«Курсы — 45 тысяч. Аренда комнаты — от 15 тысяч в месяц. Коммунальные — 5 тысяч. Еда — 10 тысяч».
Итого: 75 тысяч в месяц минимум.
У неё на счету было 120 тысяч. Накопленных за полтора года тайной работы по ночам.
Хватит на два месяца. А дальше...
Дальше она должна зарабатывать уже сама. Без Павловых окриков, без необходимости отчитываться за каждую потраченную копейку.
Она перевернула страницу, написала: «План действий».
Пункт первый: «Закончить курсы».
Пункт второй: «Найти постоянных клиентов».
Пункт третий: «Найти жилье».
Пункт четвертый: «Уйти».
Последнюю строчку подчеркнула дважды.
Павел во сне повернулся, бормотнул что-то неразборчивое. Лариса замерла, прислушалась. Нет, спит.
Она спрятала блокнот под матрас, выключила лампу. Теперь у неё было не просто желание уйти. Теперь у неё был план.
Сын задает неудобные вопросы
Егор застал мать в коридоре, когда она развешивала мокрые рубашки на сушилке. Двадцатилетний, высокий, с отцовскими чертами лица, но мамиными глазами. Студент третьего курса, который привык считать отца авторитетом во всем.
— Мам, а зачем ты по ночам работаешь?
Лариса замерла с рубашкой в руках. Значит, заметил. Она думала, что никто не видит, как она после полуночи сидит с ноутбуком.
— Дополнительный заработок, — ответила осторожно, продолжая развешивать белье. — Хочу себе что-то купить.
— Что именно?
Прямой вопрос. Егор никогда не лез в дела родителей, но сейчас смотрел внимательно. Изучающе.
— Курсы. По повышению квалификации.
— А папа знает?
Вот оно. Лариса повесила последнюю рубашку, повернулась к сыну.
— А должен знать?
— Ну... — Егор пожал плечами. — Вы же семья. Папа же все оплачивает.
«Все оплачивает». Как это знакомо. Егор усвоил отцовскую логику: кто платит за квартиру и еду, тот имеет право решать.
— Егор, сядь, — Лариса кивнула на табуретку у стены. — Поговорим.
Сын сел, настороженно глядя на мать. Он редко видел её такой — собранной, серьезной.
— Ты помнишь, кем я работала, когда ты был маленьким?
— Переводчиком в каком-то институте.
— В НИИ космических исследований. Я переводила документацию для международных проектов. Зарплата была небольшая, но работа — интересная.
— Ну да. А потом папа стал много зарабатывать, и ты ушла. Зачем работать, если можно не работать?
Лариса посмотрела на сына. Двадцать лет, а рассуждает как пятидесятилетний патриарх.
— А если «можно не работать» — это не свобода, а клетка?
— Мам, о чем ты?
— Я хочу спросить тебя кое о чем, Егор. Если завтра папа скажет: «Иди работать дворником», ты пойдешь?
— Конечно, нет.
— А почему?
— Потому что... — Егор замолчал, соображая. — Потому что у меня есть выбор.
— Вот именно. У тебя есть выбор, потому что у тебя есть образование, профессия. А что у меня?
Егор молчал.
— У меня есть образование, которое пятнадцать лет не использовалось. И нет никого выбора, кроме как слушаться того, кто «все оплачивает».
— Но папа же не заставляет тебя...
— Егор, — Лариса села рядом. — Вчера отец швырнул мои переводы на пол. Сказал, что это мусор. А потом добавил: не нравится — уходи.
Сын нахмурился.
— Наверное, он просто устал...
— Может быть. Но знаешь что? Я готовлюсь к тому, чтобы у меня действительно был выбор.
Егор долго молчал. Потом спросил:
— А если ты уйдешь... что будет с нами? С семьей?
Лариса взяла его руку.
— Ты уже взрослый, Егор. Семья — это не тюрьма, где все держатся за страх потерять крышу над головой. Семья — это когда люди выбирают быть вместе.
Чемодан, который ждал своего часа
Этот день начался как все остальные: Павел ушел в офис, хлопнув дверью. Егор — в университет. Лариса осталась одна с грудой посуды и привычной тишиной.
Но к вечеру что-то в воздухе изменилось.
Павел пришел раздраженный. Проблемы на работе, пробки, усталость — весь коктейль плохого настроения вылился на Ларису с первых минут.
— Опять дома сидишь? — бросил он, проходя в зал. — Хоть бы ужин нормальный приготовила.
Лариса молча поставила на стол тарелки. Котлеты, пюре, салат из капусты. Обычный семейный ужин.
— Это что за котлеты? Подошвы какие-то.
Она не ответила.
— Я сегодня весь день в разъездах, клиентов развозил, а дома — такое. Ты хоть понимаешь, что на мои деньги жить не так просто? Каждый рубль зарабатывается потом и кровью.
Лариса ела молча.
— А ты что молчишь? — Павел повысил голос. — Совесть есть вообще? Тридцать семь лет, а ведешь себя как иждивенка какая-то!
Он встал из-за стола, прошелся по комнате.
— Знаешь что? Мне это надоело. Вечно недовольная рожа, вечные претензии. А сама что? Сама ноль без палочки.
Лариса отложила вилку.
— Не нравится — уходи! — выкрикнул Павел. — Надоела уже со своими переводами гребаными. Думаешь, кому-то нужна твоя филологическая степень? Да тебя без меня никуда не возьмут!
Тишина повисла в воздухе. Павел стоял у окна, тяжело дыша. Лариса сидела за столом, глядя в тарелку.
Потом она встала.
— Хорошо, — сказала тихо.
— Что «хорошо»?
— Я ухожу.
Павел обернулся:
— Что?
Лариса прошла в спальню. Под кроватью стоял небольшой чемодан — тот самый, который она собрала месяц назад «на всякий случай». Достала его, поставила на кровать.
— Лариса, ты что делаешь? — В голосе Павла появилась растерянность.
Она открыла шкаф, достала сумку с документами. Паспорт, диплом, трудовую книжку, банковскую карту. Все, что нужно для начала новой жизни.
— Ты же не серьезно? — Павел стоял в дверях спальни. — Это глупости какие-то. Куда ты пойдешь?
Лариса взяла чемодан за ручку. Он был легкий — только самое необходимое.
— Лариса! — окликнул Павел. — Постой, давай поговорим нормально.
Она обернулась на пороге:
— Мы уже поговорили. Пятнадцать лет говорили.
— Но я же не думал... Я просто нервничал...
— Я знаю. Ты всегда просто нервничаешь.
Лариса взялась за ручку входной двери.
— Подожди! А квартира? А Егор? Ты подумала о сыне?
— Егор взрослый. Он сам решит, с кем ему жить.
Дверь закрылась тихо. Без хлопка, без громких слов.
Павел остался стоять в прихожей, глядя на закрытую дверь. Впервые за пятнадцать лет его угрозы сработали не так, как он рассчитывал.
Новый дом размером с комнату
Станция метро «Сокол». Старые дома, узкие дворики, атмосфера Москвы, которая еще помнила советские времена. Лариса стояла перед подъездом с облупившейся краской и проверяла адрес в телефоне.
Дом номер семнадцать, квартира сорок два.
Хозяйка встретила на лестнице — женщина лет шестидесяти, в домашнем халате поверх джинсов.
— Вы по объявлению? Проходите, покажу.
Комната была небольшая — метров двенадцать. Старый паркет, высокие потолки, окно во двор. Диван-книжка, стол, шкаф советских времен, холодильник в углу.
— Кухня общая, — объяснила хозяйка, — но пользоваться можете когда угодно. Я одна живу, готовлю мало. Душ тоже общий. Пятнадцать тысяч плюс коммунальные.
Лариса кивнула:
— Беру.
— Так сразу? Может, подумаете?
— Нет. Мне подходит.
Через час Лариса сидела на диване в своей новой комнате. Чемодан стоял у стены, пока не распакованный. На столе — кружка с чаем, которую дала хозяйка, и ноутбук.
Тишина была другая. Не та напряженная, полная невысказанных претензий, как дома. А простая, честная тишина одиночества.
Лариса открыла ноутбук, зашла в почту. Семнадцать писем от заказчиков. Техническая документация, медицинские справки, договоры. Работы на два дня минимум.
Она включила настольную лампу — старую, с зеленым абажуром, явно оставшуюся от прежнего жильца — и принялась за переводы.
В девять вечера звякнул телефон. Егор.
— Мам, папа сказал, что ты ушла.
— Да.
— Серьезно?
— Серьезно.
Пауза.
— А где ты живешь?
— Снимаю комнату. На Соколе.
— Мам... — голос сына был растерянный. — А что теперь будет?
— Теперь я буду жить своей жизнью. А ты решишь, какую жизнь выбираешь ты.
— Можно я приеду? Посмотрю, как ты там?
— Конечно. Приезжай.
Лариса отложила телефон, посмотрела вокруг. Комната была маленькая, старая, чужая. Но впервые за много лет она чувствовала себя дома.
За окном гудели машины, где-то играла музыка, слышались голоса прохожих. Жизнь продолжалась — своя собственная жизнь.
Лариса вернулась к ноутбуку. Завтра у неё первое занятие на курсах синхронного перевода. Новая профессия, новые возможности.
Новая она.
Петербург. Признание
Конференц-зал гостиницы «Астория» в Санкт-Петербурге гудел на трех языках. Международная IT-конференция, двести участников, синхронный перевод на русский, английский и китайский.
Лариса сидела в переводческой кабине, в наушниках, перед микрофоном. Строгий костюм, аккуратная прическа, уверенные движения профессионала. Полгода назад она даже не могла представить себя в этой роли.
— The main challenge in implementing blockchain technologies... — говорил докладчик.
— Основная проблема при внедрении блокчейн-технологий, — переводила Лариса, — заключается в необходимости изменения существующей инфраструктуры...
Голос спокойный, четкий. Ни тени сомнения или волнения.
В зале она заметила знакомую фигуру. Егор. Он сидел в последнем ряду, смотрел на кабину переводчиков. На неё.
Он приехал. Сам, без отца. Сказал, что хочет посмотреть на маму в деле.
После перерыва началась вторая часть конференции. Лариса работала с напарницей — они сменяли друг друга каждые полчаса. Сложная тематика, быстрая речь, технические термины. Но она справлялась легко, как дышала.
— ...revolutionary approach to data processing will fundamentally change...
— ...революционный подход к обработке данных коренным образом изменит...
В конце дня, когда участники конференции расходились, Лариса вышла из кабины. Егор ждал её в фойе.
— Ну как? — спросила она, снимая наушники.
Сын молчал, разглядывая её. Мать в деловом костюме, с бейджем «Переводчик», окруженная коллегами, которые что-то обсуждали с ней по-английски.
— Мам, — сказал он наконец. — А ты всегда так умела?
— Что — так?
— Вот так... профессионально. Уверенно.
Лариса улыбнулась:
— Всегда. Просто не всегда имела возможность показать.
Они шли по Невскому проспекту. Егор рассказывал о университете, о курсовой работе, о планах на будущее. А потом внезапно остановился.
— Мам, прости.
— За что?
— За то, что не понимал. Думал, папа прав. Что ты просто... ну, просто дома сидишь и ничего не делаешь.
— А теперь понимаешь?
— Теперь понимаю, что ты настоящая.
Они остановились у канала Грибоедова. Вечерний Петербург отражался в темной воде, фонари зажигались один за другим.
— Знаешь, — сказал Егор, — папа спрашивает, когда ты вернешься.
— А что ты ему отвечаешь?
— Что не знаю. А теперь скажу: что мама не вернется. Потому что она наконец стала собой.
Лариса обняла сына. Высокий, взрослый, он стоял рядом с ней на набережной и впервые видел её не как маму-домохозяйку, а как человека, у которого есть своя дорога.
— Хочешь, покажу тебе завтра город? — предложила она. — У меня свободный день.
— Хочу. И еще... мам?
— Да?
— Я горжусь тобой.
Эти слова стоили всех трудных месяцев, всех страхов, всех бессонных ночей с переводами. Стоили решимости собрать чемодан и уйти в неизвестность.
Лариса смотрела на воду канала и думала: иногда, чтобы найти себя настоящую, нужно просто перестать бояться остаться одной.