Я не знаю, есть ли месяц, который можно любить больше, чем август.
Может, есть у кого-то другой любимый. А я бесконечно люблю его, мой август...
Хотя есть в нём глубокие ноты печали. Но он, август, и лечит печали эти.
Днями своими, полными нежного тепла.
Прохладными ночами...
И несравненно хороши августовские утра, с их горьковато-прозрачными запахами, солнцем, играющем в диковинно сплетённой паутине, как никогда не суметь самой искусной чьей-то руке...
Глянешь вокруг утром, и остановится взгляд на картине, достойной кисти великого художника.
Сорвёшь ягодку-другую, и наполнится рот неземной сладостью, и возблагодаришь Вселенную за рай на земле...
Время как-то быстрее идёт в августе, скатываясь в раннюю осень. Уже и листьев сухих, жёлтых полно под деревьями. Но нет пока грусти от этого...
...Стоит на тротуаре слепой музыкант. Его саксофон разносит по округе бессмертное "Бесаме мучо". Остановишься послушать, и защемит в груди...
Вспомнишь когда-то наизусть выученное и шёпотом повторишь, идя по дороге: "«Август надо цедить медленно, как грушевый ликер. Наливать в маленькую рюмочку, отхлебывать по капельке, а сквозь рюмочку смотреть на солнце... Августовские ночи надо разбавлять огоньками свечей, молоком, налитым в плошку для домового, мурлыканьем кота и стрекотом кузнечиков. Августовские дни надо закладывать меж страниц книг, как закладки, чтобы потом вытряхивать их жар, в промозглом ноябре достав эту книгу с полки..."
Улыбнёшься спорам вокруг этого - писал это Брэдбери, не писал...
Поймаешь на себе удивлённый взгляд прохожего. Должно быть, он услышал шёпот...
Улыбнёшься ему, недоумевающему, и пойдешь прочь, медленно ступая по августу.
Идя к себе. Не домой, а - к себе...
