Предисловие
Загорал ли кто из любителей солнечных ванн на крыле самолёта в сорокоградусную жару? Не советую даже пробовать. В такие погоды на алюминиевом «пляже» и в мягких тапочках долгое время не продержаться, а вы размечтались в плавках на солнышке погреться. А ведь нам приходилось работать в таких условиях, ремонтировать машины под жарким среднеазиатским солнцем на открытом воздухе.
В 100-й цех Ферганского Авиационного Завода (ФМЗ) автор впервые попал в 1977 году, будучи посланным в сей замечательный город в качестве студента авиационного техникума на полугодовую курсовую практику.
Юность – самое замечательное время, знакомство со взрослой жизнью, рождение ответственности за пребывание своё на земле бренной, средь людей, заинтересованных тобой – неподражаемым; первая проба самостоятельности, обретённая возможность существования без родительской опеки.
Мастера на заводе не особо напрягали практикантов. Понимали - нам учиться надо. Да и не доверяли особо учёным малолеткам. Наделают таланты на отработанной машине что ни попадя, потом разгребай за ними их заумки, далёкие от заявленного техпроцесса.
Я нашёл для себя отличное местечко, где можно было залечь во время безделья – командирское кресло в фонаре АН 12-го. А кто бы не захотел оказаться за штурвалом, хоть на минутку почувствовать себя пилотом, ощутить восторг полёта хотя бы в мечтах? А коль понадоблюсь кому, найдут. Не покидал я территории ремонтного цеха, присутствовал на рабочем месте.
А какие были там женщины! Электрики, мастера мелких сборочных работ – это вам не конторские разукрашенные красавицы. Девушки с чистыми увлечёнными глазами, в отглаженных, идеально подогнанных спецовочках. Женщине пристало нравится даже в работе. Жаль, не дорос я до них, будучи шестнадцатилетним, а ведь некоторые были не замужем пока. Прыгал недоростком по стапелям, хвастал ловкостью, учился завоёвывать симпатии. Безрезультатно пока, но мне и улыбок их хватало. Красота рождает чувства, женская – особо.
В тот знаковый период нашей практики группа 100-го цеха, к которой я был приписан, как раз пробовала собирать из двух самолётов один. Один АН-12 на брюхо сел, у другого посадка вовсе грубой была. Подобной операции нигде в мире ещё не проводили, и не возьмутся никогда больше за это бесперспективное дело. Аэронавтика – это вам не автомобильный спорт, где можно детали с одной машины на другую переставлять. После эти самолёты так и остались на заводе: один в пожарке был приспособлен для тренировок по тушению, другой - в заводском пионерлагере на вечной стоянке. Как бы там ни было, повезло мне необычайно с той практикой. Приобрёл я первый опыт самолётостроителя.
После техникума пришлось мне расстаться на два года со своей небесной мечтой. Армия – гражданский долг настоящего мужчины. И не всем удаётся попасть в войска по выбранной специальности – куда пошлют.
Два года не срок. А на заводе меня ждали. Поинтересовались, где я предпочту работать. Конечно же в 100-м! Перспектива всю жизнь провести в закрытых стенах меня нисколько не устраивала. А тут – свобода! Горы видны и аэропорт не за забором. Взлёт самолётов на виду.
А откуда мне было знать тогда, что номер цеха за эти два года отошёл другому производственному образованию. На ремонтной территории остался один цех – 39-й. Номера цехов ещё не раз менялись за мою двадцатилетнюю деятельность на ФМЗ, но основа нашей работы оставалась той же – мы собирали хвостовое оперение к самолётам ИЛ-76. Сам самолёт взлетал с Ташкентского ЛИСа, где и производилась основная сборка – на легендарном ТАПОиЧе, почившем ныне, впрочем, как и его филиалы – ФМЗ и АМЗ (Фергана и Андижан).
Ежемесячный план по количеству собранных машин на пике развития завода для нас довели до шести агрегатов. Плюс экспортные машины. Итого – семь, восемь самолётов в месяц. Редко когда запланированное сверху не исполнялось. Работы были отнормированы и вполне выполнимы при должной производственной дисциплине. Эта была наша зарплата – премируемая. Делали же мы немногим больше, подписывали с руководством встречные договоры – почины по улучшению качества, ритмичности, выполнения плана на 103%. В конце же года подписывались на аккордные работы и в декабре собирали до десятка машин – мечта Шойгу по годовому производству.
Руководство с одобрением откликалось на наши предложения. Правительству необходимо было знать, какими производственными мощностями располагает страна, насколько готовы мы дать отпор алчному капитализму, доживающему последние сроки.
Не ставлю целью принизить современную Россию, сравнивая настоящее с прошлым великой страны. Хотя оно того стоит. Рассказать же хочу о наших ребятах, простых среднеазиатских парнях, на плечи которых была возложена высокая ответственность в строительстве советского воздушного флота, самого-самого в мире.
Подтолкнул же меня на эту авантюру Сашка Захаров, мой товарищ по работе на ФМЗ. Для меня он Сашка, вас же прошу, уважаемые мои читатели, называть его Александром Петровичем. Он того стоит, да и возраст его подошёл к уважительному отношению от окружающих.
- Ты, Игорёха, всё сказки пишешь, - попрекнул меня Саша в переговорах по «скайпу». – А слабо о нас написать, самолётостроителях?
Как не откликнуться на такое предложение. «Вот с тебя и начну», - попытался испугать. Не напугал. «Обо мне ты плохого не напишешь», - ответил Сашка и оказался прав.
Написал я уже о тех временах, не прочесть самому. Больше о себе, любимом. От себя, оно ближе, и пишется легче. Некоторый читатель не любит тех, кто много «якает», оттого буду прописывать себя под своим именем, но от третьего лица. К пожеланиям читателя стоит прислушиваться, а без себя тут не обойдёшься. Я из тех времён.
Писать о друзьях рискованно. А если ошибусь ненароком, наделяя их несвойственными им характерами? Сколь изменились они за временем, сколько забылось. Придётся набраться смелости, не убояться оказаться поверхностным. Придётся просить у них разрешения на публикацию, узнавать о прожитых годах на новой родине - негостеприимной мачехе России. Все, с кем удалось мне связаться, рассказывали, как тяжело им удалось приживаться на новом месте. Подняться удалось не всем.
Связь с друзьями у меня есть. Поговорим, вспомним. Хорошее дело – интернет.
Глава I. Моторины
В бригаду Моториных Игорь пришёл не сразу. Почти месяц пришлось ему прозябать в татарской бригаде на основной сборке стабилизатора. Не удосужились мужики снизойти до молодого рабочего с разрядом, которого учить приходится. «Смотри и учись сам». За ученика премируют, а к бесплатному обучению технаря наставника не нашлось. Всякой новой работе необходим опытный советчик, с наскока даже метёлку толком не освоить, а тут – самолёты.
Ко всем этим нестыковкам ещё случай каверзный вышел. Самый молодой татарин, Халилов Толик, решил всё же взять покровительство над новичком. Не было у него ещё учеников, решил похвастать своим умением. Сунул Игорю в руки фиксаторный ключ и ткнул пальцем в панель стабилизатора:
- Сейчас Камиль здесь просверлит, а ты фиксатор в отверстие вставишь.
Камиль просверлил – в палец Толика. Профессионализм видно сразу, угадал опытный сборщик действия напарника с точностью до миллиметра. Сколько этих пальцев было просверлено за век освоения неба – не сосчитать! Этот случай стал цеховой легендой, в которой вина Игоря была неоспоримой. Осмеяли Толика, а татары этого не любят.
Есть такая операция в самолётостроении, на чуйку сборщика – умение попасть через панель в закрытое ведущее отверстие. Технологии обязывают делать к тому точные замеры и разметки. Семь раз отмерь, как говорится. Уважающий себя сборщик всё делает по своему: нащупает пальцем ведущее отверстие, а дрелью метит по чистой панели. Как только забурчит холодок между ног, стало быть, попали, можно сверлить без оглядки. Опыт приходит с ошибками, с разорванными пальцами, с лишением премий за брак.
Просидел Игорь на стапеле без толку за чертежами и подошёл к старшему мастеру Пономарёву с претензиями: «Я что, техникум зря кончал? Мне работать надо, деньги зарабатывать, жизнь налаживать».
Пономарёв без лишних вопросов повёл зарвавшегося новичка по цеху, познакомил со всеми сборками и бригадирами. Сборки панелей и нервюр показались Игорю довольно просты, не по его высоким устремлениям. Где бригадир выглядел больно суров, а на центральном обтекателе сборка оказалась грязной – рабочие в защитных скафандрах подгоняли фонарь из композитных материалов.
Лобовики Игорю понравились своей аэродинамичной белизной. Сборка сложная, ответственная. Есть к чему приложить знания. Бригада приглянулась с первого знакомства: мужики приветливые, молодые, небольшого роста все, слаженные. Похожи чем-то меж собой, неуловимо. Не знал ещё Игорь, что все они братья – Моторины.
- Берём, - без лишних слов выдал старший – Лёнька. Игорь прошёл по кругу, пожимая руки, знакомясь: Леонид, Костя, Генка. Пономарёв не остался на приёмку нового человека в бригаду, ушёл. У старшего мастера и без того дел по горло.
Работа для Игоря нашлась сразу, несложная. Он наживлял анкера для последующей клёпки, вставлял заклёпки. Даже инструмента для того дела не потребовалось, всё вручную. Для первого раза однообразие даже не приелось. Наконец-то Игорь был приобщён к делу настоящему, самолётному, помогал наставникам.
Ребята оказались разных характеров. Даже у братьев встречаются противоположные нравы. Да то и к лучшему. Надо же как-то различать людей, не то будут все на одно лицо, и не подзовёшь нужного человека.
Старший Лёнька был серьёзен, молчалив - бригадир. Крутился на стапеле, вымерял что-то на заложенном лонжероне, примерял нервюры. Игорю его действия были пока непонятны. За всю смену бригадир не обмолвился с практикантом ни словом.
Младший Костя – строг. Он самый крупный из братьев, хотя ростом даже до среднего не вышел. Костя разбирал пневмоинструмент, промывал детали в корыте, заполненном бензином «калоша». Механик. Эта работа не была заложена в обязанностях сборщиков, как узнал это Игорь позже. Ремонтом инструмента занимается специалист инструментальщик – Эмин. Хотя следить за исправностью матчасти для аккуратного работника не возбраняется. Ремонт инструмента Косте был явно по душе, и братья не осуждали его отвлечённые пристрастия. Отработают за него, зато с дрелью никаких проблем не будет.
- Ты тут скуку не разводи, - наставлял Костя Игоря. – А то был у нас ухарь один. Такой же как ты – практикант. Сидел, сидел вот так, и с дуру на лобовике звёздочку гвоздиком нацарапал. Лобовик тыщу рублей стоит, чтоб ты знал. А царапин на внешней поверхности не допускается. Уяснил? Захочешь развлечься, ко мне подойди. Я для тебя всегда работу отыщу.
Самый общительный был Генка. Это с ним Игорь наклёпывал анкера к поясу лонжерона, это Генка впервые доверил ему гайковёрт откручивать технологические винты. Генка учил его нужному делу. Показывал всё, рассказывал, объяснял.
Как ни удивительно это по сегодняшним дням, но первую зарплату Игорь получил, хоть и не заработал её. Так было принято: пришёл на завод, получи своё авансом, хоть и не работал. Деньги небольшие, да Игорь и таких ещё в руках не держал. Стипендия и солдатское пособие супротив зарплаты деньги никакие.
Как нужно распоряжаться первой зарплатой, Игорь знал. Простава – дело обязательное. Лёнька с Костей мокрого предложения Игоря не приняли, хотя и поблагодарили за приглашение. Оказалось, что Леонид вовсе не пил, к тому же спешил на заказной рабочий автобус до Вуадыля. В этом городке за 20 км от Ферганы жили Моторины. Костя же был за рулём, у него Урал.
Гена был за любую «мазуту», только бы жизнь веселее показалась. Игорь был только рад такому раскладу. С Генкой он сблизился, другие же братья пока относились к нему с некоторым высокомерием, как казалось. С наставниками дружеского застолья вряд ли получиться, одни наставления. К тому же траты на двоих много меньше, и Игорю не придётся обращаться к родителям за финансовой помощью.
Все заводские сборища проходят в аэропорту. Тут отмечаются профессиональные праздники, день рождения (это святое); сгоревшие на работе мужички забегают сюда традиционно по трое, или же в паре, если третьего не нашлось. Вообще-то, традиции пития соблюдаются, и в одиночку самолётостроители не пьют.
Узбеки умеют приветить гостя. Чайхана, выстроенная прямо над небольшой речкой Чек-Шура, заманивает прохладой и шашлычными ароматами. Это заветное место раскинулось в пяти шагах от завода, пройти мимо этих соблазнов трудно. Рабочего, уставшего после смены и изголодавшегося, отвернуть от близкого застолья могут только семейные обязанности, коих у Игоря не было. Ко всем этим радостям тут были к тому же ворота в большой мир, куда отправлялись счастливые пассажиры взлетающих серебристых лайнеров. Романтика путешествий, присущая отлетающим, непременно передаётся всем, самолёты провожающим.
Игорь с Генкой посидели, отдохнули, выпили. Утолили голод, раскусив по палочке шашлыка. Не хватило. Выпили, заказали ещё. Поговорили, пошутили, посмеялись. Друзья всегда найдут о чём поговорить, лишь бы не о работе. Жаль, времени у Генки оставалось мало до отбытия последнего рейсового автобуса до Вуадыля. Игорь зазвал его к себе в общагу, чтобы продолжить удачно складывающийся вечер. Посторонних в общагу не пускают, и факт этот уже романтичен. Генка отказался и выдвинул встречное предложение, пригласил собутыльника в Вуадыль. Игорю, свободному от житейских обязанностей, делать выбор не было надобности. Он мог рвануть хоть в Магадан едва там забренчит стакан.
Путь до Вуадыля недолог. В городе до рынка столько времени надо добираться, сколько по скоростной трассе в Шахимардан. Игорь взял в дорогу ещё одну бутылку водки, на представительство. Друзья только по разу успели глотнуть из бутылки, а автобус уже домчал их до конечной остановки.
- У нас дома не пьют, - заявил Генка. – Надо бы припрятать бутылочку. Завтра суббота, на работе на трезвость проверять не станут. Там и допьём.
Припрятали бутылочку под столб, как родную. Не найдут. К дому заспешили, трезвые почти.
Гостя приняли как самого дорогого. Бригада – что семья. Отцу ли Моторинскому об этом не знать - передовику-стахановцу. Игорь так и не понял, что сватали за него младшую сестрёнку Олю. Узнал о том позже, когда женился на другой.
Оказалось, что детей у Моториных пятеро: четыре брата и дочь. Лёнька жил отдельно, с семьёй. Костя к столу не вышел. Он успел уже отужинать и возился во дворе со своим «Уралом», готовился к завтрашней работе.
Игоря познакомили с четвёртым братом – Юркой. Оказалось, работает он в 100-м цехе, былой мечте Игоря. Бесконечные командировки по всей стране, общение с лётным составом. Не жизнь – полёт.
Юрка особо понравился Игорю, потянулся он попервости к новому знакомому. Не каждый день они встречались, и всегда улыбались друг другу, пытались найти общие темы к беседе, да не находилось их что-то.
Что случилось после, непонятно. Как-то Игорь узнал, что Юрка увлёкся добычей мумиё, ходил в горы, искал пещеры тайные. Игорь предложил свою помощь, безвозмездно. Горы притягивали, и походы его по горным тропам носили любительский характер. Хотелось приобщиться к высотам по-новому, профессионально. «Нет», - немногословно отказал Игорю Юрий. С тех пор хрустнуло что-то между ними. Здоровались при встрече, но былого притяжения больше не было.
Городок Вуадыль раскинулся в предгорьях, на границе с Киргизией. Горы одаривают эти места свежими ветрами. Свежесть сюда доносит речка – Шахимардан-сай. В горной речке той, с холодными водами и сильным течением, редко кто искупаться отважится. Разве что дети, узбечата, которым всё попробовать надо, испытать на себе.
Свежесть в жаркой Средней Азии ценность великая. Шабада – ласково называют узбеки прохладный утренний ветерок с гор.
Игорь с Генкою вышли на работу пораньше, первыми. Лёньку Костя на мотоцикле довезёт, друзьям же надо не опоздать к рейсовому автобусу. Заводской автобус по субботам рабочих не развозит. К тому же их ждала бутылочка заветная, брошенная и не обогретая. Беспамятный пьяница ключи вечно забудет, но о припрятанной наутро заначке помнит всегда.
Друзья вышли на пустырь, где вчера в потёмках припрятали бутылку. Их сторожевой столб стоял в центре, обзор с него был от горизонта до горизонта. Если бы и стояла тут стекляшка какая, блеск её был бы виден с трёх направлений за много вёрст в округе. Только не было здесь ничего, сбежала бутылочка. Мужики посмеялись над своими пьяными замыслами и поспешили на автовокзал. Утро лечит лучше всяких лекарств.
В субботние и воскресные дни работают по шесть часов, не более. Как коротать свободный длинный вечер в полупустой общаге, Игорь ещё не знал. В Фергане он был пока новичком и не решался без приглашения заходить в гости к малознакомым друзьям. Выезжать же к родителям в другой город на один день не было никакого смысла.
Полная энергии молодость рвала его всего изнутри, а он всё шарахался от стены к стене в своей маломерной комнатушке, под холодный душ второй раз на день вставал. То подушку всю изомнёт, пытаясь уснуть за книгой, то вскочит, на балкон выйдет. Уставится тупо в серость пустующей дороги, редкие машины поджидает, встречает. В зашторенные окна дома напротив заглядывает, пытается увидеть, как там люди семьями живут, что делают. А отовсюду музыка играет. Надо бы магнитофон прикупить. К музыке друзья потянутся.
Не выдержала юность заточения, рванул Игорь в мир людей прямо с балкона, с этажа третьего. Глупость – глупостью, а лазить на четвёртый этаж общежития к девчонкам как-то надо приспосабливаться, учиться с малого – с полёта вниз. Взлёт сам потом придёт, с поиска счастья.
Едва прошёл Игорь на открытое футбольное поле, где заводчане мячик гоняли, подлетает к нему узбек – расхлябанный весь, суетится, явно не в себе. А одет, вроде, прилично. То ли выпил лишку, то ли курнул анаши запретной. «Не трогай меня, - говорит. – Не бей. Я тебе сам все деньги отдам». За руки хватает, прижимается, движения сковывает. Игорь оттолкнул от себя настырного приставалу:
- Да не трону я. Сдался ты мне. Иди куда шёл.
- Спасибо, брат! Спасибо (чуть целоваться не лезет). Век не забуду, брат, - отстал, наконец, и путь-дорогу в никуда освободил.
«А я, ведь, ничего со стороны выгляжу, - возгордился Игорь, наматывая ногами километры ферганских дорог. – Боятся меня, зря в нахрап не полезут. Не зря я зарядку по утрам делаю».
Фергана славилась своими районными группировками: тякшинские, базарские. Чужаку в чужом районе бродить опасно. Это здесь убили брата знаменитого Абдулова, сдуру, ногой в голову.
А Игорь только в общаге заметил, что часов на руке у него нет. Мама их ещё в армию прислала подарком. Больше наручных часов Игорь в жизни не носил. Время узнавал по солнцу и перерыву обеденному.
Тяжело проводить выходные, когда не знаешь что делать и друзьями по увлечениям не успел обзавестись.
Глава II. Губенко
Игорь проснулся с восходом. Юности много сна не требуется. Былой тоски как не бывало. Раннее утро бодрит и предвещает загруженный день.
Игорь слез на землю по балконам по заложенной с вечера традиции и побежал по безлюдному городу догонять новый день, начало которого он проспал аж пять часов кряду.
Набегав положенные километры, он зашёл в общежитие с главного входа и с удовольствием отметил, что буфет уже открыт и можно выпить любимого виноградного сока с булочкой – заслуженно. Уже перед дверью своей вспомнил вдруг, что оставил ключи в комнате. Эх, молодость рассеянная! А ещё говорят, что старость беспамятная. Пришлось обходить здание и влезать на балкон по новой – дополнительное упражнение за вредность. Не расскажешь же кастелянше о своей глупости.
Улыбка буфетчицы окончательно настроила Игоря на счастье, женщины проделывают это неосознанно. Сытый и довольный собой, он поблагодарил кормилицу Замиру и поспешил удалиться, не желая отвлекать женщину от работы. В воскресенье ей надо бы освободиться пораньше, успеть накормить всех желающих.
Игорь прошёл по второму этажу общежития в надежде встретить знакомого, который помог бы ему загрузить пустой выходной день. На удивление дверь в комнату Вовки Дронова была открыта. Так-то Вовка посещал общежитие только с целью переночевать, обитал свободное время у семейного старшего брата, начальника механического цеха.
Дронов был мастером в группе по сдаче стабилизатора. Игорь знал его постольку-поскольку. Здоровались, разговаривали. Теперь же, в свободный день, Игорь понадеялся познакомиться с мастером поближе, больно уж общительным он показался при первом знакомстве. Они и вправду сдружились со временем. Дронов дорос до начальника цеха. В быту друзья общались на «ты», на работе же Вовка просил Игоря не фамильярничать и называть его по имени отчеству – Владимир Станиславович.
- Вовка! – окрикнул Игорь соседа в открытую дверь. – Ты дома?
- Да! Сейчас я, - послышался незнакомый голос с общего туалета. – Ты заходи пока, я скоро освобожусь.
Игорь обернулся на голос и с удивлением вперился в дверь, окрашенную через щели дьявольским красным свечением.
- Ты что там, колдуешь? – спросил он незнакомца. – Вообще-то я к Дронову.
- Колдовать я не умею, - послышался тот же голос, сдобренный славным смешком. – Фотки проявляю. А Дронова нет. Да ты проходи, не стесняйся. Выйду, поговорим.
Игорь прошёл на балкон, дабы не топтаться по чужой чистоте. Мужик не заставил себя ждать и скоро вышел, вытирая мокрые руки полотенцем. Игорь признал в нём Губенко с соседнего 38-го цеха, тоже Вовку. А он и не знал, что оба Вовки соседствуют в одной комнате.
Вовка выглядел настоящим мужчиной, следил за собой. Человек с лицом – кучерявый волос, идеально уложенный, баки, усы «подкова». Всё, что нужно мужчине – при нём.
- Фотки будешь смотреть? – подозвал Вовка Игоря. От первого предложения хозяина не отказываются, и гость с интересом перебрал запечатлённые моменты жизни ферганского авиагородка. Особенно заинтересовало его фото самолёта «Антей», который часто приземлялся в местном аэропорту.
- Ты как умудрился его сфоткать? – заинтересовался Игорь. – У тебя что, пропуск есть?
- Я места знаю, - с гордостью выдал Вова. – Есть в аэропорту проходы, где тебя никто не остановит.
- Я тоже знаю, - не заставил Игорь усомнится в своей осведомлённости. – Я там практику проходил. В следующий раз соберёшься в разведку, меня с собою не забудь.
- Лучше не надо, Игорёк. Лучше я сам, один. А то арестуют, греха не оберёшься. Лучше я тебе фотки отпечатаю. На память.
Вовку арестовали после, за его экстремальные увлечения. Сфоткал он «Руслан» и попался с поличным. Промурыжили несанкционированного фотокорреспондента полдня, пока паспорт его не доставили, личность не проверили. Изъяли фотоаппарат и плёнки. Отдали, правда, потом, с предупреждениями и подпиской. Оценили по достоинству рискового фотолюбителя. У Игоря по сей день хранится тот «Руслан» - красавец гигант, запечатлённый на вечной стоянке в фотографической рамке.
- Так ты и рисуешь ещё? – заинтересовался Игорь графикой женщины на стене. Обнажёнку нельзя было назвать «порнухой». На ватмане 24-го формата художник пытался передать женскую красоту, с чем нельзя было поспорить.
- Нет, это не моё, - заулыбался Вовка. – Вольдемар рисует. Знаешь Вольдемара? (Игорь кивнул). Я его попрошу, он для твоей комнаты тоже что-нибудь изобразит. Свои рисунки он дарит всем желающим.
- Я тоже рисовал когда-то, - похвастал Игорь. – Только я море, корабли рисовал. Портреты ваять мне не приходилось, но попробовать можно. Хочешь, вам пририсую что-нибудь для разнообразия, раз вы с Вовкой вид голых стен не переносите?
Вовка кивнул одобрительно:
- Ваяй! Будете у нас с Вольдемаром штатными художниками. Стенгазету на вас повесим для общаги.
- Не надо нас стенгазетами обвешивать! Мы и без общественных нагрузок рисуем неплохо.
Вряд ли Вольдемар – имя подлинное. Паспорт у него никто не проверял, и личные данные его общаговским ребятам подтвердить было некому.
Работал Вольдемар на отдельной территории, в 123-ем цехе, с которого завод и начинался. Это там начали строить лодки. Лодки в Ферганской Долине не нужны, негде на них плавать. Целесообразность этого производства была под большим сомнением. Может, таким образом готовили будущих самолётостроителей? Пути начальства неисповедимы.
Модным парнем был Вольдемар, как и его имя. Везде, во всём стремился себя показать. Мужик непризнанных талантов, он скоро уехал покорять столицу, и судьба дальнейшая его нам неизвестна.
Игорь же нарисовал обещанный летучий голландец с Багамских островов, рисунки несостоявшегося мариниста пару лет украшали общаговские стены рядом с шедеврами признанного в узких кругах портретиста Вольдемара. Этот творческий подлёт сблизил Игоря со многими общагинскими парнями, помог ему в новых знакомствах.
- Нарисую! – заверил Игорь. – Надо только ватман купить. Магазины открылись уже? Сколько времени, Вов.
Вовка подал Игорю объектив фотоаппарата:
- На, смотри. Я время так узнаю. Вон, видишь – в доме напротив окно занавесочками закрыто. А между занавесочками будильник стоит. Через этот объектив стрелки как наяву видны.
- А у меня часы вчера с руки сняли, - признался Игорь и рассказал Владимиру о испуганном узбеке на футбольном поле.
Позже Игорь с Вовкой Губенко не только сдружились, но и породнились. Игорь тогда уже успел жениться на девушке родом из Бийска. Двоюродная сестра жены на свадьбу не поспела, приехала в Фергану позже.
Сестра Ольга была остра на язык, всегда найдёт, что сказать - умно и сильно. Найдётся в ней чем ответить. Это к ней пришло ещё с работы на БАМе. Лишена она женской красоты, но женственности у ней не отнять. Чувствует она красоту по сей день и не чуждо ей слово доброе, высокое.
Вовка ездил за своей будущей женой в Бийск. Привёз её в Фергану, уговорил. Ольга работала недолго в 89 цехе. Крепкая семья случилась у Губенко, и сын их вырос настоящим мужчиной.
Цеха Игоря и Вовки объединили. Вся сборка хвостовой части ИЛ-76 разместилась в новом большом ангаре, и за новым производственным объединением закрепился один номер – 38.
Начальником цеха тогда был Эйдензон Леонид Израйлевич – человек высочайшей честности и незыблемых правил. Строгость и справедливость читалась в его облике. «Всякая работа должна быть оплачена», - наиболее частое изречение, слышимое с его уст.
Не все уважали Леонида Израйлевича. Всякая национальность имеет свои общие характеристики, закреплённые временем. Если в каком представителе отмечаются отклонения от выведенной нормы, значит, в нём что-то не так, неправильно. Или же он лукавит.
Двое друзей со сборки нервюр стабилизатора, мужики правильных воровских понятий, подловили начальника цеха на мосту через Чек-Шуру и избили до сотрясения мозга. Сделали, как и обещали. Не разрешал начальник пьянствовать на рабочем месте. Эйдензон засудил обидчиков, и мужики отсидели по два года за свою хулиганку.
Большинство же сотрудников начальника цеха уважали. С ним можно было поговорить обо всём. Разговор с Эйдензоном всегда заканчивался справедливыми выводами, верным решением.
Чем не угодил Эйдензон Вовке Губенко, непонятно. Вроде, дисциплинированным был Володя, малопьющим. Ни за одним застольем более ста грамм не выпивал. Пьяным его не видели ни разу. А что ещё нужно для безотказного работника? Видать, пошёл он на поводу приятелей с насыщенным хулиганским прошлым.
Вовка испортил цеховую стенгазету грязным росчерком «Эйдензон – позор» и перешёл в механический цех, освоил новую профессию токаря, которая пригодилась ему в будущем. Токаря многим более задействованы, нежели сборщики. Опытный токарь легко выточит контрафактную китайскую деталь и продаст её за англицкую. Кому по сегодняшним временам потребуются сборщики самолётов? Таковой профессии нет в реестре службы занятости большинства российских городов.
Дружба Вовки и Игоря не закончилась с разрыва их общих профессиональных влечений. Родственные связи крепче производственных. Совместно отмечаемые праздники и дни рождения только усиливали обоюдные интересы. А потом Вовка, как настоящий мужчина, приобрёл мотоцикл «Иж Юпитер». Увлечённый горами Игорь приветствовал приобретение друга и заманил Вовку горными походами.
***
Когда появились первые предпосылки развала авиационного завода, семья Губенко выехали в Россию с первой волной вынужденных переселенцев. Им было куда ехать, к тому же в Фергану зачастил Ольгин брат из Бийска – Женька. Женька с женой челночили, возили всякий хлам с одно региона в другой, перепродавали, наваривались.
«Вот так и надо жить», - учили мужиков женщины, ставя им в пример спекулянтов. Что может дать завод, на котором стали задерживать зарплаты, не поспевающие за ростом цен.
В Бийске Вовка устроился токарем на автопредприятие «КАМАЗ-Мастер». Женька продолжил выгодные поездки в Узбекистан, останавливался у Игоря. Рассказывал, что купили они хлебовозку, развозят хлеб по десятку магазинов. Живут хорошо, с голоду не страдают. Хлеб в семье всегда в достатке.
Страшная весть пришла в 1996-м: Женька повесился. Вовка приехал в Фергану полгода спустя, один, без жены. Не похож он был на себя. Молчал всё время, отвечал на вопросы невпопад. Выставил на стол бутылку водки и выпил её сам, не дождался, пока ему на стол накроют. Пробыл недолго, всего ночь переночевал, как помнится. Съездил к матери в Новкент и отбыл в Бийск. Больше его Игорь не видел. Отправился Вовка вслед за своим другом, братом названным. Дорога туда уже была проторена – через петлю.
О том, что случилось, узнали позже, когда Игорь перевёз семью в Бийск на постоянное место жительства. Узнали от Ольги.
Вовка получал зарплату водкой. Мало что удавалось продавать. А что заработал, тем и сыт. Так и пристрастился. Водка рушит психику ничем не меньше презренного окружения, которого в России с лихвой развелось.
Женькина жена с семьёй Игоря не общалась. Говорили, она умом сдвинулась по тихому. Молчала. Это произошло с ней после года тюремного заключения за торговлю наркотиками и последующей реабилитацией в наркологии. А ведь Игорь восхищался ей как русской женщиной, выросшей средь берёзок, коих в Узбекистане днём с огнём не сыскать. Умерла она молодой, только сороковник разменять успела.
Игорю удалось выжить в этом диком мире. Да и никакой он не дикий – хуже. В дикой природе всё подчинено своим законам, защищённым инстинктами. Человек цивилизованный многих инстинктов лишился, заменив их разумом. Если отнять у нас возможность размышлять, мы тут же лишаемся всех оставшихся в нас чувств и превращаемся в чёрти что – исчадие ада.
***
Все эти трагедии случились многим позже описываемых автором событий. Пока же авиационный завод наращивал темпы выпуска самолётов, выполнял и перевыполнял планы, заложенные правительством и так необходимые советскому народу для защиты от внешнего врага, алчущего и разорительного.
Извинит меня читатель, но по-другому рассказать о своих друзьях у меня не получиться. Придётся нам с вами попетлять по времени и отследить каждую судьбу самолётостроителей в отдельности, с времён счастливых до сегодняшних.
Глава III. Вредоносные простои
В бригаде Моториных всё чаще случались смены с простоями. Цех никак не мог наладить ритмичную работу. За простой платили немного, и крохи эти не могли удовлетворить ни запросы рабочих, коим семьи надо кормить, ни администрацию, для которой план стоял выше всего святого.
Лёнька Моторин организовал братьев на ревизию инструментальных шкафов, дабы «моторы» не шарахались по заводу бесцельно, не смущали своим праздным видом загруженных работой товарищей.
Раз в год на заводе проводилась плановая инвентаризация крепежа и нормалей. Проверка проходила три-четыре часа. Мужики драили свои рабочие места до блеска, дабы не ударить в грязь лицом перед проверяющими. Ни один заводчанин не пошёл бы на столь тщательную уборку рабочего места по личной инициативе. Прибирались по окончанию смены, по совести, по заведённому распорядку под присмотром контролёров. В цеху работали профессиональные уборщицы – приветливые узбечки, знающие своё чистоплотное дело лучше самого аккуратного рабочего.
Со старшим Моториным братья не спорили, приняли предложение бригадира с завидным энтузиазмом. На то, чтоб пересчитать по нескольку тысяч заклёпок десятка позиций, ни один час потребуется. Первым от муторной работы увильнул Костя, взялся за проверку и наладку инструмента – дрелей и пневмомолотков; втянулся в любимое дело, лишь Лёня ушёл в контору с вопросами по загрузке бригады. После перекура отошёл от порученного дела Генка, притащил откуда-то дюралевые болванки и приспособил их к стремянке, задумав крепёж для инструмента, дабы не держать его в руках при сидячих сборочных работах.
Игорь остался у шкафа один, считал рассыпчатую мелочь, прикусив язык от напряжения и периодически разминая затёкшие пальцы. Работёнка досталась ему въедливая, да Игорю не пристало спорить с бригадиром, мастерством ещё до того не дорос. Учиться и учиться ему делу самолётному.
Какой ни неприятной виделось то занятие, но имело оно под собой и позитивные последствия. Не мог ещё Игорь отличить заклёпку диаметром 2,7 от диаметра 3,1. А ведь каждый уважающий себя сборщик на ощупь чувствует малую разницу, не вставит в отверстие меньшую заклёпку. В противном случае после клёпки придётся высверливать утопленный крепёж без замыкающей головки, а это потерянное время. Несоразмерных заклёпок находилось в комплекте до десятка на тысячу, видать, наборщица со склада нормалей тоже не особо различала мелкие размеры.
Заклёпок было несколько больше отмеченного на ячейке количества. Технологи делали поправки на отбраковку. Болты выдавались строго по счёту.
Игорь закончил подсчёт очередной позиции и с туманной головой подошёл к Генке. Чувствовал он себя Золушкой, перебирающей просо.
- Запарился? – посочувствовал Генка. – Брось ты его! Всё равно этот счёт никому не нужен. Лучше подумай, как лучше, - «самоделкин» прикрутил к стремянке пневмоскобу (инструмент для клёпки) и пытался подсунуть под неё нервюрку. – Видишь, как неудобно получается. Нервюру двумя руками держать приходится, а на привод скобы нажимать нечем, рук не хватает.
- А нога тебе на что дадена? – выдал идею Игорь. – Педаль поставь и подсоедини её тросиком к приводу. Тросик с любого велика можно снять.
- О! Изобретатель выискался! – оценил Костя соображалку Игоря. – А где ты педаль собираешься брать? Пошли покурим, мужики. Кончай выдумывать, а то у нас не выйдет ничего.
Месяц спустя к универсальной стремянке Моториных потянулись мастера и инженеры. Смотрели, одобряли за творческое отношение к труду. Премий за рационализацию никто не получал. Рационализаторов приветствовали, но стать им дано было не каждому, только избранным. В Узбекистане блат процветал сильнее, чем в России, и на премию за инициативность мог рассчитывать только ближний круг. У рабочих и без того зарплат хватало.
В поиске занятости Игорь зашёл в архив и выписал чертёж переднего обтекателя с сопутствующим ему техпроцессом.
- И зачем ты это взял? – пристыдил Игоря Костя. – Читать будешь? Ты буквы хоть знаешь? Не найдёшь ты там ничего интересного. Этот техпроцесс наши технологи сочиняли, у них там одна техника безопасности прописана. Представление о настоящей работе у них никакое.
- Не слушай его, - выдал Лёнька Игорю своё мнение. – Взял, изучай. Дело хорошее. Будешь на разряд сдавать, эти знания тебе пригодятся. Можешь чертежи читать?
Техдокументацию Игорь сдал в архив на следующий день. Ничего сверхсложного в сборке лобовиков он не увидел. Всё просто и понятно. Молодой пытливый ум слёта зафиксировал все базовые размеры, и работа для Игоря сразу стала простой и понятной. Неправильно это, что Моторы не допускают его ко всем операциям. Только зря он так думал, кроме знаний в работе ещё существуют опыт и навыки, которые за ученическим столом не приобрести.
Это был недостаток Игоря – не был он достаточно прилежен в работе и больше «четвёрки» за качество не получал. Брал работу «на гора», никто не мог угнаться за ним в скорости выполнения операций. Не учитывал наш «стахановец» одного - авиация не добыча чёрного золота, и качество в самолётостроении стоит на первом месте. Оттого таким долгим было его признание, как самолётостроителя, и освоение новых сборок ему редко доверяли.
Простои в бригаде Моториных продолжались, а Лёнька принял в бригаду ещё двоих – братьев близнецов из Маргилана. Кому назвать их имена, не поверят, подумают, что автор их придумал – Хасан и Хусан. Братья не особо были рады пополнению в бригаде, да с авторитетом старшего Леонида не спорили. «Ставят третий стапель, - пояснял Лёнька своё решение по увеличению численности бригады. – Нам за тремя бригадами «стабилизаторов» не угнаться».
- А почему нам не предлагают аккордные работы? – поинтересовался как-то Игорь у бригадира. Уж больно ему хотелось скосить шальную деньгу, попробовать жизни всласть. – Стабилизатор частенько задерживается после смены, сдатчики почти каждую машину аккордно сдают. Мы же словно пасынки какие – не нужны никому.
- Вон наш задел стоит, три машины, - указал Лёня на стеллажи для хранения носовой части стабилизатора. – Будет третий стапель, будет и нам работа. Ещё будешь отказываться от сверхурочных.
- А на кой нам сверхурочные? – встрял в разговор Генка. – Нам по вечерам до Вуадыля добираться не на чем. На лишнюю бутылочку и по субботам заработать можно.
На аккордные работы Моторы вскоре всё же согласились. Игорь тогда женился уже и получил «однушку». Завод сам строил дома в авиагородке, и молодые специалисты, обзаведясь семьёй, без задержек получали квартиры. Это было традицией, подарок на свадьбу от завода. Так Игорь и зазвал бригаду к себе в гости с ночёвкой после многочасовой работы. Жена была не против гостей-полуночников, отнеслась с пониманием. А Моторы свернулись клубком в тесной комнатушке – прям на полу, на коврике. Братья как-никак. Благо, ночи стояли тёплые, и спали все с распахнутыми настежь окнами.
Аккорд этот случился после, пока же Лёнька выпросил у начальства работу, чтоб хоть как-то загрузить свою расслабившуюся на простоях бригаду. Отпустили мужикам клёпку передних балок, коих скопилось аж пять штук. Работа не из лёгких, для настоящих мужчин. Клепать стальные заклёпки, это тебе не мелочь дюралевую лёгонькой скобой щёлкать. Тут 5КМ (пневмомолоток наибольшей мощности) понадобится с руку величиной, да поддержка, коей зарядку по утрам не стыдно будет делать.
Инициативность правильного во всём Леонида стала понятна Игорю, когда он узнал, что бригадир у него коммунист. Редко кто из рабочих вступал в ту пору в партию. Ни к чему работягам эта лишняя забота, ответственность за судьбы страны. Карьеры нам на должной приверженности социализму не сделать, как необходимо то доказательство служителям заветов советских. Рабочему на признание потребуется профессионализм и результат. Хотя, все мы единогласно были «за». Ничто нам не мешало гордиться страной, которая впереди планеты всей, а над правительством мы посмеивались в каптёрках, беззлобно, по заведённой рабочей традиции смешных анекдотов – неправда, но весело. Смех – лучший отдых во время работы.
Клепать балку - час, не больше. А после счастливого дня с полной загрузкой бесполезные шараханья Моторинской бригады по цеху продолжились.
Бригада приметила для себя потаённое местечко в тенёчке под виноградником, где мужикам никто не мешал резаться в нарды и кричать в азарте «гярткам». Бригадира средь них не было. Лёнька бегал по конторам, решал нескончаемые бригадные проблемы.
Нарды осточертели вскоре до самых печёнок. Рабочие откинулись к горячей стене цеха, закурили, заговорили ни о чём, подыскивая интересные темы для беседы.
- Если подъёмный кран с особым усилием дёрнет себя крюком за фаркоп, он завалится на задние колёса, - выдал Костя своё, давно обдуманное замечание.
- Не будет такого! – заспорил Игорь. – Тут работает замкнутая система силы. Напряжение передаётся на трос и раму, и сводит всю энергию подъёма к нулю. (Нарисовал щепочкой на песке диаграмму векторов силы).
- Умник! – укорил Костя Игоря. – Наслушался всякой чуши от технологов. Вы только и умеете, что палочками на песке рисунки рисовать. А как дело делать, нету вас. Практика супротив теории всё одно, что балерина супротив тракториста. От того результатов уйма, от этой – выпендрёж один.
Пока старшие спорили, ученики, Хасан с Хусаном, кидали кубики, играли меж собой в «шиш беш», у кого больше камень выпадет.
- И что вы впустую бросаете? – устыдил братьев Генка. – Играли бы на интерес. И нам с вашей игры веселее бы стало.
- На фофаны! На фофаны играйте, - подал Костя идею, чем немало обрадовал Игоря, которому надоели пустопорожние споры с малограмотным наставником.
Братья с азартом застучали друг друга по лбу: бросок, щелбан. Видать, небольшая была у них братская любовь. Щелчки отдавались глухим звуком с пустых голов, пацаны то и дело тёрли себе вихры от боли. Пальцы у них были натренированы – не отнять. На земле выросли отроки, в работе. Хватило их на пару минут, не больше, лбы и того, и другого продолжения не выдержали. А смеху-то было! Хасан с Хусаном тоже улыбались, осознав свою глупость. Кривоватыми улыбочками, правда. Зато похожими.
- Мы с Вовкой как-то водку проносили по территории, - вспомнил Генка смешной случай на продолжение веселья. – Раньше с этим строго было, охрана по заводу только так шныряла. Проверяли всех праздно шатающихся: куда идёшь, что за пазухой прячешь. Так мы догадались бутылочку в носилки забросить и сверху её брезентухой прикрыли. Идём себе, покряхтываем с напряжения. При деле будто. Никто до нас не домогался.
- А откуда на территорию проходили? – поинтересовался Игорь.
- А вон за тем складом. Он бесхозный, закрытый, и с проходной за ним место не просматривается. Там, по-моему, по сей день колючая проволока сорвана. Людям ходу надо, они свои тайные проходы поддерживают в доступности.
- А вот мы сейчас и проверим, - загорелся Игорь. – Хасан рискнёшь? Или Хусан смелее? А лучше я сам. Ты здесь остаёшься (Хусану), а ты меня подстрахуешь. Свистеть умеешь? (Хасан засопел просвистывая). Лучше пой. Что знаешь?
- Каргаляр, уч сакарайлик, Маргилон йулида, - загундосил Хасан песенку дембеля, возвратившегося со службы в родной Маргилан. Встречали его три вороны. Песня, нашумевшая в своё время по всему Узбекистану. Хит своего рода, ставший народным. Пели её все, не исключая русскоязычных жителей многонационального Узбекистана.
Игорь скоро обернулся до магазина через забор. Хасан не успел проследить территорию на безопасность прохода, не успел затянуть любимую песню, махнул рукой появившемуся над забором знакомому силуэту: «путь свободен, можно прыгать».
Выходка Игоря-засланца осталась без последствий. Мужикам и по ста грамм не досталось с бесславного похода за запретным пойлом. Авантюрные наклонности Игоря не позволили ему в должной мере воспользоваться профессиональными способностями и знаниями, полученными в техникуме. Не доверяло ему особо руководство, и освоение новых сборок проходило без его участия.
Залёты у Игоря случались: три прогула за двадцать лет, появление на работе с запахом, курение в неположенном месте. Она по сегодняшним временам не так уж и страшная провинность, да дисциплина на авиазаводе поддерживалась на высшем уровне, от сборщиков требовали максимум ответственности, и никакого легкомыслия в работе не допускалось.
Признания Игорь добился только через пятнадцать лет. У него уже была медалька за многолетний труд, а тут снизошли, наконец, и выдвинули заслуженного сборщика к самой высшей награде – помещение фотографии на заводскую доску почёта. Игорь даже успел сфотографироваться, одолжил к тому ответственному делу у товарища модную новенькую спецовочку, да покрасоваться на почётном месте не успел, вляпался в очередную неприятную историю.
В то время Узбекистан уже вышел из состава СССР, и решался вопрос о принадлежности завода, о существовании авиационной промышленности как таковой. На заводе ожидалась комиссия из России. Рабочим было предписано скрыться в каптёрках, дабы территория цеха была свободна к приёму высоких гостей, и никакие посторонние шумы не мешали принятию ответственного решения.
Дисциплинированные рабочие вняли приказу начальства, и цех в тот день дышал тишиной, словно в выходные дни какие. Мужики, однако, хоть и попрятались, шептаться не намеревались. Не в наших правилах бездействовать, политинформации проводить. Рабочие прощались с любимым делом, дышащим на ладан. Многое чего надо было помянуть: страну великую, работу достойную, путь в небо указующею; жизнь нашу безбедную, насыщенную. Спиртяга лилася рекой. С каких щелей просачивался тот жгучий источник, не припомнить уж никак. Одно можно утверждать точно – опыт в том запретном деле в рабочих присутствовал.
В цеху на крышах угловых каптёрок стояли пожарные пушки устрашающих диаметров. Пожарная безопасность в современном авиаангаре была на высоте. Подпитый Генка влез на родную каптёрку, в которой пересмотрел ни одну дюжину пьяных снов, и расстрелял высокую комиссию из импровизированного орудия. Патронов у самочинного террориста не было, звуки выстрелов ему пришлось воспроизводить голосом.
Генку уволили после того скандального случая. Уволили не впервые уже. Да и после его принимали на работу пару раз, наверное. Некуда было ему идти, кроме как на завод. Генку же любили, поддерживали, пытались возвратить его на верный путь, да не удалось это никому.
В цех срочно вызвали наряд заводской охраны. Обнаружили нескольких нетрезвых рабочих, Лёху в их числе – никакого. Весь пьяный взвод повезли на служебном ПАЗ-ке на центральную проходную, где было специально оборудованное помещение за решёткой. По дороге Лёха лез обниматься к охранникам, вытащил у одного из них пистолет из кобуры. Буяна пришлось заковать в наручники. Да и после, протрезвлённый частично, Лёха вёл себя с блюстителями порядка по-панибратски. Знали все друг друга на заводе, уважали коллег. Делаем общее дело, как-никак.
Лёху уволили, несмотря на его стаж, на неоспоримые заслуги в освоении нового изделия, только недавно доверенное заводу – крыло ИЛ-114.
Опытный Игорь успел скрыться от облавы. А может, и направил его кто в укрытие? Сегодня того уж не припомнить никак. Залёг разогретый Игорёк на стеллажах склада нормалей, добрая кладовщица с пониманием приютила пьяненького мужичка.
Почти трезвый, проспавшийся Игорёк поблагодарил гостеприимную кладовщицу и направился к выходу – с голым торсом, со спецовкой через плечо. Двери ему предупредительно открыл знакомый охранник Камиль. Нет, он не поджидал его специально, обходил склады с проверками. Игорёк с вымученной улыбкой поздоровался с другом. «Пил»? «Немного». Отказываться от греха было глупо. Камиль предупредительно подождал, когда Игорь переоденется в чистое, и вывел нарушителя за проходную с обещаниями, что не узнает никто.
Игорь увольнялся годами позже после того каверзного случая. Увольнялся по собственному желанию, книжка его трудовая была чиста от вредных записей. Впрочем, и заслуг в той книжице была нехватка для получения достойной пенсии. Впоследствии оказалось, что не понадобились даже те малые благодарности, выданные руководством ФМЗ. Новая Россия былые достижения советского рабочего класса не признала.
Хасан с Хусаном в Моторинской бригаде проработали недолго. Братья перешли в бригаду по сборке панелей - узбекскую. Свой своего понимает лучше, да и сборка та была намного проще – сверли да клепай.
Национальный состав в бригадах руководством приветствовался. На родных традициях и работа спорится. Вражды меж нами по национальным претензиям никогда не замечалось. Подшучивали над татарами, узбеками, корейцами – не скрою. Подшучивали и над нами, русскими. Но всегда производственные взаимоотношения наши складывались на уважительной основе. Зависели мы друг от друга, и своевременная поставка от смежников влияла на нашу ритмичность.
«Сделаешь к сроку, Зуфар»? «Раньше будет, Игорь-ака». «Не подведи, урток (товарищ)». «Как можно, дорогой»?
Продолжение: