У бабушки Римы очень твёрдая жизненная позиция, состоящая всего из трёх железобетонных принципов. Первый ― никогда не делай то, что тебя напрягает. По этой причине в её жилище нет ничего лишнего и требующего особого ухода, а уборка производится очень редко. Второй ― правду нужно говорить людям в глаза и сразу, не делая скидку на то, что этим можно обидеть или ранить собеседника. Это мало кому нравится, поэтому у моей бабули нет друзей. И третий ― каждый человек имеет право знать о том, что предначертано ему судьбой, чтобы успеть подготовиться к неизбежному или попытаться что-либо изменить. Учитывая вышеперечисленное, нервы моей мамы сдали, когда мне было всего восемь лет. До того момента мы жили впятером в большой четырёхкомнатной квартире, но мама сказала папе: «Либо размениваем жильё и разъезжаемся с твоей мамой, либо разводимся. Я так больше не могу». В итоге они разменяли четыре комнаты на две и одну. Бабушку определили в однокомнатную квартирку на окраине, а мы переехали в двухкомнатную в центре. Маме сразу же значительно полегчало, а мне стало грустно, потому что бабуля никогда не заставляла меня делать то, к чему не лежит душа. Уроки учить лень? Ну и не надо. Подумаешь, двойку поставят ― невелика беда. Посуду за собой мыть не хочется ― просто положи в раковину и забудь. Не одна живу, кто-нибудь помоет. Мама из-за всего этого психовала и срывалась на мне, потому что у бабушки Римы всегда и на всё находился весомый аргумент ― небо не рухнет на землю из-за одной двойки или грязной тарелки. Когда я выросла и начала спорить с родителями, отстаивая своё право на личный выбор, мама часто говорила отцу: «Это твоя мать её испортила». А что она испортила? Планы родителей на мою жизнь?
Я попросила таксиста высадить меня возле продуктового магазина ― это в шаговой доступности от бабушкиного дома. Купила сахар и любимые бабулины мармеладные конфеты. Пока дошла до её жилища, вымокла вся от пота, хотя погода не улучшилась нисколько ― лекарство, наверное, подействовало. В целом самочувствие тоже уже не казалось предсмертным. Входная дверь в квартиру оказалась незапертой, потому что хозяйка ждала меня.
― Чего носом хлюпаешь? Заболела что ли? ― спросила она, стоило мне войти в прихожую, а потом заметила сумку и нахмурилась. ― С Эдиком своим поругалась?
Я присела на полочку для обуви и разревелась, хотя всю дорогу убеждала себя в том, что этот гад не заслуживает моих слёз. Бабуля правильно оценила моё состояние и поступила так, как поступала всегда ― ушла заниматься своими делами, дав страдалице возможность прийти в себя. Я извела на слёзы и насморк все свои носовые платочки, после чего сняла куртку, разулась и прошла в комнату.
― Спать будешь на диване, кровать я тебе не уступлю, ― сразу же поставила меня в известность родственница. ― В кастрюле суп гречневый, если голодная. Недавно сварен, не остыл ещё.
Я поставила сумку на пол у дивана, села, зажала руки коленями и спросила:
― У тебя от простуды есть что-нибудь? Или в аптеку надо идти?
― Что-то было, нужно посмотреть, ― ответила она, не отрывая свой взгляд от карт, разложенных на столе.
Сбоку бубнил телевизор на убавленной почти до минимума громкости. Комната выглядела на редкость чистой ― значит, недавно у бабули был приступ Золушки. Случается подобное нечасто, но если начинается, то бабуля не успокоится, пока не выскребет всё до последней пылинки. С кухни и правда доносился запах гречки. Я посидела немного молча, наблюдая за тем, как бабушка гримасничает, изучая расклад, а потом спросила:
― Ба, а ты только на картах гадать умеешь?
― Нет, конечно, ― отозвалась она. ― На кофейной гуще могу, на чаинках, по руке или расположению родинок на теле. Способов много, но карты больше информации дают. А что?
― А если я, например, с дерева листочек сорву и тебе принесу? По нему сможешь?
Она всё-таки посмотрела на меня удивлённо и поинтересовалась:
― Ты когда это обзавелась привычкой вопросом на вопрос отвечать?
― Ты сама только что сделала то же самое, ― заметила я. ― Так сможешь или нет?
Бабуля собрала карты, спрятала их в деревянную шкатулку и только потом ответила:
― Гадание по листьям похоже на хиромантию, но даёт сведения только о текущем моменте. По цвету листа, форме, количеству и направлению прожилок можно сказать о том, насколько верно то или иное принятое решение, болен ли человек, погряз ли он в сомнениях и проблемах. Будущее так не предсказывают.
― Ясно, ― приняла я к сведению эту ценную информацию.
Бабуля убрала шкатулку в шкаф и вынула оттуда же большой пластиковый контейнер с лекарствами. Села в своё любимое кресло, поставила коробку на стол и начала выкладывать на скатерть её содержимое, приговаривая:
― Это не то… Это от давления… Это слабительное… Это вообще не помню, откуда взялось… Это…
Она искала для меня лекарства, а я добросовестно вспоминала всё, что о ней знаю. Немного, оказывается. Разговоры о прошлом для неё относятся к перечню того, что напрягает, поэтому для всех, кроме моего отца, это всегда оставалось тайной за семью замками, а папа у меня не болтливый. Они приехали в этот город около четверти века назад. Моя мама тогда уже развелась со своим первым мужем и сама растила годовалую дочку. Родители сошлись, поженились, а потом у них появилась общая я. Ни старых фотоальбомов в нашей квартире никогда не было, ни разговоров о папиной или бабушкиной юности. До сих пор меня это не беспокоило нисколько, а теперь появились вопросы.
― Ба, ― позвала я.
― А? ― отозвалась она, не прекращая рыться в аптечке.
― Тебе привет от Жалейки из Брусничного.
Её рука застыла над контейнером, а в пальцах жалобно хрустнула коробочка с каким-то лекарством. Лицо стало бледным настолько, что я начала опасаться за старое бабушкино сердце. Бабуля медленно повернулась ко мне и громко сглотнула подступивший к горлу ком. Долго молчала, а потом нашла в аптечке валидол и сунула капсулу себе под язык.
― Значит, Уголёк про тебя вчера рассказывал, ― поняла я. ― Гадалка, которая тридцать лет назад сразу сказала, что не сможет стать частью общины, а потом исчезла в неизвестном направлении, пока переполох был, это ведь ты, да?
Её будто подбросило. Прошмыгнула мимо меня, схватила мою сумку и вытряхнула всё содержимое на пол. Потом проделала то же самое с моим мокрым рюкзаком. Я только наблюдала за ней с открытым ртом, удивляясь, откуда в медлительной и по жизни ленивой женщине внезапно взялось столько прыти. При этом бабуля так смачно сыпала ругательствами, что ей позавидовал бы даже тот похмельный сторож с фермы, который мне утром дорогу до Поповки объяснял. Уж и не знаю, как ей удалось безошибочно определить предметы, полученные мной от Филомены, но защита от мороков и пищалка были оперативно помещены в литровую стеклянную банку и залиты желтоватой жидкостью. Фонарик я у Эдика в квартире оставила, а то и его постигла бы та же участь. Из банки сразу же начало жутко вонять. Происходило это в ванной. Бабуля ускакала в комнату, а я осторожно пнула валяющуюся на полу пластиковую бутыль и прочитала на этикетке: «Соляная кислота. 14%».
― Мотя! Красный уровень! ― донеслось из комнаты.
Мотя ― это мой папа. Матвей Яковлевич. Мотей его только бабушка Рима называет. Даже мама не осмеливается так к нему обращаться, потому что он птица высокого полёта. Бабуля позвонила ему, но я так и не поняла, с какой целью. Спросила было, чего она такой кипиш подняла, но в ответ получила только приказ немедленно собирать свои пожитки. В грубой форме приказ, что бабушке тоже несвойственно. Пришлось подчиниться.
«Карета» с личным водителем уже ждала нас у подъезда ― и когда только папа успел это организовать? Я предусмотрительно захлопнула рот и лишних вопросов не задавала всё то время, пока неприметный автомобиль вёз нас куда-то за город. Промолчала и тогда, когда мы оказались в дачном массиве, а водитель заглушил двигатель у калитки чьих-то владений. Участок неухоженный, тропинка к старенькому домику давно и густо заросла сорняками ― видно, что это место хозяева забросили, но у бабушки при себе оказался ключ от ржавого уже навесного замка.
― Спасибо, Вить, ― поблагодарила она водителя и напоследок сказала: ― Всё, как обычно. Я с собой не взяла ничего.
Загадочно всё так. Я во всей этой суете даже забыла, что простужена. Вспомнила, когда из носа буквально потекло, но платочки закончились ещё у бабули дома, а просить, чтобы к списку «как обычно» добавили и их тоже, было как-то неловко.
― Чего встала? Заходи, ― рыкнула на меня бабушка, толкнув скрипучую дверь дачного дома.
Изнутри сразу же пахнуло плесенью и мышами так сильно, что у меня насморк почти излечился.
― Я воздухом подышу, ― вежливо отказалась я от приглашения. ― Ба, что за истерика? Может, объяснишь уже?
― Конечно, объясню, ― отозвалась она, деловито смахивая паутину с дверного косяка облезлым веником. ― Не знаю, каким ветром тебя в Брусничное занесло, но тамошние злыдни теперь нас в покое не оставят. Искать тебя будут. А как найдут, так и завещание написать не успеем ни я, ни ты.
Выходит, мои подозрения были не беспочвенными. Бабушка Рима никогда не врёт ― это не в её характере. Насколько бы горькой или обидной ни была правда, именно она и прозвучит. Но бабуля умолкла, а это означало, что я должна первой расщедриться на объяснения. Мне-то что скрывать? Выложила всё в красочных подробностях и сама удивилась, насколько жутковатая из этого получилась сказочка. Потом пришёл черёд бабули делиться сведениями. Присела она на облезлую лавочку рядом с таким же облезлым столиком, веник в траву бросила и начала фонтанировать откровениями.
― Древнее зло, значит… И ты в их сказки поверила?
― Ба, я впервые в жизни кота говорящего увидела и ворону-оборотня, ― оправдалась я. ― После такого во что угодно поверишь.
― Вот так они дурёх несведущих и заманивают к себе, ― проворчала бабушка сердито. ― Нет там никакого древнего зла, а вот сокровище в земле скрыто немалое. Несколько веков назад одна особо одарённая ведьма создала вещицу, которая позволяла ей не зависеть от времени. Она могла и в далёкое прошлое себя перенести, и в будущее, поэтому прослыла известной провидицей, которая никогда не ошибается. Придёт, например, к ней человек с вопросом, а она для него время остановит, сама ― шмыг мыслеобразом в нужный момент, осмотрится там, а потом возвращается с ответом. И никто не знал о её изобретении, потому что жизнь она вела уединённую, а любознательных гостей принимала редко и о нежелательных встречах тоже знала заранее. Кочевала с места на место, нигде надолго не задерживаясь. Любые ловушки и преграды обходила ловко, потому что все они были ей известны. Знала также, что созданный ею талисман особой силой обладает, которая не позволит его уничтожить. Перед своей смертью она разбила это сокровище на несколько частей, заговорила их специальным образом и велела птицам разнести кусочки по всему миру. Где упал такой кусочек, там земля его сразу же поглотила, а заговор особой магией защитил.
― Хочешь сказать, что один из этих кусочков где-то рядом с Брусничным упал? ― догадалась я, ни на мгновение не усомнившись в правдивости бабушкиной истории.
― Угу, ― кивнула она. ― Никто и не знал бы всей правды, если бы у той ведьмы не было сына. Он сам никаким даром не владел, но нос свой везде совать любил, а при жизни матери украсть настолько ценную вещицу не решился. От него она и скрыла своё сокровище таким необычным образом. Дожила до глубокой старости, сын тоже состарился, но вся эта суета с общинами именно от него пошла. Точнее, не от него самого, а от одного из его сыновей.
― Подожди, ― остановила я поток её откровений. ― Если та ведьма могла в будущее шастать, то знала, что осколки будут искать?
― Конечно, знала, ― деловито фыркнула бабуля. ― Не дура же. Понимала, что делала. Осколки эти нельзя из земли достать никак, хоть в лепёшку расшибись, поэтому она и не волновалась о будущем. Но они защищены с помощью собственного дара той ведьмы, а такие вещи можно отследить и отыскать.
Короче, дело было так. Изначально бесполезный ведьмин внук нанял всех ведунов, какие под руку подвернулись, и попросил их найти след бабкиной магии, соврав про то, что это очень злая древняя сила, которая может отнять много жизней, если её не сдерживать. Помер, так и не дождавшись результатов, но передал свои чаяния наследнику. Так образовалось что-то вроде секты, которая искала не предмет, а следы конкретной магии. Всего нашлось два осколка: один в Брусничном, а второй где-то очень далеко отсюда в тайге. Тот, второй, нашёлся первым. Нашедший сообщил об этом начальству. К месту находки были посланы уже не ищейки, а опытные мастера. Люди там тогда не жили, поэтому никто не мешал искать способ вынуть осколок из земли. Копали, но сокровище уходило ещё глубже, а работники начинали болеть и умирать один за другим. Потом нашёлся умелец, который и придумал способ с использованием силы девяти ведьм. Эта затея на самом деле тоже совершенно бесполезная, но он сразу сказал, что результат быстрым не будет, и на своём вранье разбогател неплохо. А в Брусничном всё началось с рытья нового колодца на месте родника по приказу купца Потапова ― захотелось ему, чтоб воду к столу и для мытья подавали каждый день не колодезную, а родниковую. Жена его, конечно, той ещё грымзой была, но её злодеяния вообще ни при чём. Прибывший на место внезапной эпидемии ведун просто связал разрозненные факты воедино и выкатил традиционную для таких случаях историю о древнем зле.
― То есть этот ковен только верхушка айсберга? Где-то есть ещё и главный злодей? ― сделала я вывод из бабулиного рассказа.
― Где-то есть, ― пожала она плечами. ― Об этом только глава общины знает, потому как напрямую перед ним обо всём отчитывается. Но может быть и так, что и она ничего не ведает. Передаёт сведения через третьи руки, а доходят они до адресата или никому не нужными остаются…
― А ты откуда это всё знаешь?
― А я, милая моя, из другой общины, которой эта насолила немало.
― Есть ещё община? ― удивилась я.
― Ага. Оппозиция, так сказать. У осколка сила особенная. Она не только в земле чувствуется, но и делает так, что вокруг этого места всегда много одарённых рождается. Дар всегда наследуемый, а нужен он для того…
― Чтобы не иссякла защита осколка, ― догадалась я.
― Молодец. На лету схватываешь, ― похвалила меня бабуля.
― Поэтому ведьмы ковена собирают сведения о потомках тех, кто раньше жил в Брусничном и поблизости?
― Ага. Та магия, что от наших предков по крови передаётся, помогает защите, а другая, что чистой силой посторонним преемникам достаётся, только вредить может. Сливая её в один поток, община пытается сломать защиту, а попутно избавляется от всех, кто этому мешает. Многих сгубили, злыдни. Даже детей не щадят, чтоб род не продолжился.
― Угу… ― приняла я и эту информацию к сведению. ― И давно тебе это всё известно?
― А с детства. Если б не знала, то как бы себя и сыновей уберегла?
― То есть папа и дядя тоже в курсе?
― А то как же!
― Они тоже с даром?
― Не, бесполезные оба с точки зрения магии, но в остальном пользу немалую приносят. Документы подделать, имена сменить, квартирку новую подыскать…
― А использовать власть против зла не пробовали?
― А это, милая моя, себе дороже. Ведьмы те свою совесть и руки открыто не пачкают, им предъявить нечего. Все злодеяния свои под несчастные случаи маскируют так, что не подкопаешься. И на их стороне вся общественность. Людей-то суеверных много, а о древнем зле каждый первый в радиусе ста вёрст знает. Попробуй тронь. И церковники туда же. Мы-то позже вместе собрались, а там всё веками оттачивалось.
― То есть ваша община существует только для того, чтобы защищаться и трусливо прятаться? ― уточнила я.
― А ты сама ли не трусливо сбежала? ― усмехнулась бабуля. ― Радуйся, что у нас организация на высоте и всё продумано до мелочей. Отсидимся тут пару дней, пока нам Мотя с Женькой новые документы не справят, а потом рванём в другое место. Их-то, бездарей, не вычислят, а нам с тобой поберечься надо.
Нормально всё складывается. У меня по дипломной дедлайны уже вовсю полыхают, а я в такую историю влипла. Ковен против ковена. Одни нужны для защиты какой-то древней фигулины, которая даже не целая, но за недостатком сил и отваги вынуждены прятаться по углам. Другие хотят эту древнюю ерундовину заполучить и бесцеремонно расправляются с первыми. В перспективе ― позорное бегство со сжиганием мостов, иначе велик шанс не выжить. Зато хотя бы стало понятно, почему магические техники «ковена девяти» в руках подобных мне неучей работают не на пользу коварным ведьмам, а во вред.
Почему-то мне начало казаться, что бабуля три десятка лет назад не случайно в Брусничном оказалась. Засланный казачок. Шпионка доморощенная. И слиняла потом оттуда так, что ведьмы найти её не смогли, а она у них практически под самым носом осталась. Имя Рима, похоже, не от рождения получено, но тогда мои папа и дядя ещё совсем молодыми были и никакой власти иметь не могли. Значит, «оппозиция» действительно организована на высоте, причём уже давно.
― Ба, а как так может быть, что мне дар по наследству достался от тебя, получается, но ты гадаешь, а у меня другие способности? ― спросила задумчиво.
― Какие такие «другие»? ― заинтересовалась она.
― Жалейка сказала, что к ядам и зельям мой дар расположен.
― А кто сказал, что он у всех в роду одинаковый должен быть? ― прозвучало в ответ. ― Род ветвится, как крона дерева. Общее наследие на всех потомков делится. Кому-то многое достаётся, другим вообще ничего. У нас в пращурах был один сильный предок, который многое мог и умел. От него и делится всё на всех.
― А ты и родословную нашу до седьмого колена знаешь? ― недоверчиво сощурилась я.
― Я не знаю, но знающие есть, ― с непоколебимой уверенностью ответила она.
Ну и ладно. Какое мне дело до предков, когда за самой жареный петух гоняется с намерением в зад клюнуть? Нужно решать, что дальше делать. Если буду за бабушкой хвостиком таскаться и шкуру свою спасать, без документа о высшем образовании и работы останусь. А если не буду, то меня с большой долей вероятности грохнут ведьмы брусничнинские и за несчастный случай всё это выдадут. Что мне дороже ― диплом и карьера или жизнь?
― Неужели на этих кикимор вообще никакой управы нет? ― расстроилась я, не желая расставаться с мечтами о радужных карьерных перспективах.
― Есть, ― ответила бабуля. ― Иванушка-дурачок нужен, у которого храбрости и удачи больше, чем ума. Пришёл чтоб в Брусничное это, как слон в посудную лавку, и невзначай там всё разворотил. Даже если не смогёт, такого всё равно не жалко.
Шутница. А мне и страшно вроде бы, но как-то не хочется до старости по норам прятаться. Меня из Брусничного выперли, чтоб я им там ненароком своей одарённостью не повредила чего в общем магическом корне. Если нет никакого древнего зла, то и корень этот никому не нужен, правильно? Разнести там всё к чертям я не смогу, конечно, но нервишки гадким ведьмам попортить, чтобы они меня в покое оставили ― это запросто. Я же говорила Жалейке, что они меня через пару дней сами выгонят с просьбой не возвращаться. Вышло всё именно так. Навык пока всего один имеется, но если он такой сногсшибательный эффект даёт от простых движений руками, то что будет при вливании в этот процесс магической силы?
«А может быть так, что по дороге к карьеру у них там не ураган деревья повалил, а такая вот направленная штука?» ― подумалось мне, и я подошла к обсуждению темы с другой стороны.
― Бабуль, а ты ведь не только гадать умеешь, да?
― С чего ты взяла? ― нахмурилась она.
― Ты предметы, которые мне в Брусничном дали, с первого взгляда определила, ― выдвинула я весомый аргумент.
― И что?
― Да просто интересно. Если у меня и правда дар есть, то его ведь развить можно, да? Чтоб силой своей управлять умела. В ковене есть ведьма по имени Каркуша. Она проклясть может, а от проклятия ведь защититься как-то надо, да? И паспорт они мой наверняка видели, если в рюкзаке порыться успели. А я у родителей прописана, их квартиру тоже не мешало бы защитить…
Она посмотрела на меня долгим взглядом с прищуром и заявила:
― Учить я тебя ничему не стану и лезть на рожон не советую.
― Ладно, ― смирилась я.
Но у меня впервые, наверное, в жизни тяга к учёбе проснулась. Не ради любопытства, самосовершенствования или достижения каких-то вершин. Нет. Просто лучшей защитой всегда считалось нападение, а не бегство.