Глава 35
Переход на «Золотой бухте» завершился благополучно, поздней тёмной и безлунной ночью высадились на пограничный ланкийский катер, предварительно тепло простившись с экипажем и обменявшись с дядей Вовой адресами и телефонами.
Сошли на берег и сразу в отель: ночное купание, ранний завтрак с коктейлями и пивом. А утром, не успев толком накупаться, уже мчали в порт, садиться на очередной пароход – старый знакомый «Мордехай».
Времени с прошлого прохода на этом рудовозе прошло много, поэтому от прежнего экипажа не осталось никого – вся та команда давно сменилась. Эх, жаль, нас не встретил поэт-боцман и хлебосольный капитан Колеватов.
Новый мастер «Мордехая» татарин Эрик Фадкуллин, по его словам был бывалым капитаном, и за долгую службу знал почти всех капитанов с кем я ходил: и говорливого Баталова, и наполеонистого Чирко, и громадного хамоватого Гуйвама. Не мастер, а ходячий отдел кадров.
– Гуйвам дебошир, Чирко прохиндей, Баталов пьяница и жулик, Лаврентий Палыч – полное ч@мо! А этот, что был до меня – откровенный вор! На чем прогорел? Они с чифом и дедом продали топливо в Индонезии, а на них настучал матрос.
– Мастер Колеватов?
– Да нет, другой, молодой парень. А ведь предупреждали дурня – не воровать, мол, на судне сидит стукач из конторы. Украли раз, не доказали, украли второй раз – предупредили, а на пятый сняли и лишили каждого по окладу. Но, куда там, мы умные, сами с усами! Экстренно всех сняли в Сингапуре, лишили окладов, а нас туда самолетом доставили…
– Капитан, мало ли что предупреждали – русское авось. Если человек ду@рак – то это навсегда! Расскажу трагикомичную поучительную историю. Незадолго перед выходом на пенсию, попал я служить в авиацию сухопутных войск. Забавно вышло, пехотинец – в авиации. Отдельный боевой вертолетный полк армейского корпуса базировался на аэродроме Козьмино, рядом с небольшим одноимённым посёлком, а при аэродроме был расквартирован наш отдельный батальон связи и радиотехнического обеспечения полётов. Командиром полка был Герой Советского Союза – позже наш полковник в Чечне погиб. После танкового или мотострелкового батальона служба в авиации была не пыльная, о таком подразделении ранее я мог только мечтать – личного состава кот наплакал: десять офицеров, пятнадцать прапорщиков, тридцать женщин-военнослужащих, пять контрактников и десять солдат. Всех более-менее толковых солдат забрали на первую чеченскую войну – остался лишь сб@род и самой большой проблемой стали три никому не нужных и не годных молодых бойца: Умнов, Добряков и Фалалеев. Умнов – алкоголик уже в третьем или четвертом поколении, Добряков – закоренелый героиновый наркоман, которого, то я из притонов извлекал, то он отлеживался в госпиталях, восстанавливая потрёпанный героином организм, то в психушках оживал, а Фалалеев – и вовсе особый случай клинического ид@иота. Да к тому же этот ид@иот был нечист на руку.
В первый раз Фалалеев попал под подозрение, находясь в наряде дневальным по штабу: у прапорщика-казначея во время выдачи получки пропала десять тысяч рублей. Надо сказать, в те годы сумма не очень большая – дело было до деноминации 1997 года, но все равно неприятно. Досадно было прапорщику, но сам виноват – нечего выходить курить на крыльцо, не заперев дверь и не закрыв на замок чемоданчик с деньгами. Недостача вскрылась в конце выдачи, но дневального за руку не схватили, а не пойман не вор! Однако же в штабе посторонних не было, кроме Фалалеева – ни души. Но через месяц этот солдат все же попался на краже – стянул с бельевой верёвки ношеные джинсы и футболку, явно вещички пытался увести, чтобы ходить в самоволки.
Хозяйка с балкона заметила, догнала, буквально схватила за руку и побила скалкой. На женский крик и вопли бойца выбежал дежурный по части, сдал жулика комбату на руки. Поймать поймали, но что с ним сделаешь? Гауптвахты в гарнизоне нет, а в наряды он и так каждый день заступает. Да и подобную кражу и кражей не назовешь – мелочёвка, ничего серьезного. Дал ротный Фалалееву по шее, провел душеспасительную беседу, а комбат пообещал написать разоблачительное письмо домой. Боец взмолился: – не пишите, отца у меня нет, а мама больна, и я у неё один единственный – поберегите её нервы. Пожалели, не написали. А зря!
Кстати о маме: через месяц мама прислала телеграмму, заверенную военкоматом Тетюшского района, мол, болеет, просит отпустить сына в отпуск, помочь картошку выкопать – больше некому помочь. Начальник штаба батальона майор Черчесец, постоянно находился «под мухой», вошёл в положение и за две бутылки водки выписал бойцу отпускной билет и проездные документы. Добрейшей души человек! А Фалалеев в срок не возвращается – пропадает на месяц. Вскоре приходит телеграмма из РУВД – ваш солдат, находится под арестом. Комбат отправляет командира роты, ныне покойного, рано ушедшего из жизни, капитана Эллинича – забрать бойца и вернуть в часть. Капитан улетает, решает вопрос, забирает, а по возвращению рассказывает: Фалалеев был крепко пьян, куражился и ударил по лицу семидесятилетнего соседа, отставного полковника. За что? Мол, такие как ты, офицеры меня в части третируют. Каков мерзавец?! Мы к нему по-хорошему, даже отпуск дали, а он к отставнику с мордобоем! Эллинич покутил с милиционерами пару дней, те оценили широту его души, отдали Фалалеева. На поруки, в часть.
Прошло три месяца, вновь солдатик умаялся служить Родине – Новый год на носу! Отпрашивается всё у того же «гуманиста» начальника штаба, мол, маме надо опять помочь – дрова на зиму заготовить. Опять две бутылки – отпускной билет на руках. Я узнал об этом отпуске слишком поздно, протестовал, ругался, но Черчесца поддержал подполковник-собутыльник из штаба корпуса Гузеев: «к людям надо относиться по-человечески, входить в трудное положение».
Ладно, говорю, тогда сами забирать поедете, когда этот «сиротинушка» что-то натворит.
Я как в воду глядел! В первых числах января приходит срочная телеграмма: рядовой Фалалеев находится в РУВД Тетюши под следствием, и номер статьи УК, по которой задержан. Заглянул в Уголовный Кодекс – кража со взломом. Приехали! Начальники откомандировывают меня в Татарию спасать честь мундира армии, не допустить, чтобы преступление повисло тяжким грузом на батальоне. Отнекивался – есть, кому ехать: тот, кто отпускал, пусть и катит в Тетюши. Подполковник Гузеев отмазывает приятеля-собутыльника, мол, фронтовые учения на носу, Черчесцу документами заниматься, а твое дело люди – вот и поезжай, раз отпустили в отпуск бойца.
Это я его отпустил?!!!
Ладно, собираюсь, еду, ругая последними словами своих начальников, добираюсь на перекладных с кучей пересадок: поезд до Москвы, потом поезд до Казани, затем автомобилем до границы района, и пять километров пешком по крепкому морозу до райцентра – автобусы в новогодние каникулы не ходят!
В районном отделе милиционеры встречают меня с распростертыми объятиями и с ироничными улыбками: а где Сашка Эллинич? Мы его ждали. Эх, как мы с ним хорошо «погудели» в прошлый раз.
А мне не до банкетов – надо срочно в часть возвращаться. Следователь, участковый, дознаватель и оперативники ко мне со всей душой, но бойца отдать наотрез отказываются – рецидивист! Второй раз попался, и протокол составлен – вынуждены этапировать под конвоем в Казань.
Пытаюсь узнать: что случилось? Что украл он в этот раз? Оказывается сущая чепуха, но на хороший срок потянет! Дело такое: новогодняя ночь, Фалалеев с приятелем и двумя девицами подгуляли, быстро всё выпили – захотелось ещё. Но где в полночь в глухой деревне взять? Правильно – в сельмаге! Выломали решётку ломиком с пожарного щита, разбили окно, влезли. Что унесли? Три бутылки портвейна, две водки, консервы, конфеты и пряники. Итого украли на сто пятьдесят рублей. Утром продавец увидела взлом – вызвала участкового, а тот по следам на снегу пришёл в хату, где пировали ухажеры. Все пьяные вповалку в самом срамном виде на диване и на полу валяются – Михалыч их взял, как говорится, тёпленькими.
Полный де@билизм!
Вижу дело не серьёзное, предлагаю сумму возместить государству, но милиция не желает брать компенсацию – протокол составлен, делу дан ход и ничего уже не поделать, тем более Фалалеев рецидивист!
Служители правопорядка радушно пригласили меня на банкет – сходил, пообщался, попил, но все равно де@била в часть на поруки не возвращают. А Фалалеев в камере рыдает, утирает сопли – но дело заведено и ничего не изменить. И статья корячится крупная – сплошные отягчающие обстоятельства: кража со взломом, по сговору, с применением технических средств (ломик), в группе (вдвоем), в пьяном виде (ещё одно отягчающее), в особо крупных размерах (свыше пятидесяти рублей – со времен Советского Союза пересчет с учетом инфляции не провели!), да плюс и повторный за год протокол!
Взял в канцелярии я справку о задержании и этапировании солдата в СИЗО Казани, и уехал домой. Прибыл, докладываю. Гузяев мо@рду воротит – не сумел решить проблему, я предлагаю самому съездить в Татарию и решить, раз всё так просто…
Проходит полгода, время увольнения в запас, а о рецидивисте Фалалееве из Татарии ни слуху, ни духу. Что делать? Решаем вопрос просто – исключаем его из списков части и все дела. Нет человека – нет проблемы, а раз не пришла бумага об осуждении из Казани, значит, нет и преступления. Ведь местные военноначальники нашего бойца вполне возможно оставили дослуживать на родной земле. Могли? Вполне могли!
И только мы эту операцию проделали, через пару недель раздался междугородний звонок – следователь прокуратуры из Казани. Ваш рядовой Фалалеев?
«Нет, не наш», – решительно отвечаю, – «наш – уже уволен в запас».
Удивляются: как уволен? А он у нас под следствием и заявляет, что на действительной воинской службе. Мы с комбатом крепко стоим на своём – не наш! Ну и ладно, соглашается служитель закона, пусть будет так.
А в чем собственно дело, спрашиваем осторожно. Какое преступление совершил, какая статья?
Изнасилование несовершеннолетней с тяжкими телесными повреждениями, и в составе группы.
Искренне с комбатом удивляемся: как изнасилование? Он же на гауптвахте в Казани должен находиться?
Следователь поясняет: по разгильдяйству военного дознавателя или следователя! Вашего Фалалеева этапировали в казанскую тюрьму, сообщили в гарнизонную прокуратуру, они узнали, что это солдат не местный, не гарнизонный, а из другого военного округа, отложили дело на потом, да и забыли. Месяц прошёл, его из тюрьмы выпустили – дольше держать не имеют права, тем более военнослужащего. А это ид@иот, которому счастье улыбнулось выйти на свободу, вместо того, чтобы убыть в часть – через два месяца на дембель, связался с какой-то шпаной, пили, гуляли, и девчонку заломали. Под@онки! Теперь ваш боец получит по полной программе – пятнадцать лет, учитывая прежние приводы и задержания. Никаких смягчающих обстоятельств!
Уж как этот Фалалеев стремился в тюрьму, как ему везло, и он несколько раз уходил от ответственности, так он своего добился. Если человек ид@иот – навсегда!..
Мастер покивал головой:
– Таких случаев в моей практике не счесть, и подобных идиотов на флоте не мало…
Проход через океан оказался на редкость спокойным: судно шло в балласте, скорость большая, борта высокие, вдобавок опутаны колючей проволокой. Забавно, но за год исчезли башенки кранов и дорожка от борта до борта, по которой я прежде мог ходить и наблюдать за морем в сторону кормы.
На вопрос куда дели, мастер пояснил:
– В «Мордехай» в порту Южном врезался догружатель – зацепил грейфером. Дорожка повисла на обломках почти до палубы – пришлось сварщику срезать металл и вносить в документы конструктивные изменения. Хорошо – борт нам не пропороли!..
Полковник Алекс оповестил, что нам повезло, пересядем на очередное судно – это в мои планы не входило и, прочитав мэйл, я начал сетовать на жизнь.
– Че@рт подери! Дома денег мало оставил – жена ругается, а на новом контракте ещё дней на двадцать задержимся. Я не привык так подолгу в морях ходить.
– Долго это сколько? – заинтересовался мастер с ухмылкой.
– Месяц как уехали из Питера.
– Разве это долго! А два года без малого на контракте не хочешь?
– Да ладно! Так не бывает!
– Сейчас не бывает. Нынче в Европе с моряками контракты не дольше трёх-четырёх месяце не заключаются – считается на больший срок, психика в отрыве от дома нарушается. А в прошлом бывало. Хочешь, расскажу, как вышло у меня два года без месяца?
Я кивнул, всегда любопытно послушать очередной забавный трёп капитана.
– Так вот, расскажу, как у меня вышло два года без берега. Тогда я был молод и рьян, чуть за тридцать, и лишь третий год работал старпомом. Сел на греческий балкер – впервые пошёл работать «под флаг», как раз Советский Союз приказал долго жить. Штурманское дело знаю, в английском кумекаю – решил рискнуть. Греки довольны, проблем со мной никаких: службу знаю, с отчетностью порядок, не пью. Полгода отработал и надо меняться, а мы идем из Европы в Нигерию, и видимо, на мою зарплату чифа кандидата не нашли – просят меня дойти до Лагоса. Ладно, думаю, лишний оклад тоже не помешает – сын родился перед выходом в море и надо квартиру большую покупать.
Разгружаемся, из офиса сообщают: сменщик прибыл, живет в отеле. Отлично, думаю! Какое там отлично, утром на борт поднимается полиция, и мастера информируют – чиф ночью умер в номере – инфаркт. Заменился, называется. Что делать, скоро выход в море и топать на Южную Америку. С конторы просят потерпеть. Сообщаю жене, мол, подкоплю ещё пару окладов. Ворчит, но соглашается.
В Южной Америки мы метались от Аргентины и до Панамы, туда-сюда, и никто мне не прибыл на смену. А тут внезапно мастер заблажил: схожу с судна – приболел. Хозяин-грек предлагает сменить капитана, вырасти в должности – оклад при этом у меня почти в два раза поднимается. Почему бы нет? Диплом позволяет, желание стать капитаном есть – звоню домой. Супруга в слёзы, мол, устала быть одна, ребенок растет без папы, но понимает, и квартира нужна, а денег не хватает – капитаном быстрее заработаю на жильё.
Соглашаюсь. Идем в Канаду, потом в Европу, потом снова Африка и обратно в Аргентину. Обжил капитанскую каюту, обвык в новой должности, руковожу своим многонациональным экипажем. Контракт подходит к концу. Жена ждет, дни считает. Замена намечена в Бразилии. Пришли в Сан-Пауло, новый капитан – грек, поднялся на борт, принимает дела, а ночью хорошенько напивается и у него микроинсульт. Приплыли! Хорошо я не участвовал в застолье и ни причём – грек пил с земляком стармехом. В фирме схватились за голову, послезавтра выход из порта, умоляют продолжить работать, обещают стимулировать большой премией. Звоню жене, пытаюсь убедить – убеждается с трудом. Но куда деваться: соглашайся, не соглашайся, а работать надо, я ведь не матрос, куда пойдет судно без меня. Поплакала, обиделась, замолчала. В итоге, когда я вернулся домой почти через два года, трёхлетний сын спрятался за маму и спросил: кто этот дядя? Или и того хуже: сейчас папа придёт и с тобой разберётся…
А ты говоришь, у вас ожидается долгий контракт – пятьдесят суток…
Николай Прокудин. Редактировал BV.
======================================================
Желающие приобрести роман обращаться n-s.prokudin@yandex.ru =====================================================
Друзья! Если публикация понравилась, поставьте лайк, напишите комментарий, отправьте другу ссылку. Спасибо за внимание. Подписывайтесь на канал. С нами весело и интересно! ======================================================