— Оля! Оля, открой! Я знаю, что ты дома!
Соседка била кулаком в дверь так отчаянно, словно от этого зависела чья-то жизнь. А может, так оно и было.
Ольга Михайловна оторвалась от компьютера, где корпела над квартальным отчётом до глубокой ночи. В сорок восемь лет она всё ещё работала главным бухгалтером в крупной московской компании, и работа требовала полной отдачи. Особенно сейчас, когда дочь Лера поступила на второй курс МГУ, а кредит за квартиру ещё предстояло выплачивать добрых десять лет.
— Что случилось, Нина Ивановна? — открыв дверь, Оля увидела взволнованное лицо пожилой соседки.
— Тебе телеграмма! Из Ижевска! — женщина протянула жёлтый листок дрожащими руками. — Курьер уже полчаса ждал, я сказала, что приму.
Оля взяла телеграмму, и её руки тоже задрожали. Из Ижевска... Она не получала писем из родного города уже двадцать лет. А телеграммы вообще не получала никогда.
«ГАЛИНА ПЕТРОВНА ТЯЖЕЛО БОЛЬНА STOP ПРОСИТ ПРИЕХАТЬ STOP ВРАЧИ НЕ ДАЮТ ГАРАНТИЙ STOP ТАМАРА»
Оля медленно опустилась на стул прямо в прихожей. Галина Петровна — её мама. Мама, с которой они не разговаривали тридцать лет. Мама, которая когда-то сказала: «Выбирай — или этот нищий учитель, или я. Третьего не дано». А Оля выбрала любовь.
— Что там? — спросила Нина Ивановна, но Оля уже не слышала её.
В памяти всплыли те страшные слова из далёкого восемьдесят четвёртого:
— Ты что, с ума сошла? За Михаила замуж? Да он же пьянь, как его отец! И зарабатывает копейки! А у тебя красный диплом, в институте говорят, что в аспирантуру можешь поступить!
— Мам, я его люблю...
— Любовь! — мать тогда презрительно фыркнула. — На любви далеко не уедешь. Вот Коля Воронин из соседнего подъезда — молодой инженер, перспективный, квартиру получает. И на тебя заглядывается. Выходи за него!
— Не хочу я за Воронина! Не люблю!
— А полюбишь! Стерпится — слюбится! А с этим своим Мишкой ты только нищету нажить сможешь!
Тогда Оля не послушалась. Вышла замуж за Михаила, и мать не пришла на свадьбу. А через год, когда родилась Лера, отказалась даже взглянуть на внучку.
— Раз ты такая умная, сама и воспитывай, — бросила она тогда. — Только не рассчитывай на мою помощь.
И вот теперь — тридцать лет спустя — эта телеграмма.
— Лер! — позвала Оля дочь. — Лера, выходи!
Двадцатилетняя девушка появилась в коридоре в пижаме, протирая заспанные глаза.
— Мам, что случилось? Час ночи уже...
— Бабушка... твоя бабушка умирает, — с трудом выговорила Оля.
— Бабушка Света? — испугалась Лера, вспомнив мать отца.
— Нет. Моя мама. Галина Петровна. Из Ижевска.
Лера растерянно моргнула. За двадцать лет жизни мама ни разу не рассказывала ей о своей матери. Лера даже думала, что её уже нет в живых.
— Мам, а что... что между вами было?
Оля тяжело вздохнула и рассказала дочери ту историю, которую скрывала столько лет. О любви, которая оказалась сильнее материнского благословения. О гордости, которая разрушила семью. О том, как две упрямые женщины предпочли гордость — любви, а обиду — прощению.
— Мам, нужно ехать, — твёрдо сказала Лера. — Сегодня же.
— Лер, я не знаю... Вдруг она меня не примет? Вдруг...
— А вдруг примет? Вдруг она ждала, что ты приедешь, все эти годы?
Утром они были в аэропорту Домодедово. Билеты на ближайший рейс до Ижевска стоили как половина Олиной зарплаты, но она не колебалась ни секунды.
В самолёте Лера держала маму за руку и тихо говорила:
— Всё будет хорошо. Ты увидишь.
Но Оля не была в этом уверена. Слишком много лет прошло. Слишком много было сказано больных слов.
Ижевск встретил их холодным октябрьским дождём. Город изменился — появились новые районы, торговые центры, но центральная часть, где прошло Олино детство, осталась прежней.
Адрес больницы им дала та самая Тамара — мамина соседка, которая и отправила телеграмму.
— Ой, Оленька! — всплеснула руками пожилая женщина, увидев их на пороге третьей палаты кардиологического отделения. — Как ты изменилась! А это внучка? Боже мой, вылитая Галя в молодости!
Оля медленно подошла к больничной койке. На белых простынях лежала худенькая, совсем седая женщина. Её лицо, когда-то строгое и властное, теперь казалось маленьким и беззащитным.
— Мам? — тихо позвала Оля.
Галина Петровна открыла глаза. Те же серые глаза, что у Оли, что у Леры. Глаза, в которых было столько боли и тоски.
— Оля... Ты приехала... — еле слышно прошептала она.
— Мам, прости меня...
— Нет! — старушка с неожиданной силой сжала дочкину руку. — Прости меня. Прости дурную, гордую старуху. Я... я была не права. Всегда была не права.
И заплакала. Впервые за все годы Оля видела, как плачет её мама.
— Я думала, ты счастлива без меня, — всхлипывала Галина Петровна. — Думала, что не нужна тебе... А сама каждый день ждала, что ты позвонишь, напишешь... Но гордость, эта проклятая гордость...
— Мама, не надо, — Оля гладила её по редким седым волосам. — Всё позади. Всё прошло.
— А это... это моя внучка? — Галина Петровна посмотрела на Леру, которая стояла в стороне, не зная, подходить ли ближе.
— Лера, познакомься с бабушкой, — Оля подтолкнула дочь.
— Здравствуйте, бабушка, — девушка осторожно подошла к кровати.
— Ты... ты красивая. И умная, наверное? — слабо улыбнулась старушка.
— МГУ заканчиваю. Факультет журналистики, — просто ответила Лера.
— МГУ... — глаза Галины Петровны заблестели. — А Миша? Твой отец?
Оля помрачнела. О том, что муж ушёл из семьи пять лет назад, не выдержав кризиса среднего возраста и соблазнившись молоденькой секретаршей, она тоже не собиралась рассказывать. Но мать, видимо, прочла правду в её глазах.
— Ушёл?
— Да. Давно уже.
— Прости меня, дочка. Если бы я была рядом... Если бы помогала тебе...
— Мам, не вини себя. У нас с Лерой всё хорошо. Мы справились.
Врач, зашедший в палату, удивился, увидев такую семейную сцену.
— Галина Петровна, а у вас настроение-то как изменилось! Вчера лежали как неживая, а сегодня глаза горят! Это дочка приехала?
— Дочка, — с гордостью ответила старушка. — И внучка. Моя внучка в МГУ учится!
— Ну вот видите, как родные люди на выздоровление влияют! Ещё недельку полежите, и домой отпустим.
Домой... А где теперь дом? Оля мучительно думала об этом, сидя в мамином кресле в той самой двухкомнатной квартире на улице Карла Маркса, где прошло её детство. Квартира была убрана, но чувствовалось, что здесь давно живёт одинокий человек. Мало продуктов в холодильнике, старая мебель, выцветшие фотографии на стенах. И ни одной Олиной фотографии — все убраны давным-давно.
— Мам, а что это? — Лера достала из серванта старый альбом.
Оля открыла его и ахнула. Все фотографии были на месте. Её школьные годы, институт, свадебные фотографии с Мишей... Даже те, где она была беременная Лерой.
— Бабушка всё сохранила, — тихо сказала Лера.
— Она говорила, что выбросила всё, — прошептала Оля, листая страницы. — А сама... сама хранила.
В тот вечер, когда они дежурили у маминой постели, Галина Петровна неожиданно заговорила:
— Оля, я каждый день читала газеты. Искала твою фамилию. Думала, может, где-то напишут про тебя, про твою работу... И нашла! Три года назад в "Российской газете" была статья про лучших бухгалтеров Москвы. И твоё фото там было.
— Ты... ты следила за мной?
— Конечно, следила! Ты же моя дочь! — всплеснула руками старушка. — Я гордилась тобой! Ты смогла сама пробиться, сама воспитать дочку... А я... я мешала только...
— Мам, не говори так.
— А помнишь, как мы с тобой в парк ходили? Ты на качелях каталась, а я тебя подталкивала? Ты всё время просила: "Мама, ещё! Ещё повыше!"
— Помню, — улыбнулась Оля. — А ты боялась, что я упаду.
— Боялась... Всю жизнь боялась за тебя. Потому и хотела, чтобы ты за надёжного человека вышла. Чтобы не мучилась, как я мучилась с твоим отцом.
Впервые за много лет Оля услышала от матери рассказ о её собственной жизни. О том, как молодая Галя влюбилась в красивого парня, который оказался безответственным и легкомысленным. Как одна растила дочь, работая на двух работах. Как мечтала, что Оля будет жить лучше, чем она.
— Я просто хотела уберечь тебя от моих ошибок, — плакала мать. — А получилось, что лишила тебя самого главного — семьи.
— Мам, у меня есть семья. Лера — это же тоже семья.
— Но я не была частью этой семьи. Не знаю свою внучку, не помогала тебе... Ты одна справлялась с трудностями...
На следующий день Лера сидела с бабушкой одна, пока Оля ходила оформлять документы.
— Бабушка, расскажи мне про маму, — попросила девушка. — Какой она была маленькой?
И Галина Петровна рассказывала. О том, как Оля в пять лет решила, что станет учительницей, и учила всех кукол алфавиту. Как в школе всегда заступалась за слабых. Как мечтала о большой семье и называла всех встречных котят своими детьми.
— Она добрая была. И справедливая. Если кто-то обижал младших — Оля всегда заступалась, — улыбалась старушка. — А упрямая-то какая! Как что решит — хоть кол на голове теши!
— Это она и сейчас такая, — засмеялась Лера. — Папу защищала до последнего, даже когда все друзья говорили, что он её не достоин.
— А он... он хорошим отцом был? — осторожно спросила Галина Петровна.
— Когда дома был — да. Только дома-то был редко. Всё работа, работа... А потом появилась та... другая.
— Мужчины, — тяжело вздохнула бабушка. — Всё время думают, что трава где-то зеленее...
— А дедушка? Мамин папа?
Лицо Галины Петровны потемнело.
— Твой дедушка ушёл, когда маме было десять лет. Сказал, что устал от семейной жизни. Встретил новую любовь. Я тогда поклялась, что дочку одна подниму, и никого не впущу в нашу жизнь.
— Поэтому не хотели, чтобы мама замуж вышла?
— Поэтому хотела, чтобы она вышла за надёжного человека. За такого, который не бросит при первой трудности. А твой папа...
— Папа хороший, — тихо сказала Лера. — Просто слабый. Испугался ответственности.
Через неделю Галину Петровну выписали. Врачи удивлялись её быстрому восстановлению.
— Родные люди — лучшее лекарство, — говорил доктор. — Видите, как настроение на здоровье влияет?
Но теперь перед семьёй встал новый вопрос: что делать дальше?
— Мам, может, ты с нами в Москву поедешь? — предложила Оля. — У нас комната свободная есть, после папиного ухода...
— В Москву? — растерялась Галина Петровна. — Да я же там никого не знаю... И старая уже...
— Зато нас знаешь, — заметила Лера. — А возраст — не помеха. Бабушка Света в семьдесят лет английский выучила!
— Правда? — заинтересовалась старушка.
— Правда! Говорит, внукам помогать надо с уроками.
Оля видела, как мама колеблется. С одной стороны — страх перед неизвестностью, с другой — желание наконец быть нужной своим родным.
— Мам, подумай. Здесь ты одна. Соседи, конечно, хорошие, но это не семья. А в Москве ты с нами будешь. Лере с учёбой поможешь, мне — с домашними делами...
— А если не приживусь? — боязливо спросила Галина Петровна.
— Приживёшься, — твёрдо сказала Лера. — Бабушка, мне так хочется, чтобы у меня была настоящая бабушка! Которая пироги печёт, сказки рассказывает...
— Сказки я уже забыла, — слабо улыбнулась старушка. — А пироги... давно не пекла...
— Научишься! — воскликнула Лера. — А я тебя компьютеру научу! Будем в скайпе с друзьями общаться!
Перебираться в Москву оказалось делом непростым. Квартиру в Ижевске надо было продавать, вещи перевозить, документы переоформлять. Но Оля впервые за много лет чувствовала себя по-настоящему счастливой. Она обрела не только мать — она обрела семью.
Галина Петровна поначалу терялась в московской суете. Метро её пугало, магазины казались слишком большими, люди — слишком торопливыми. Но постепенно она привыкала. Лера терпеливо показывала ей, как пользоваться банковской карточкой, как вызывать такси через приложение, как работать с планшетом.
А главное — бабушка оказалась нужна. Когда Оля задерживалась на работе, Галина Петровна встречала Леру из университета. Готовила обед, разговаривала с внучкой о её учёбе, друзьях, планах на будущее.
— Бабуль, а расскажи про маму ещё что-нибудь, — просила Лера, и Галина Петровна охотно делилась воспоминаниями.
Постепенно в доме появились новые традиции. Воскресные обеды всей семьёй. Совместные походы в кино. Субботние прогулки по паркам, во время которых бабушка рассказывала внучке о своём детстве, а та — о современной жизни.
— Знаешь, бабуль, — сказала однажды Лера, — у моих друзей такие скучные бабушки. Всё время жалуются на здоровье да на молодёжь ругаются. А ты интересная! И современная!
— Это потому что я тридцать лет в себе энергию копила, — смеялась Галина Петровна. — Теперь выплёскиваю!
Но самое главное изменение произошло в отношениях между Олей и мамой. Они словно заново знакомились друг с другом. Узнавали, какими стали за эти долгие годы разлуки.
— Ты знаешь, — сказала как-то вечером Галина Петровна, когда они сидели на кухне за чаем, — я тридцать лет думала, что была права. Что защищала тебя от ошибок. А теперь понимаю — самая большая ошибка была в том, что я отвергла твой выбор.
— Мам, ну что ты...
— Нет, послушай. Ты выбрала любовь. И это было правильно. Да, Миша оказался не таким, как ты думала. Но ведь и с Вороновым могло быть не лучше! Зато у тебя была любовь. Настоящая. И дочка замечательная родилась.
— Просто мы обе были молодыми и упрямыми, — мягко сказала Оля. — И не умели уступать.
— А теперь умеем?
— Теперь — научились.
Спустя полгода Оля поняла, что их жизнь изменилась к лучшему во всех отношениях. Мама помогала по дому, готовила, встречала Леру из университета. Лера с удовольствием проводила время с бабушкой, рассказывала ей о своей жизни, советовалась по важным вопросам.
А сама Оля впервые за много лет почувствовала себя не одинокой матерью-одиночкой, а частью семьи.
— Мам, — сказала она как-то, — а помнишь, ты говорила, что дом — это стены, крыша, мебель?
— Говорила. Глупости какие.
— А что такое дом на самом деле?
Галина Петровна задумалась.
— Дом — это не там, где родился. Дом — там, где тебя ждут и любят.
Они обнялись, и Оля поняла — наконец-то она дома. Настоящий дом, где три поколения женщин поддерживают друг друга, где есть место и прощению, и любви, и новым начинаниям.
Вечером, укладывая Леру спать (хотя та уже взрослая, но традиция пожелать спокойной ночи сохранилась), Галина Петровна сказала:
— Лерочка, а ты знаешь, что я каждый день благодарю судьбу?
— За что, бабуль?
— За то, что дала мне шанс всё исправить. За то, что я успела попросить прощения. За то, что увидела тебя, узнала тебя. За то, что мы теперь — семья.
Лера обняла бабушку.
— А я благодарю за то, что у меня теперь есть настоящая бабушка. Которая не только пироги печёт, но и понимает меня.
— И ещё в планшете разбирается! — рассмеялась Галина Петровна.
— И ещё в планшете разбирается, — согласилась Лера.
А в соседней комнате Оля слушала этот разговор и думала о том, что иногда потерять нужно, чтобы найти. Потерять иллюзии — чтобы обрести правду. Потерять гордость — чтобы обрести любовь.
Тридцать лет они жили врозь. Но оставшиеся годы проведут вместе. И это, пожалуй, самое важное.
На выходных они втроём пошли в Сокольники, гуляли по осеннему парку, кормили белок, фотографировались у фонтана.
— Как хорошо, что мы наконец вместе, — сказала Галина Петровна, глядя на яркие осенние листья.
— Да, — согласилась Оля. — Жаль только, что так поздно поняли это.
— Не поздно, — возразила Лера. — Главное — что поняли. А время у нас ещё есть. Много времени.
И они пошли дальше по парковым дорожкам — три женщины, три поколения одной семьи, которая наконец обрела друг друга.
Спасибо, что дочитали историю до конца. Подпишитесь на канал, поставьте лайк и напишите комментарий — это поможет мне делиться с вами новыми историями. Ваша Мария.
Поддержать канал вы можете по этой ссылке ТУТ👈👈👈, буду вам признательна.