― Не называй меня бабушкой, Света!
Света было протянула матери кружку, на которой было написано «Самая лучшая бабушка в мире» ― и опешила.
― Почему не называть, мам? Ты же скоро станешь бабушкой. Вот сегодня увидела эту кружку и решили тебе подарить.
― Дочка, я твоя мама, но я не бабушка. Терпеть не могу это слово. Это как дряхлая старуха в платочке на лавочке у подъезда. Вот она ― бабушка. А я ― нет, ― повысила голос Ольга Викторовна. ― И не называй меня так.
― Мама, мне рожать через три месяца. И ты станешь бабушкой.
― Я знаю, Света. Но если твоя жизнь меняется ― это не значит, что я должна стареть и становиться бабушкой. Ты давно выросла, а моя жизнь только начинается.
― Пап, чего она так? ― обратилась дочка к отцу, Виктору Сергеевичу. ― Я думала, что вы рады и вовсю готовитесь стать бабушкой и дедушкой.
― Дочка, мы очень рады, ― отец оторвался от газеты и отхлебнул остывающий чай. ― Но твоя мама не готова мириться с этим новым статусом пока. Это вовсе не значит, что она не будет любить твою дочку и нашу внучку. Не расстраивайся.
Света ничего не ответила, оставила кружку на столе и уехала.
Ее родители всегда были холодны в эмоциях. Любые хорошие перемены они воспринимали с радостью и легкой тревогой одновременно. Ой, тебе дали новую должность? Это хорошо… но вдруг не справишься. Ой, ты купила квартиру в кредит? Это хорошо… но вдруг не сможешь погасить? Ой, ты выходишь замуж… Он хороший, но вдруг все-таки не твой человек? Ой, ты беременна… Это хорошо, но ребенка растить трудно!
Вот и когда Света сообщила о беременности, ее отец искренне обрадовался, что станет дедом, а мама как-то замялась:
― Беременна? Ну, хорошо, конечно. Очень рада. Только, дочка, тебе нужно будет няню сразу искать. Пока не знаю, как мы тебе с отцом будем помогать.
― Да мы сами с Кириллом справимся, мама, ― обиделась тогда Света. ― Я и не прошу вас сидеть с нашим ребенком. Я просто хотела поделиться радостью.
― Мы рады, Светочка, очень рады, ― уже погружаясь в телефон, ответила мама.
Но что уж тут лукавить, Света действительно рассчитывала на помощь родителей после рождения дочери. Отец и мать на пенсии, времени у них много. Почему бы не посидеть с ребенком, пока они с мужем будут строить карьеру и зарабатывать деньги? Она была даже готова платить им за то, что они сидят с ребенком, а еще покупать продукты и лекарства. Но по реакции матери поняла, что у ее ребенка будут не ежедневные, а воскресные бабушка и дедушка, и ей все придется делать самой. Света пыталась пробудить в матери нежные чувства к будущему внуку или внучке, но Ольга спокойно относилась к любым хорошим новостям о том, как протекает беременность дочери.
― Мам, я хочу сегодня поехать коляски посмотреть. Поедешь со мной?
― Нет, дочка. Я занята.
― Чем это?
― У меня занятия по йоге.
― Какой йоге? Ты же никогда не интересовалась спортом.
― Потому что времени не было. А тут вдруг начала заниматься, и мне очень понравилось.
Или в другой раз Света просила вместе с ней съездить к доктору.
― Что-то случилось или у тебя плановый осмотр?
― Нет, мамочка, все хорошо. Плановый, просто хотела, чтобы ты мне составила компанию.
― Ох, прости, дорогая, не могу, еду красить волосы. Давно записалась в новый салон, хочу попробовать.
― В салон? Мама, ты же всю жизнь волосы дома красишь. А тут салон.
― Живем один раз. Почему бы не покрасить волосы у профессионала?
― Ну да, нужно все попробовать… ― растерянно отвечала Света.
Когда Ольга узнала о беременности дочери, она будто вдруг захотела попробовать все то, на что у нее раньше не хватило времени. А времени и правда не хватало. Она и Виктор работали всю жизнь, чтобы вырастить единственную дочь и дать ей хорошее образование. Денег всегда не было. Да и сколько могли заработать учительница физики и мастер на заводе. Немного. Очень немного, поэтому активно экономили, ужимались, отказывали себе во всем и отчаянно собирали деньги, чтоб дочка могла поступить в университет и получить высшее образование. Они никогда не покупали себе ничего лишнего. У матери, например, для работы было три строгих костюма, которые она носила по очереди много лет, и обувь из дешевого кожзама. Отец тоже годами ходил на работу в одном и том же и вообще ничего не просил. И так было нормально и привычно. Они никогда не ездили на море, потому что на это не было денег, и Света видела его только по телевизору. Они никогда не ели в кафе, потому что это было дорого и «дома есть борщ и котлеты, зачем тратить деньги?».
Света поступила в университет, окончила экономический факультет и сразу устроилась на работу. В студенческие года познакомилась с Кириллом, который учился на два курса старше, и вышла за него замуж. Они работали, также родители Кирилла были людьми состоятельными и помогали молодой семье. Жили неплохо: им хватало на то, чтобы ездить отдыхать, пить кофе в симпатичных кофейнях по утрам и ужинать по пятницам в ресторанах, покупать одежду хорошего качества и особо не ужиматься в деньгах. Света настолько устала экономить всю свою жизнь, что сейчас откровенно наслаждалась.
Родители ее вышли на пенсию и проводили время очень спокойно и скромно: ездили на дачу, читали книги, разгадывали кроссворды, много гуляли и продолжали экономить, потому что выплаты от государства были невелики, а лекарства и продукты постоянно дорожали. Света и Кирилл периодически навещали их, привозили продукты, обязательно что-то покупали к чаю и тихонько оставляли деньги на полке рядом с телевизором. Жили спокойно и дружно, и Света даже на сомневалась, что родители будут помогать с новорожденной дочкой. И поэтому, когда мать вдруг отстранилась и стала делать вид, что ее не касается Светина беременность ― Света обиделась и очень расстроилась.
Ольга Викторовна начала сильно меняться с тех пор, как она узнала о беременности дочери. Она теперь стала жить не размеренно и спокойно, а быстро, как будто начала есть эту жизнь большой ложкой. Итак, она записалась на йогу. Купила красивый розовый обтягивающий спортивный костюм с восточными узорами. Это смотрелось смело и даже дерзко. Ольга Викторовна ходила на занятия три раза в неделю и не готова была их пропускать. Пока работала в школе, она никогда не красила ногти и коротко их стригла, ведь учитель должен быть скромен и строг. А тут вдруг отправилась к мастеру и сделала яркий красный маникюр с наращиванием. Муж смотрел на это все с усталостью и без эмоций.
Но когда Ольга отстригла длинные волосы, которые всю жизнь носила в тугом пучке на затылке, и покрасилась в пепельный блонд с розовыми прядями, он не выдержал:
― Оля, что ты творишь? На кого ты похожа? Как школьница! Ты еще на скейте начни ездить или на самокате!
― Что хочу ― то и творю, Витя. Делаю то, о чем раньше мечтала. Жизнь живу так, как нравится. И тебе советую!
― Живи, но это же не значит, что нужно на такие эксперименты идти, Оль. Ну ты как твои школьники-подростки, которые тебе все нервы вымотали за столько лет.
― Вот именно. Хочу и буду таким подростком. А вообще захочу ― и татуировку себе сделаю, и в круиз по океану поеду.
― Ага, поедешь. На какие шиши? На твою и мою пенсию? Не выдумывай!
В круиз Ольга и правда не поехала ― денег на такое не было, а вот о татуировке задумалась всерьез. Она даже решила сходить в тату-салон, чтобы узнать сколько стоит сделать небольшую татуировку на плече ― очень ей хотелось ходить в футболках без рукавов летом. Как раз это будет хорошо смотреться с новой короткой дерзкой стрижкой и крупными серьгами-кольцами.
По дороге она зашла в кофейню, чтобы взять латте на миндальном (да, и здесь она была в теме и на одной волне с молодежью). Она разговаривала со своим знакомым бариста, как вдруг ее окликнули:
― Ольга Викторовна, это вы?
― Я. А вы кто?
― Я мама Славы Федорова. Вы помните меня?
― А, Вера Ильинична, здравствуйте. Не вспомнила сразу, ― Ольга Викторовна посмотрела на коляску, в которой мирно спал ребенок. ― Да вы и не одна. Кто это у нас? Внук или внучка.
― Внук, ― сказала Вера Ильинична и вдруг прижала руку к рту и начала рыдать.
― Что с вами? Что такое?
― Это сын Славы. А Слава, Слава и Наташенька…― Вера Ильинична заходилась от рыданий и ничего не могла сказать.
Ольга Викторовна взяла ее под руку, проводила к столику и усадила на стул. Вера Ильинична немного успокоилась и начала говорить.
― Вы помните, какой Слава замечательный был. Как он ваши уроки любил, обожал физику. Гений просто, сыночек мой. Он окончил университет, в аспирантуру поступил. Ему так нравилось наукой заниматься.
― Да, он был лучшим в школе по физике.
― Да, лучшим. Он женился на Наташеньке. Она переводчиком работала. Знала французский и немецкий. Представляете, какая умница. Жили, радовались, планы строили. Детей очень хотели. Но все никак не получалось. А когда Наташенька, наконец, забеременела, я была самой счастливой. Господи, я бабушкой стану! Это же какое счастье. На руках была готова ее носить и пылинки сдувать. Она в больнице несколько раз лежала, я ездила к ней, привозила все, что нужно: лекарства, фрукты, шоколад ее любимый. Мне кажется, я больше них ждала внука. Я им сразу сказала: я готова следить за малышом, приезжать, когда нужно, поддерживать. Деньги нужны ― соберу и дам. Ну дети же, как их не поддержать? И Наташеньке тяжело. Мы же с вами знаем, какой он ― первый год материнства.
Ольга Викторовна молча слушала и перебирала яркие оранжевые бусы на шее, которые урвала с хорошей скидкой на маркетплейсе. Радовалась тогда безумно.
― Ну и вот. Я поддерживала, помогала. Димочка малыш очень капризный. Я иногда приезжала к ним с ночевкой, когда у Наташеньки работа была срочная, или когда она уставала ужасно и нужно было ей помочь. Всегда приезжала, когда звали. Домашней еды наготовлю ― и к ним.
― А потом?
― А потом… А потом. Ольга Викторовна, они на машине разбились. Оба разбились. Договорились, что я посижу с Димочкой, а они на день рождения в ресторан поедут. Господи, какие они красивые были. Наташенька в платье вечернем, Слава в костюме. Уехали. И все. Холодно, скользко было. Им идиот какой-то на встречку выскочил. И сразу погибли, представляете. Лобовое столкновение. За секунду все закончилось. Это кошмар какой-то, Ольга Викторовна. Я не знаю, как я это пережила. Да я еще и не пережила. Я горюю, плачу, пью таблетки успокоительные, но держусь. Держусь только ради Димочки. Он все, что у меня осталось на этом свете. Теперь я его воспитываю, теперь я за него отвечаю. У него должно быть счастливое детство. И я буду делать все, что могу. Все ради него.
Вера Ильинична тихо плакала, вытирала слезы и смотрела на мирно спящего внука в коляске.
― Так мы и остались вдвоем на белом свете. Родители Наташеньки далеко. Мой муж давно умер. Буду сама воспитывать малыша.
― Да, это очень трудно.
― Трудно. Но я счастлива, что он у меня есть. Славочка оставил частичку себя. У Димочки глаза как у папы. Смотрю ― и хоть какая-то отдушина. А так невыносимо все было бы, невыносимо.
― Понимаю. Очень вам сочувствую. Не знаю, как вас еще поддержать, ― начала подбирать слова Ольга Викторовна.
― А как ваши дела? По школе не скучаете? ― после паузы спросила Вера Ильинична.
― Нет, не скучаю. Да и когда мне скучать. Я скоро стану… бабушкой, ― последнее слово Ольга Викторовна сказала с усилием. Сказала ― и вдруг ей стало как-то легко и спокойно. ― Бабушкой, да.
― Ох, поздравляю! Внуки ― это счастье. Вы будете чудесной бабушкой.
― Я буду очень стараться, ― робко улыбнулась Ольга Викторовна. ― Я буду очень стараться.
Они попрощались с Верой Ильиничной и разошлись в разные стороны. Ольга Викторовна напрочь забыла, что шла в тату-студию. Ей уже и не нужно было. Она торопилась в магазин для новорожденных, который как раз был за углом. Там она долго бродила, рассматривала одежду и игрушки. Потом позвонила Свете и пригласила ее вечером домой на чай.
Дочка привезла торт, конфеты и фрукты. Ольга Викторовна поставила на стол кружки и среди них ― ту, что с надписью «Самая лучшая бабушка в мире». Света посмотрела с удивлением.
― Ты будешь из нее пить?
― Конечно, буду! Потому что я скоро стану бабушкой и очень постараюсь быть «самой лучшей бабушкой в мире». А вообще, Свет, ты прости меня. Я вела себя глупо.
― Да ничего, мам, я понимаю. Это тяжело, когда твой жизненный статус меняется. Когда жизнь меняется. Я вот буду мамой ― это новая и очень волнительная роль. Я даже к психологу пошла, потому что боюсь не справиться, боюсь быть плохой, боюсь, что не смогу дать все необходимое ребенку. А у тебя тоже новая роль ― бабушка. Это тоже стресс, это тоже непросто.
― Ты моя дорогая. Ты к психологу ходишь. У тебя столько вопросов и волнений, а твоя мать вместо того, чтобы быть рядом, ходит на йогу и в салоны. Прости меня. Ты права, я испугалась. Я испугалась. Для меня, если ты уже бабушка, значит, жизнь прошла, ты постарела и больше ничего уже не успеешь. Я многого не успела в жизни, поэтому заторопилась, запаниковала и вместо того, чтобы поддержать тебя, кинулась спасать себя от старости. Прости.
― Мама, ну какая старость. У тебя еще вся жизнь впереди. Яркая и интересная.
― Ты правда так думаешь?
― Правда. И даже если бабушка моего ребенка будет ходить с татуировкой, стричь волосы коротко и красить их в яркий цвет, она все равно будет самой лучшей бабушкой.
― Значит, так и будет. Я сегодня много всего купила для малыша. Вот, давай покажу. Думаю, тебе понравится.
И они начали вместе рассматривать крошечные носочки, шапочки, комбинезончики и были абсолютно счастливы, потому что знали: они обязательно станут самой лучшей мамой и самой лучшей бабушкой.
Автор: Юлия С.
---
Летняя дочка
Назвать Любу Григорьеву хорошенькой язык не поворачивался. Никак. При разных раскладах и ракурсах. Можно было на телефон фильтры наложить. Но красавица, которую создали фильтры, уже не была бы Любой. И это считалось бы типичным враньем и очковтирательством. А Люба никогда (ну почти никогда) никого не обманывала. В общем, Люба предпочитала быть самой собой. И во внешности, и в характере. Не нравится – проходите мимо. Вот и все!
Что она имела в арсенале? Если соблазнить кого-нибудь, так и ничего. Ростику Люба от роду небольшого. Ножки коротки, попа тяжеловата. Шее не хватало изящности, плечам – хрупкости. Ну а что ей делать – типичной селянке? Хрупкие лани в деревне не живут. Куда им со своими тоненькими ножонками и ручонками? Они и ведра не поднимут! Да что там ведро – с лопатой в огороде и минуты не продержатся!
Конечно, в Любином Каськове жили всякие женщины, и худышки в том числе. Но до телевизионных див дамам, взращенным на молоке и всю жизнь занимавшимся физическим трудом, ой, как далеко. Всякие «авокадо» и «шпинаты» деревенские есть не могут – им мясо физически необходимо! И работают совсем другие группы мышц, отнюдь «не попочные». Потому Каськовчанки были жилистыми или плотными. Ну а их приземистость диктовали гены, формировавшие облик поселянок много веков подряд.
В юности Люба частенько плакала, взглянув в зеркало: не лицо, а поросячья мордочка. Никакая косметика не помогала. Неопытной рукой Люба пыталась рисовать на веках стрелки и красить губы. Получалась мордочка неумело накрашенного поросенка. Она пробовала модно одеваться, покупая шмотки на стихийном рынке около магазина. Получалось смешно. Все эти топы и джинсы с низкой посадкой, сногсшибательно смотревшиеся на прозрачных моделях, на Любе сидели… как одежка на мопсе Фунтике, собачке главы местной администрации.
В общем, плюнула Люба на себя еще тогда, во времена стихийных рынков. Безразмерные кофты и легинсы – повседневная Любина одежда до сих пор. Слава богу, люрекса нет. И леопардовых принтов.
Типичная тетка. Ну и что? Люба жила себе в Каськово и нисколько не переживала по поводу внешности. Замуж ее взяли в двадцатилетнем возрасте. Муж Тимофей свою Любашу любил и такую, даже ревновал. Обыкновенный парень, коренастый и невысокий, похожий на супругу, как брат-близнец. Красавцев в Каськово тоже не водилось. А он и не заморачивался – ему не в кино сниматься. У него работа тяжелая. А Любка, жена, хорошая и добрая. И готовит, как богиня.
Потому и любил Тимофей, находясь по праздничному случаю в легком подпитии, называть благоверную «Богиней». Кстати, совершенно искренне, и других баб ему даром не нать! Вот так!
Жизнь у Григорьевых сложилась замечательно. Их день подчинялся привычному распорядку: ранний подъем, возня со скотиной, сытный завтрак. Пока Люба мыла посуду, Тимофей заводил свой тарантас, а потом оба уезжали на работу, в соседнее село, где процветал агрокомплекс, возведённый десять лет назад по государственной программе. Для брошенного в девяностые захудалого поселка – манна небесная. Огромному областному городу требовалась свежая, экологически чистая продукция. И город ее получал своевременно и в необходимых количествах.
После смены супруги возвращались домой, снова кормили скотину, чистили хлев и сарай, копались в собственном огороде. . .
. . . дочитать >>