Чай у Нины Васильевны всегда был как у бабушек в старых советских фильмах — крепкий, с лимоном, в кружках с ободком, который облез ещё при Горбачёве. Вот только атмосфера за столом была не тёплая, а такая, что ложка в чашке дрожит сама собой.
Ирина сидела напротив, держала кружку обеими руками, как будто та могла согреть её от этой прохладной, но липкой вежливости. Кирилл сбоку молчал, как ученик, вызванный к доске, но ещё надеющийся, что обойдётся без контрольной.
Нина Васильевна, с идеальной причёской и серьёзным лицом, помешивала чай серебряной ложечкой — медленно, с паузами, будто каждое вращение — это продуманная фраза, которую она сейчас скажет.
— Ну что, — наконец начала она, — Данила сегодня в шахматах опять всех обыграл. Представляете, среди взрослых! И это в его-то возрасте! — её голос потеплел ровно на секунду, но потом снова стал натянутым, как резинка в старых семейных трусах. — А вы, кстати, когда уже второго ребёнка планируете?
Ирина вздохнула, глядя в чай, как в чёрную дыру.
— Мы пока не думаем об этом. Сами понимаете, работа, ипотека…
— Работа? — переспросила Нина Васильевна, как будто это слово — оскорбление. — Так всегда можно поменять. Главное, чтобы семья была полная. Вот Елена, жена Михаила, молодец: и работать успевает, и сыну всё даёт, и внуков я дождалась. А то вы как-то всё в сторону откладываете…
Кирилл неловко кашлянул.
— Мам, мы сами решим, ладно?
— Ладно, — кивнула она, но интонация была такая, что «ладно» звучало как «вы оба идиоты, но я устала спорить».
Ирина сделала глоток чая. Он был горячий, но вкус каким-то образом казался холодным. На стене висела огромная фотография Данилы: в костюме, с грамотой, на фоне шахматной доски. Рядом ещё одна — Данила с кубком. А между ними — снимок, где он сидит за праздничным столом и закатывает глаза. Символично.
— Вы хоть бы иногда к нам заходили, — продолжила Нина Васильевна, не поднимая глаз от чашки. — А то всё свои дела… Вот Данила скучает.
Ирина чуть не поперхнулась.
— Скучает? Он в прошлый раз меня назвал «тётей с вонючим кофе».
Нина Васильевна тут же вскинула голову.
— Данила шутил. У него чувство юмора — в дедушку.
— Ага, — хмыкнула Ирина. — Вот только дедушка хотя бы шутил, когда ему было за сорок, а не четырнадцать.
Кирилл под столом тихо толкнул жену коленом. Она поняла этот сигнал: «Не начинай сейчас. Держись».
— Ну что вы всё воспринимаете в штыки, — вздохнула свекровь, отставляя кружку. — Я же только за то, чтобы в семье всё было правильно. Вот у Михаила с Еленой — образцово. Квартира — своя, ребёнок — умница, Елена — хозяйка. А вы всё… по-своему.
Ирина сжала губы.
— По-своему — это когда свою жизнь строишь, а не чужую копируешь.
Повисла пауза. Даже Кирилл перестал дышать.
Нина Васильевна посмотрела на неё взглядом, который в других семьях, возможно, предшествует сердечному приступу. Но у неё это был просто разогрев.
— Знаете, Ира, вот не зря говорят: «Женщина должна приносить пользу». И если у вас нет пока возможности в другом… вы могли бы хотя бы подумать о будущем семьи.
— Я думаю, — резко ответила Ирина. — И именно поэтому держу при себе то, что у меня есть.
— Ты про квартиру? — голос свекрови потемнел.
Кирилл тихо поднял руки, как будто мог физически поймать этот разговор и отнести в другую комнату.
— Мам, хватит. Мы же просто чаю попить пришли.
— Я просто спрашиваю, — продолжила она, уже не глядя на него. — Даниле нужна своя территория. Парню скоро семнадцать, и…
— И пусть он её заработает, — оборвала Ирина, не выдержав.
Мгновение — и воздух стал густой, как кисель.
Нина Васильевна поставила чашку так, что блюдце звякнуло.
— Ты не понимаешь, о чём говоришь, Ира. Семья — это когда сильные помогают младшим.
— Ага, — кивнула Ирина, — только в вашей версии младшие — это избалованные подростки, а сильные — это те, кого вы успешно доите.
Кирилл прикрыл глаза.
— Ира…
— Что Ира? — она повернулась к нему. — Я устала. Я слышу это каждый раз.
Свекровь чуть подалась вперёд.
— Значит, ты против того, чтобы помочь моему внуку?
— Я против того, чтобы меня лишали моего, под предлогом «семейных ценностей», — ответила Ирина, и голос у неё дрогнул.
Тишина. Лишь часы на стене тикали, как маленький молоточек, забивающий гвозди в крышку разговора.
— Вы меня извините, — наконец сказала она, вставая, — но чай у вас, Нина Васильевна, какой-то горький.
— Горький он у вас внутри, Ирина, — тихо сказала свекровь.
Кирилл поднялся следом, явно надеясь, что физическое перемещение из кухни в прихожую как-то рассосёт конфликт. Но когда они уже надевали обувь, Нина Васильевна крикнула им вслед:
— Всё равно мы к этой теме вернёмся.
Ирина повернулась, уже держа руку на дверной ручке.
— Да, — сказала она. — Только, возможно, уже без нас.
И хлопнула дверью.
В гости идти не хотелось ещё с утра. Ирина проснулась с чувством, будто кто-то ночью надавил ей на грудь кирпичом. Кирилл, конечно, предложил «не ехать», но предложение было вялое, как салат на следующий день.
— Кирилл, — сказала она, пока он завязывал шнурки, — давай честно. Мы едем туда потому, что ты боишься свою маму.
— Я… — он запнулся, — я просто не хочу скандала на дне рождения.
— А я не хочу, чтобы моя жизнь выглядела, как плохой сериал, — отрезала Ирина.
Но всё равно поехали.
В квартире Нины Васильевны уже стоял шум. Смех, запах оливье и мандаринов, вперемешку с духами Елены, которые могли бы свалить лося. Данила сидел за столом в футболке с надписью «Best of the Best», щёлкал семечки и листал телефон.
— О, пришли, — бросил он, не поднимая головы.
— Спасибо за тёплый приём, — иронично заметила Ирина, снимая пальто.
— Данилка стесняется, — вмешалась Елена, улыбаясь так, будто всю жизнь проводила в рекламных роликах про идеальные семьи.
Нина Васильевна появилась из кухни с подносом.
— Ну что, присаживайтесь. Кирилл, помоги разлить шампанское.
Выпили за здоровье именинника. Тосты шли один за другим: Михаил благодарил маму за «неоценимую помощь в воспитании», Елена восхищалась успехами Данилы, а Нина Васильевна, слегка пригубив бокал, заговорила о «семейных традициях».
— Вот знаете, я всю жизнь жила ради своих детей, — начала она, глядя то на Кирилла, то на Михаила. — И хочу, чтобы и внук мой был обеспечен. Данила — умный мальчик, талантливый, у него большое будущее.
Ирина внутренне приготовилась.
— И я подумала, — продолжила свекровь, — что было бы правильно, если бы у него была своя квартира. Чтобы он мог учиться, развиваться, не думать о таких мелочах.
— У него же есть вы, — вмешался Кирилл, — и родители.
— Да, но надо смотреть вперёд, — улыбнулась Нина Васильевна. — Вот, например, Ирина могла бы сделать хороший подарок.
Тишина упала мгновенно. Даже Данила оторвался от телефона.
— Какой подарок? — ровно спросила Ирина.
— Ну… твоя квартира, — произнесла она так буднично, будто просила передать соль. — Ты всё равно живёшь с Кириллом, а мальчику будет надёжно. Это же внук нашей семьи.
— Нашей? — переспросила Ирина, чувствуя, как в груди закипает. — Интересно, с каких пор мой личный дом стал «нашим»?
— Ира, — попытался вмешаться Кирилл, — давай потом…
— Нет, давайте сейчас, — она подняла руку, пресекающе. — Нина Васильевна, вы всерьёз предлагаете мне подарить квартиру подростку, который максимум сделал в жизни — это обыграл вас в домино?
— Данила — победитель городских соревнований по шахматам! — резко вставила бабушка.
— Ага, и чемпион по разбрасыванию носков по всей комнате, — не удержалась Ирина.
— Ты как с ребёнком разговариваешь? — возмутилась Елена, но в голосе было больше притворного ужаса, чем искреннего.
Данила усмехнулся.
— Да ладно, мне пофиг. Но если дадите — не откажусь.
— Даня! — одёрнула его Нина Васильевна, но в голосе слышалась гордость, а не осуждение.
Ирина медленно встала.
— Знаете, — сказала она, — вот сидишь, думаешь: «Ну что, хуже быть не может». И каждый раз вы доказываете обратное.
— Ты ведёшь себя эгоистично, — жёстко сказала свекровь. — У нас в семье так не принято.
— А у меня в семье принято защищать своё, — ответила Ирина. — И, между прочим, когда вы говорите «в семье», вы имеете в виду свой клан, а не нас с Кириллом.
Кирилл встал рядом с женой. Его руки дрожали, но голос был твёрдый:
— Мама, всё. Заканчиваем разговор.
— Кирилл, не будь ребёнком, — отмахнулась Нина Васильевна. — Я просто хочу, чтобы Данила был в безопасности.
— В безопасности? — Ирина рассмеялась, но смех вышел нервный. — Он в вашем доме как кот в сметане. А я… я для вас всегда чужая.
Михаил и Елена отводили глаза, ковыряя вилками оливье, как будто в нём внезапно нашли клад.
Нина Васильевна шагнула вперёд.
— Если ты так видишь, Ирина, то, может, тебе вообще не стоит приходить в наш дом.
— Отличная идея, — кивнула она. — Только этот «наш дом» — не единственный в моей жизни.
Ирина схватила Кирилла за руку.
— Пошли.
— Идите, — холодно бросила свекровь. — Но помните, я предлагала вам шанс быть частью семьи.
Ирина повернулась у двери.
— Нет, Нина Васильевна. Вы предлагали мне билет в рабство.
И хлопнула дверью так, что с полки упал один из кубков Данилы.
После того дня рождения тишина в их квартире казалась Ире не просто тишиной — она была густой, как мёд, и липла к каждому утру.
Первую неделю они ждали звонков. Потом перестали ждать. Через месяц номера Нины Васильевны, Михаила и даже Елены оказались в чёрном списке. Кирилл молча кивнул, когда Ирина это сделала.
— У нас теперь, похоже, маленькая Швейцария, — сказал он вечером, когда телефон наконец перестал вибрировать. — Нейтральная территория.
— Да, только война всё ещё рядом, — ответила она, поджимая ноги под себя.
Поначалу было непривычно — жить без вечных комментариев, без подколов за спиной, без звонков «по делу» в девять вечера. Но оказалось, что можно ужинать макаронами с кетчупом, и никто не закатывает глаза. Можно целый день смотреть фильмы, и никто не говорит, что «в наше время люди трудились».
Кирилл иногда нервно шутил:
— Кажется, моя мама думает, что мы где-то в лесу, в шалаше.
— Главное, чтоб не в её доме, — отрезала Ирина.
Но внутри у неё оставался осадок. Не из-за квартиры — из-за того, что она до конца так и не стала «своей» для его семьи.
Через год Михаил всё-таки попытался «помирить». Пришёл без предупреждения, с пакетиком мандаринов, сел на кухне и начал с фразы:
— Мамка переживает, знаете ли.
— Пусть переживает за тех, кто в её доме, — спокойно сказала Ирина, наливая чай.
— Да вы… — он запнулся. — В общем, если передумаете…
— Не передумаем, — закончил за него Кирилл.
Михаил ушёл через двадцать минут, оставив на столе мандарины и ощущение, что за этим визитом стояла целая армия, только без оружия.
А потом в их жизни появилась Соня.
Беременность стала для Ирины сюрпризом. Она боялась говорить об этом Кириллу, но он, узнав, просто сел на край кровати и сказал:
— Ну что, теперь нас точно трое.
Роды были долгими, но когда Ирина впервые увидела дочь, все прошлые обиды стали казаться не просто далёкими — ненужными.
— Знаешь, — сказала она мужу уже дома, когда Соня спала в своей маленькой кроватке, — я не хочу, чтобы она росла в атмосфере, где надо оправдываться за то, что ты живёшь так, как хочешь.
— И не будет, — ответил он, накрывая её плечи пледом.
Иногда, уже через два года, они вспоминали тот день рождения Данилы. Кирилл шутил:
— Ну, хоть кубок у него тогда не разбился.
— Жаль, — смеялась Ирина, — был бы символичный жест.
Они могли позволить себе шутить, потому что теперь всё было иначе. У них была Соня — их солнце. И квартира, и жизнь, и семья — всё своё.
И дверь, которая однажды захлопнулась так громко, что этот звук до сих пор отрезал прошлое от настоящего.
Конец.
Если вам понравился этот рассказ — обязательно подпишитесь, чтобы не пропустить новые душевные рассказы, и обязательно оставьте комментарий — всегда интересно узнать ваше мнение!