Москва недовольно роптала. Где это видано, что бы жену, венчанную, пусть и бесплодную, в монастырь отправили? Разве подобает мужу православному, даже самому князю, уподобляться нехристям и супротив воли Божьей, оказываться от той, с которой у алтаря приносил священные клятвы!?Старательно распускаемым слухам, что мол сама княгиня пожелала п монастыре погрести себя ради того, чтобы обрело княжество законного наследника, мало кто верил. Слишком много было свидетельств того, как под белы рученьки уводили сопротивляющуюся Соломонию из Кремля.
Знал о тех недовольствах и Василий Львович Глинский. Хоть в открытую о планах князя жениться на Елене Глинской и не говорили, но слухи разлетелись по Москве, как злые осенние мухи и так же больно жалили. Всплыли позабывшиеся было предсказания о скором пришествии антихриста. Что рожден он будет от блуда и греха, и станет править, и принесет много страданий. Именно блудом был в глазах москвичей будущий брак Великого князя, грехом - удаление Соломонии, а возможный наследник - тем самым, предсказанным много веков назад плодом нечестивого союза.
На сходах бояр эти разговоры витали в воздухе, передавались с возмущением, мол что чернь в делах княжеских понимать может и как смеют они хулу возводить. Однако Василий Львович знал, что именно для его ушей предназначались пересказы всех этих нелепиц, стремлением уколоть будущего тестя Великого князя побольнее.
"По что бросаю дитя свое в сие непотребство, почему не отказал сразу!" - думал Глинский, но тут же одергивал сам себя. Отказ князю Василию был немыслим. Бежать Глинским было некуда и приходилось приносить в жертву Елену, дабы спасти весь род. Но даже если Елена станет княгиней, опасность будет висеть над каждым из них и всю оставшуюся жизнь придется Глинских ходить по лезвию ножа.
А в доме Глинских, между тем, готовились к свадьбе. Елена, гордая своим новым, хоть пока и негласным, статусом княжеской невесты, целыми днями, с несвойственным ей терпением, выдерживала долгие примерки новой, пошитой для нее одежды, и с высокомерным видом сидела за рукоделием в своей горнице, ибо теперь ее жизнь и здоровье ее были величайшей ценностью, и показываться на глаза посторонним до свадьбы ей было нельзя, чтобы не навлечь на себя беду, в виде черного, завистливого взгляда. Даже блюда ей теперь подавали отдельно, скармливая прежде кусочки с ее стола собакам и дворовым девкам. Боялись, что завистники вздумают отравить невесту Великого князя.
Василий Львович ходил смурной, хватался за сердце. Жена его, Анна, часто допытывалась у мужа, чем же он так недоволен. Ведь вон до каких высот поднялся их род! Никогда не обижал жену свою Василий Львович, но тут сердился на ее недальновидность.
-С высоты большой шибко больно падать!- говорил он, серчая, -А коли не родит Елена дитя, что тогда? Пойдет вслед за Соломоний!
-Дочь наша молода, да здорова. С чего ей не родить?
-Нет у князя детей, да и возраст уже у него немалый! Сгубим дочь и весь род наш! А коли родит, да не сына? Что сделают с нами, если с князем случится беда? Думаешь пощадят нас его братья?
Анна задумалась. Озвучить свои мысли на этот счет мужу не решилась. А думала она так - коли не понесет Елена от мужа, то придется ей ради спасения рода взять на себя грех, но любой ценой родить наследника. Опасный путь, но иного то нет. Слишком много всего поставлено на карту! Впрочем, дочь их еще девица, и волноваться рано. Вдруг и правда дело в Соломонии?
В тоже время готовился к свадьбе и Великий князь. Все стояло перед его мысленным взором лицо юной Елены, снился ночами ее стан стройный. Смотрел на себя в зеркало Василий и понимал, что в сравнении с ее красотой и молодостью, сам он стар и неказист. Густая борода еще больше старила его. Василий хотел не просто обладать Еленой. Желал, чтобы она также потянулась к нему. Приезжал к Василию намедни посол из самого Рима. Князю сказали, что годами он старше его, а на вид посол казался моложавым. Рассматривая его, князь вдруг понял, что молодым посла делает безбородое лицо. И тогда решил перед свадьбой бороду сбрить, удивить невесту.
В день, когда Василию доложили, что постриг над Соломонией свершился, князь пригласил к себе Глинского, сообщить, что свадьба состоится в скором времени, так как все препятствия к тому устранены. Не увидел в лице будущего тестя особой радости, хоть тот и старался это скрыть.
-Брату твоему дам поблажку. Как будущему родичу особые условия в остороге велю создать! -пообещал Василий, удивляясь сам себе.
Идти на уступки было не в его привычках, но очень хотелось заслужить одобрении молодой невесты.
Василий Львович, после визита к князю, пришел домой, чувствуя нестерпимую боль в груди. Рано лег спать, а на утро не проснулся. Собравшиеся на похороны родичи, между положенной скорбью, размышляли, отразится ли смерть Василия Львовича на планах государя. Но он прибыл сам на отпевание в собор и напомнил вдове покойного, Анне, что свадьба, несмотря на тяжелую утрату, состоится вскоре, как и было намечено.
Теперь готовились не таясь к венчанию. У дома, где проживала Елена Глинская, появился специальная княжеская дружина, охранять дом молодой невесты князя. Комар не мог пролететь мимо них, а уж недоброжелатель из рода людского и подавно.
Сам Великий князь считал дни и ночи, до свадьбы. Правда иногда, ночами, он видел во сне Соломонию. Она стояла перед ним и смотрела прямо, не мигая на бывшего мужа. В глазах ее был гнев и укор. Василий пытался отвернуться, спрятаться от этого пронзительного взгляда, но у него не получалось. Он видел, как над головой Соломонии, словно огненный нимб, вздымались языки пламени и жар от них палил все сильнее и сильнее, пока Василию не начинало казаться, что вот вот он и сам вспыхнет, как лучина. Просыпался после таких снов Великий князь в поту, долго не мог отдышаться. Тщетно пытался загнать обратно в глубину души, терзающее чувство вины.
-Игуменья монастыря Богородице-Рождественского, Мириамна, просит тебя, Великий князь, принять ее!
Василий от удивления даже вздрогнул, но скоро взял себя в руки и велел впустить настоятельницу. Она вошла твердым, уверенным шагом, нисколько не смущаясь поклонилась князю степенно и без подобострастия. "Денег просить будет!" - решал про себя Василий. Ведь именно в Богородице-Рождественском монастыре и проживала теперь бывшая княгиня Соломония, а ныне монахиня София.
-Пришла просить, чтобы ты, Великий князь, отослал княгиню из вверенного мне монастыря! - прямо сказала игуменья.
Голос у нее был низким, с хрипотцой. Она не просила, а требовала, словно имела на то полное право.
-Чем же не угодила инокиня София монастырю? - спросил Василий, все больше удивляясь странному разговору с не менее странной посетительницей.
-Сама инокиня хлопот не приносит, хоть и не желает исполнять всех положенный саном обетов! А вот народ ропщет и хулу на монастырь возводит!
-Говори, как есть, прямо! В чем дело?
-Насильно княгиня приняла постриг и то, что видели мои глаза... Грех на мне, Великий князь, но остальные обитательницы монастыря заслужили, чтобы их оставили в покое!
Василий вскочил на ноги, нервно заходил по просторным палатам, где принимал игуменью.
-Объясни толком, о чем речь!
-На моих глазах Иваш Шигона плетью княгиню Соломонию бил, когда та отказывалась по доброй воле постриг принять! Проявила я малодушие и не остановила сие непотребство! так мало того, сам Шигона таким деянием похваляется. Узнали обо всем за стенами монастырскими и теперь народ приходит, требуя отпустить княгиню Соломонию с миром и ругая нечестиво обитательниц монастрыря!
Речь свою игуменья Мириамна произнесла так быстро, что Василий не смог и слова вставить. Когда же она закончила, Великий князь почти взревел:
-Шигона посмел княгиню плетью бить?!
-Бил, Великий князь, глаза мои грешные сами все видели!
-Ступай! - резко сказал игуменье Василий, -Просьбу твою исполню! Собирай инокиню Софию в дорогу!
Как только Мириамна ушла, Василий велел найти Ивана Шигону и привести к нему. "Вот значит как добился он от Соломонии согласия! И как только посмел!" Хоть уже и не считал Соломонию женой, но все же не мог допустить, чтобы с той, с кем больше двадцати лет прожил он бок о бок, обращались как с негодной служанкой.
Трясущегося Шигону приволокли к Василию, бросили на пол. Тяжелый сапог Великого князя опустился на спину Шигоны, который от неожиданности глухо пискнул, не смея стряхнуть с себя ногу князя.
-Сама значит Соломония согласилась на постриг? - Василий сильнее надавил ногой.
-Поддалась уговорам, Великий князь! - подал голос Шигона.
-И ты не давил на нее, не грозил?
-Может и припугнул немного, чтобы посговорчивее была...
-И не бил?
Ответом была тишина, ясно показавшая, что Шигона утаивает от князя то, в чем боится признаться.
-Двадцать плетей ему и вон из Москвы! - велел Василий, направляясь к дверям.
Ивана Шигону подхватили стражники и поволокли из палат княжеских прочь, на воздух. С него стянули порты и рубаху, привязали животом к столбу.
-Аз, веди, глаголь...
С каждым ударом хлыста, на лице Шигоны все ярче расцветала улыбка. "Жив! Скоро закончится порка и я жив!" - думал он. Ссылки Шигона не страшился. Много припас золота и серебра именно на такой случай. А гнев князя быстротечен! авось вспомнит еще про преданного Шигону, призовет к себя. А пока надо было только дождаться заветного "Како"...
(Прим. автора. На старославянском счет осуществлялся с помощью букв: аз -1, веди -2, глаголь - 3 и т.д. Како - двадцать).
Дорогие подписчики! Если вам нравится канал, расскажите о нем друзьям и знакомым! Это поможет каналу развиваться и держаться на плаву! Подписывайтесь на мой Телеграмм канал, что бы быть не пропустить новые публикации.
Поддержать автора можно переводом на карту:
Сбербанк: 2202 2067 5653 0312