Глава 9: Камни Преткновения
Республиканская больница в Грозном. Тихий гул систем жизнеобеспечения смешивался с шепотом молитв в палате, где лежала Лиана. Капельницы, как тонкие серебряные нити, были вплетены в ее хрупкое существование. Бледность лица контрастировала с темными кругами под закрытыми глазами. Аслан не отходил от кровати, его рука сжимала ее холодную ладонь, словно пытаясь передать свою силу, свою волю к жизни – ей и их нерожденному ребенку.
– Держись, солнышко, – его голос был хриплым от бессонницы, но невероятно нежным. Он наклонился ближе. – Наш малыш сильный. Как твоё сердце. Как горный тур. Он борется. Ты чувствуешь?
Ресницы Лианы дрогнули, веки с трудом приподнялись. Взгляд был мутным, полным боли и страха.
– Аслан... – прошептала она еле слышно. – Прости... Я так не хотела, чтобы кто-то знал…
Слезы покатились по ее вискам. Аслан прижал ее руку к своим губам, целуя костяшки пальцев.
– Ничего, ничего, любимая. Главное – чтобы ты была здорова. Чтобы вы оба были здоровы. Мы еще скажем всем. Громко и радостно. Обещаю. Мы не будем ждать, ты засватана, поэтому ничего страшного.
В коридоре Халим говорил с заведующим отделением, пожилым, усталым мужчиной с умными глазами. Его лицо, обычно такое суровое, было искажено мукой и виной.
– Доктор, умоляю вас, – голос Халима дрожал, в нем не было привычной властности. – Сделайте все возможное. И невозможное. Спасите их. Мою невестку... и ребенка. Деньги... любые средства... не имеют значения. Пригласите лучших специалистов. Из Москвы, из-за границы. Я все оплачу. Только спасите их!
Доктор положил руку на его плечо.
– Мы уже созвали консилиум, Халим. Делаем все, что в наших силах. Современные протоколы, лучшие препараты. Но многое зависит от силы духа самой Лианы и... от покоя. Никаких волнений. Абсолютно. – Он посмотрел Халиму прямо в глаза. – Уберите источник ее стресса. Окончательно.
Халим опустил голову, как побитый пес. Слова доктора жгли сильнее любого укора.
* * *
Зулай вернулась домой ненадолго – проверить Аймани, взять чистые вещи для Лианы и... замесить тесто для нового заказа. Радость от успеха торта в "Роднике" померкла перед лицом беды, но работа оставалась ее якорем, островком контроля в океане тревоги. На кухне она машинально замешивала песочное тесто для партии мини-пирожных, ее мысли были в больнице.
Аймани, казалось, почувствовала ее возвращение. Старуха лежала в своей комнате, но глаза ее были открыты, полные немого вопроса. Зулай подошла, села на краешек кровати, взяла ее морщинистую руку.
– Нана, – голос ее сорвался. – Молитесь за Лиану. За малыша. Ее глаза... помните ту птицу, пташку раненую, что сын Имама принес в детстве? Такие же... бездонные и полные тихого ужаса. Помните, мы ее выходили?
Аймани медленно кивнула. Ее губы беззвучно шевелились в молитве. Потом она слабо сжала пальцы Зулай.
– Аллах не испытывает раба Своего сверх его сил... – прошептала она, каждое слово давалось с усилием, но несло невероятную силу убежденности. – Лиана выстоит. Она крепкая. Как горная трава – гнется, но не ломится. А ты, дочь... – ее проницательный взгляд упал на Зулай, – не ропщи на Халима в сердце своем. Его гордыня... она как щит. От боли. От страха потерять. Он боится... как мальчишка, потерявший отца. Его щит тяжел, и он сам под ним страдает.
В дверь позвонили. Это был курьер с огромным, шикарным букетом белых лилий и альстромерий. Конверт: "Зулай". Внутри – лаконичная записка на дорогой бумаге: *"Чем могу помочь? R."*
Зулай взяла букет. Аромат лилий был пьянящим, почти удушающим. Она нашла среди роскошных цветов один, чуть привядший, с потемневшим краем лепестка. Без колебаний вытащила его и бросила в мусорное ведро. Остальные поставила в вазу на самом видном месте в гостиной. Пусть Халим видит. Пусть думает, что хочет. У нее не было сил на новые объяснения. Она вернулась на кухню к тесту. Ей нужно было печь. Это было ее лекарство.
Глава 10: Голос из Прошлого
Прошло несколько мучительных дней. Состояние Лианы, к облегчению всех, стабилизировалось. Угроза миновала, но строгий постельный режим и полный покой оставались обязательными. В доме Халима снова появились призраки надежды. Зулай, разрываясь между больницей, Аймани и домом, получила неожиданный звонок из мэрии. Ее торт для приема так впечатлил гостей, что ей заказали главный свадебный торт для дочери мэра! Это был огромный заказ, признание, шанс. Но радость была сдержанной – тень тревоги за Лиану еще не рассеялась.
Халим, движимый жгучим чувством вины и желанием загладить свою нерешительность и молчание, пригласил в дом Сайда, отца Лианы. Мужчины сидели в гостевой комнате, пили крепкий чай. На столе – скромные сладости, которые успела приготовить Зулай. Напряжение витало в воздухе.
– Сайд, – начал Халим, с трудом подбирая слова. – Я... я прошу прощения. За сомнения. За то, что позволил... – он не мог назвать имя Хеди, – позволил облаку лжи затмить честь твоей семьи. Я узнал правду. В архивах. Документы о реабилитации твоего отца, Абдурахмана. Он был невиновен. Оклеветан.
Сайд молчал, его лицо было каменным. Горечь и обида глубокими морщинами легли вокруг его глаз. Он лишь кивнул, не в силах говорить. В этот момент во двор въехала старенькая "Волга". Из нее, опираясь на палку, с трудом выбрался очень старый, согбенный годами мужчина в простой, но чистой одежде. Лицо его было изборождено глубокими морщинами, глаза слезились, но горели живым огнем.
– Сайд? Сайд Умаров? – голос старика дрожал от волнения.
Сайд встал, недоуменно глядя на гостя. Халим тоже поднялся.
– Я... – Сайд осторожно подошел. – А вы?
Старик протянул дрожащую руку, его глаза наполнились слезами.
– Я... Ибрагим. Из Кокшетау. Из Казахстана. Я... я знал твоего отца, Магомеда. В том страшном вагоне... в сорок четвертом.
Сайд замер, как громом пораженный. Он шагнул вперед, поддержал старика под локоть.
– Ибрагим... Аллах! Входите, входите, дорогой гость! – Его голос дрожал.
Ибрагим, усаженный в самое почетное кресло, плакал, глотая слезы, пока Зулай торопливо накрывала на стол, подкладывая лучшие куски халвы и лепешек.
– Твой отец... Магомед... – всхлипывал старик. – Он спас мне жизнь в том аду! В вагоне для скота... Люди умирали от холода, голода, жажды... Он отдал мне свой последний сухарь... Спрятанный про запас, для себя... Сказал: "Ты моложе, Ибрагим. Ты должен выжить". А сам... – Ибрагим закрыл лицо руками. – Его оклеветали позже... на том лесоповале... Из-за мельницы! Завидовали, что чеченцу, "врагу народа", доверили руководить! Подбросили в барак какую-то бумагу... Обвинили в саботаже... Он не дожил до реабилитации... Но он был герой! Человек чести!
Сайд разрыдался. Громко, по-мужски, содрогаясь всем телом. Он опустился перед Ибрагимом на колени, обнял его старые ноги.
– Так вот почему... – рыдал он. – Вот почему он всегда повторял мне, мальчишке: "Правда, сынок, она как горный хрусталь. Ее можно спрятать в грязи, но сломать, разбить – нельзя. Она всегда прорастет на свет!" Он верил... до конца верил!
Халим стоял, потрясенный до глубины души. Он подошел, помог Сайду подняться, потом склонился в глубоком, почтительном поклоне перед Ибрагимом.
– Ваши слова, аксакал... – голос его был глух от сдерживаемых эмоций. – Они как святая вода для нашей израненной души. Они смывают грязь подозрений. Простите... простите наше невежество, нашу слабость духа.
Зулай, поднося чайник, чтобы долить чай в пиалы, тихо добавила, глядя на плачущих мужчин:
– Да. Боль... только правда может смыть. Как дождь – пыль с горных троп. Спасибо вам, Ибрагим-аьда. Вы принесли нам дождь.
Вечером, после того как Ибрагима уложили в лучшей гостевой комнате, а Сайд уехал домой, окрыленный и примиренный, в доме воцарился редкий покой. Зулай, измотанная, но с легким сердцем, готовилась ко сну. Халим сидел в кабинете, разбирая бумаги, пытаясь привести в порядок мысли. На пороге, шаркая тапками, появилась Аймани. Она молча положила перед ним на стол смятый листок бумаги, а потом так же молча удалилась.
Халим развернул листок. Надпись была выведена неровными печатными буквами, словно вырезанными из газеты:
> *"Рашид выкупает долги Халима. Цена – его жена. Не будь слепцом."*
Кровь ударила в виски. Халим вскочил, сжав записку в кулаке так, что костяшки побелели. Он бросился к сейфу, достал папку с финансовыми документами. Листал отчеты, счета... И нашел. Кредит, который тянул его последние полгода, огромная сумма под залог части автопарка... был полностью погашен. Неделю назад. Подпись в банковском уведомлении была размашистой, знакомой: Рашид Тамаев.
Халим опустился в кресло. Гнев, жгучий и слепой, сменился леденящим душу отчаянием. Он сидел так долго, пока не услышал шаги Зулай на лестнице. Она шла спать. Он вышел в темный коридор, спрятавшись в тени. Видел, как она, усталая, прошла в спальню. Как легла, отвернувшись к стене.
Он стоял, сжимая в кармане злополучную записку, и смотрел на ее спину. В глазах его боролись любовь, стыд, ревность и страшное, унизительное чувство долга перед человеком, который, возможно, купил право быть рядом с его женой. Камни преткновения, казалось, вырастали в настоящую стену.