Глеб и Лада прожили в браке двадцать шесть лет. Они вырастили сына Никиту, выплатили ипотеку и впервые за долгие годы оказались свободны от ежемесячных платежей и детсадовских собраний. В квартире стало просторно и тихо. Казалось, самое время жить для себя.
— Ну что, Лада, махнём на Камчатку? — небрежно бросил Глеб вечером, перебирая в телефоне афиши фестивалей.
Лада подняла взгляд от ноутбука. Камчатка была их давней мечтой, какой-то почти невозможной — далеко, дорого, сложно. Но теперь у них были и время, и деньги, и здоровья хватало на авантюры.
— А что, — улыбнулась Лада, — поехали. Начнём с Камчатки, а там, глядишь, и до Соловков доберёмся.
— Главное — начать, — усмехнулся он, потянулся к чашке.
Лада знала: Глеб любит говорить и откладывать. Но на этот раз она не отложила. Уже на следующее утро Лада взяла выходной, села в автобус и поехала в турагентство. Возвращалась с пакетиком, в котором лежали билеты: перелёт со скидкой, проживание в гостевом доме у океана. Глебу решила сказать на встрече выпускников — двадцать пятая годовщина, повод красивый.
Вечером накануне встречи они сидели на кухне. Никита отписался из чата: улетает в командировку в Новосибирск, будет месяц. Дом — полностью их. Лада поставила чай.
— Ну что, — сказал Глеб, — завтра всех увидим. Интересно, как Жанна Пахомова постарела, всё косынки на голову цепляет… Ха!
— Не язви, — ответила Лада. — Все мы там будем. И ты — тоже.
Она поцеловала его в висок и ушла в спальню, спрятала конверт с билетами в ящик с шарфами. Хотелось устроить сюрприз, открыть новую страницу их жизни.
Глеб смотрел в окно и думал совсем о другом. В супермаркете вчера ему встретилась женщина с глазами его первой любви. Он увидел её профиль у кассы, тонкую шею, короткую стрижку — и сердце провалилось. Инга. Точнее, очень похожая. Инга пропала из его жизни внезапно, в выпускном классе: семья уехала на север. Тогда Глеб подавил в себе всё и решился строить будущее с Ладой. Он считал себя мужчиной, который не оглядывается назад. Но взгляд у кассы вернул его в прошлое.
***
Кафе для встречи разместилось в бывшем кинотеатре. Музыка, тосты, фото на экране, смех. Глеб шутил, поднимал бокалы, но где-то под кожей зудела нетерпеливость. Лада, когда объявили тост «за молодых», уже потянулась к конверту, собираясь торжественно вручить билеты, а Глеб вдруг отстранился, не дал обнять себя.
— Что людей смешить? — пробурчал он, уводя взгляд от её глаз.
Лада опустила руку. Она смела ситуацию шуткой, но в животе всё сжалось. Глеб избегал её касаний. Его улыбка была чужой.
Она дождалась конца вечера и в такси повернулась к нему:
— Что стряслось, Глеб?
— Ничего.
— Тогда почему ты ведёшь себя так, будто я тебе чужая?
— Я вёл себя нормально, — огрызнулся он. — Мы что, на свадьбе были? Зачем мне целовать тебя на потеху толпе?
— Хорошо. Толпы нет. — Лада прижалась к спинке, пальцы переплелись. — Говори. Я жду.
— Это разговор дома.
— Отлично. Дома — так дома.
Дома Лада не дала ему уйти в ванную.
— Ну? — сказала она. — Объясни.
— Ты действительно хочешь знать? — он вздохнул, оглядел кухню — серый чайник, деревянная доска, их кружки. — Я видел вещий сон, Лада.
Лада не улыбнулась.
— И что же предсказали звёзды?
— Я должен уйти. Моё счастье — не здесь.
— Где?
— С Ингой, — тихо сказал Глеб. — Она вернулась. Мы случайно встретились. Потом мне написала Жанна Пахомова: «Представляешь, Инга в городе». А ночью мне приснилось, как мы с Ингой идём вдоль моря, и я проснулся и понял — всё. Я всё понял. Мы зря жили, Лада. Я обманывал себя.
— А она что? — спросила Лада и вдруг почувствовала холод под кожей. — Она тебя любит? Тридцать лет ждала?
— Мы переписывались. Она помнит меня. Она свободна. Я… — он не закончил. — Я не хочу тянуть. Никита взрослый. Ипотеку закрыли. Нас ничто не держит.
Лада молчала секунду. Потом чётко: выдвинула ящик, достала конверт, бросила на стол.
— Вот что нас держало, — сказала она. — Камчатка. Наши билеты. Отпуск мечты. Я купила их вчера. Скидочные, невозвратные. Но это мелочь. Бери свои рубашки и иди к этой Инге. Пусть готовит тебе уху и варит кашу. Ты произносишь «мы зря жили»? Спасибо за экспресс-оценку моей жизни.
Она встала, открыла шкаф, бросила на кровать его рубашки, носки, свитера. Движения были чёткие, быстрые. Глеб вяло собрал вещи. Он ожидал истерики, сцены, долгих разговоров. Ему хотелось уйти красиво, с паузой, с размахом. Но всё пошло быстрее.
— Я заберу немного сбережений, — пробормотал он.
— Ты уже забрал. Себя. Самоуважение, — ответила Лада. — Деньги трогать не смей.
Он посмотрел на неё как на чужую. Взял сумку и вышел. Лада молча закрыла за ним двери и сразу же достала телефон. Через тридцать минут мастер менял замки. В два часа ночи Лада сидела на кухне, не плакала. Только слушала, как капает вода. Она поняла: её семья закончилась за один вечер.
***
Глеб вышел к проспекту, вызвал такси и написал Инге: «Еду. Дай адрес». В ответ пришёл звонок.
— Глеб? Это ты? — голос был очень похож на тот, что он помнил с последнего звонка в школе. Лёгкий, звенящий.
— Да. Я рядом. Давай увижу тебя.
— Я не готова дома принимать, — сказала она. — Через два часа у «Бобра», у фонтана. Я сяду у аквариума. Слева.
— Два часа? — переспросил он.
— Мне надо успеть. Не обижайся. Жду.
Такси привезло его быстро. Он добрел до фонтана с сумками — комичная фигура с пакетами, замёрзшими руками. Дул ветер. Два часа он переминался, приседал, подпрыгивал, грея ноги, вспоминал их школьный коридор пахнущий лаком, Ингины белые банты, смешные записки в клеточку. За это время у него украли кошелёк. Он понял это у гардероба, когда попытался достать купюры на чай.
— Мужчина, — сказал гардеробщик, — у вас его вытянули, пока вы у фонтана топтались. Я вас сквозь стекло видел — сумки запихнули под лавку и отвлеклись.
Глеб побледнел. Телефон, слава богу, был в куртке. Он вошёл в зал. Там гудели голоса. Под у аквариума, сидела женщина. Она была ширококостной, с короткой русой стрижкой и ярко-розовой помадой. Играла цепочкой. Она подняла глаза, и Глеб увидел знакомую улыбку.
— Не узнал? — спросила она и рассмеялась. Смех был тот же — заливистый, озорной. — Садись. Я уже почти всё съела. Не терпится же было.
Он сел. На секунду ему хотелось рвануть прочь. Но он остался.
— На фотографиях ты другая, — выдавил он. — Моложе.
— Фотографии — фильтры и удачный свет, — бросила Инга. — А это жизнь. И, кстати, у кассы в супермаркете ты, кажется, видел мою дочь. Она кареглазая, как я. И фигурка у неё — ух. Теперь ясно, почему ты перешёл на «вещие сны».
Он промолчал.
— Ну что, рассказывай, как живёшь. Где Лада? — она кружила стакан с лимоном. — И почему ты сказал «еду» в два ночи? Это что, порыв века?
— Мы решили расстаться, — сказал Глеб. — Мы… всё было хорошо, но я понял, что люблю другую. Тебя.
Инга расхохоталась так, что оглянулись соседи.
— Не перехваливай. Мы не виделись тридцать с лишним лет. Ты женат, сын уже, наверное, бороду носит. И тут ты приходишь с сумками, без кошелька и говоришь про любовь? — она откинулась на спинку стула. — Послушай, Глеб. Я живу одна, работаю в турагентстве, у меня свои привычки, свой порядок. Мне не нужен мужчина-скиталец. Мы можем дружить, вспоминать школьные годы, иногда пить кофе. Но твои сумки мне не куда ставить. Я не готова к «врыву судьбы». Да и, по-честному, — она наклонилась, — ты же сам себе не веришь.
Он молча кивнул.
— За ужин заплатишь? — добавила она без паузы. — У меня наличных нет. Переведи на карту. Вон чек.
Глеб полез за телефоном. Экран мигнул, приложение банка запросило Face ID. Руки дрожали. Перевёл. Сумма неприятно кольнула.
— Ну не хмурься, — сказала Инга, убирая телефон. — Иди домой. Переночуй. Завтра трезвая голова скажет, кто тебе нужен.
Домой вернуться он не мог: замки уже были другими. Он нажал кнопку домофона.
— Кто? — спросила Лада.
— Я. Холодно. Пожалуйста.
— Снимешь номер в отеле, — ответила она. — Или переночуй у Жанны Пахомовой. Она у тебя теперь вестница судьбы. Доброй ночи.
Он опустился на подоконник в подъезде и просидел до рассвета, дрожа, пропуская через себя холод и тишину.
***
Утром Лада встала рано. Позвонила на горячую линию авиакомпании.
— Билеты невозвратные, — сказала девушка. — Тариф «Эконом промо». Обмен возможен с доплатой.
— Я полечу одна, — сказала Лада. — Фамилию второго пассажира менять не нужно.
— Просто не будет, всё?
— Да. Просто не явится.
Лада положила трубку. Зашла на сайт, забронировала два экскурсионных тура на Камчатке: выход к вулканам и сплав по Быстрой. Она позвонила сыну.
— Никита, у нас с отцом… — сказала она, и голос вдруг дрогнул. — Он ушёл. Но я лечу. Всё в силе.
— Мам, — ответил он после паузы, — я приеду. У меня сейчас работа. Но я приеду. Не давай ему себя ломать.
— Я и не дам, — сказала она. — Целую.
Потом Лада набрала номер знакомой юристки.
— Оля, мне нужен развод и раздел имущества, — сказала она. — И ещё — консультация по поводу трат из семейного бюджета: он перевёл вчера ночью деньги. У меня есть выписка из банка. Сумеем вернуть через суд?
— Приходи, — ответила Оля. — Всё оформим.
Лада оделась и пошла в агентство недалеко от дома. Там на стене висел плакат с гейзерами. Она посмотрела на карту, яркую и резкую.
***
На следующий день Глеб вернулся к Инге. Он решил, что будет настойчивым и красивым, как в кино. Он решил купить цветы по дороге, но в киоске букеты оказались «только по карте», а его карта была почти пустой. Он написал Инге: «Выйди на минуту». Она ответила: «Я на работе. Не могу. И вообще подумай. Не ломай жизнь, ради картинки».
Он сел на лавочку у турагентства. Из двери выходили клиенты с пакетиками и радостными лицами. Инга мелькала за стеклом, подсвеченная лампой, живая и вполне себе настоящая — другая, не школьная. Глеб попытался войти, но охранник вежливо выставил его.
— Здесь офис, — сказал он. — Если по личным вопросам звоните по стационарному, вас встретят.
Глеб ушёл. Позвонил Жанне Пахомовой, однокласснице.
— Жанка, меня выгнали из дома. Можно у тебя переночевать?
— А что Лада? — спросила Жанна.
— Лада поменяла замки.
— И правильно сделала, — сказала Жанна. — Глеб, ты вроде не мальчик. Хватит цирка. Снимай комнату. Разберись, кто тебе нужен.
Он нашёл мансарду с косым потолком на окраине. Холодную, пахнущую кошачьей мочой. Хозяйка потребовала предоплату за три месяца «чтобы не бегал». Он согласился. Нужно же где-то жить, пока Лада «остывает». Вечером пришла СМС от банка: «Списание 39 800 рублей». Он вспомнил: за ужин Инги он платил не только ей — официант не разделил чек. Обрубок зарплаты исчез.
Крепость уверенности рухнула. Он попытался позвонить Ладе. Она не взяла. Написал Никите: «Сын, поговорим?» Ответа не было.
***
Лада летела на Камчатку одна. Самолёт дрожал, в иллюминаторе синева. Она держала руку на подлокотнике и чувствовала, как отпуск — не побег, а поступок. В аэропорту её встретил водитель с табличкой «ЛАДА». Она улыбнулась и села в микроавтобус, где уже сидели люди с рюкзаками. Там она познакомилась с Тимуром, проводником, сухим, выносливым, с внимательными глазами.
— Шаг держим ровный, не тормозим без команды, — строго сказал Тимур, когда группа вышла на тропу к подножию Авачинской сопки. — Кто слаб, тянется к средине, сильные — по бокам. На привалах — чай, сладкое. С фото не задерживаемся. Работает только радио, сети не будет. Идём. Понятно?
— Понятно, — ответила Лада.
На второй день был сплав. Лёд по берегам, воздух чистый . Лада держала вёсла, её руки ныли, но сопки проплывали, гейзеры парили, и вдруг стало легко. Она ловила на себе улыбку Тимура — не ту, что обещает, а ту, что уважает.
— Хорошо идёшь, — сказал он. — Не сдаёшься.
— Я себе такого обещала, — ответила Лада. — Больше не сдаюсь.
Вечером они сидели у костра, пили чай из металлических кружек, говорили о книгах, о тропах,о том, как человек перестаёт бояться себя.
***
Глеб тем временем метался между работой и судами. Он устроился в отделении снабжения автосалона десять лет назад, дослужился до начальника склада. Теперь он стал нервным, пропускал накладные, спорил с водителями, однажды сорвался на стажёра. В конце месяца директор позвал его.
— Ваша эффективность падает, — сказал он. — Срывы поставок, недостачи. Ещё один косяк — и премии не будет. Держитесь.
Глеб кивнул и выбежал. На улице звякнуло уведомление: повестка в суд. Лада подала на развод и требовала возмещения средств, потраченных им «на посторонние нужды» без согласования: перевод Инге, внесённая им предоплата за мансарду, снятая с общей карты. Он фыркнул: «Да она издевается». Но Оля, юрист Лады, всё оформила чётко: распечатки, выписки, скрины.
Инга тем временем исчезла из переписок: в мессенджере ей «не доставлено». Он пришёл к её офису — там на двери висело «Отпуск. Возвращаемся через неделю».
Он напился в той мансарде. Наутро ему было плохо. Он набрал Ладу:
— Давай поговорим. Я ошибся. Бес попутал. Верни меня домой.
— Домой вернёшься только для того, чтобы забрать оставшиеся инструменты, — сказала Лада. — И то при свидетелях. И ещё: мы летали на Камчатку. Было прекрасно. Знаешь, почему? Потому что я не таскала за собой твои сумки иллюзий. Глеб, я не твоя подушка безопасности. Увидимся в суде.
— Лада, — произнёс он в пустоту. Ответа не было.
***
Суд начался без пауз. Лада пришла в белой ветровке, съёженной от дождя, аккуратно уложенные волосы, лицо спокойное. Рядом — юрист Оля, с папкой. Глеб явился в мятой рубашке, старые часы давили запястье.
— Ваша честь, — говорила Оля, — ответчик вывел из семейного бюджета средства после фактического прекращения совместного проживания. В эту же ночь перевёл деньги неопознанному лицу. Истец требует компенсации половины суммы, а также возмещения за оплату аренды жилья, поскольку ответчик добровольно покинул дом, но уже на следующий день признал ошибку и настойчиво требовал восстановления отношений, создавая угрозу спокойствию истца. Мы просим ввести обеспечительные меры: запрет контактирования вне рамок юридически значимых процедур.
Глеб хотел вставить: «Она же взрослая», — но судья его остановила.
— Ваша позиция?
— Я… — сказал он. — Я хотел как лучше. Мы взрослые. Я…
Судья подняла глаза.
— Взрослые люди не оплачивают ужины незнакомок из общих денег, — сказала она. — И не живут на стороне. По существу возражения?
Ему нечего было сказать.
Через три заседания брак расторгли. Лада оставалась в их квартире. Суд указал, что большая часть выплат по ипотеке была произведена с её счёта — она принесла квитанции за пять лет, когда Глеб сидел на больничном и зарплаты было мало. Ему оставили старую машину и обязали компенсировать Ладе половину из суммы, перечисленной Инге, и треть за аренду мансарды — как нецелевое использование общих средств в период брака. Плюс — судебные расходы. На зарплату Глеба повесили удержания. Он почувствовал, что у него нет воздуха.
Инга вернулась из отпуска и отбивалась от его звонков вежливыми СМС: «Мы договорились. Никаких романов. Дружить — да, но у меня своя жизнь». Он пришёл к кафе «Бобр» в тот же день, когда она назначила встречу с туристами. Он стоял в тени, смотрел. Инга смеялось с мужчина с седой бородой в дорогой куртке. Он обнял её за плечи. Глеб понял: у неё своя жизнь не просто на словах, и он в неё не вписывается.
Он пошёл по набережной. Мимо шли люди, кто-то бежал. Он зашёл в киоск и купил шаурму в долг — продавщица сказала: «Завтра донесёшь». Он сел на лавку, развернул, уронил половину на джинсы. Джинсы теперь пахли луком. Он вспомнил Ладину аккуратность, её умение держать всё ровно — и понял, что упустил не «синюю кофту» мечты, а человека, который рядом с ним двигается, берёт на себя, спасает и не ноет.
Но было поздно.
***
Лада вернулась из поездки другой. Она не стала рассказывать историй, не выкладывала фото в соцсети. Она занималась в бассейне по утрам, пошла на курс первой помощи, купила ботинки для походов. В магазине ей стало легко одному. Она заметила, что дом стал просторнее, не потому, что вещи исчезли, а потому, что исчезла тревога.
Никита приехал и обнял мать крепко.
— Мама, — сказал он, — я тобой горжусь.
— Спасибо, — улыбнулась она. — Я теперь сама собой горжусь.
Они сидели на балконе, пили чай, смотрели, как под окном кошка охотится за листьями. Никита перевёл тему:
— Папа пытался со мной говорить. Я сказал, что общаться буду, когда он перестанет придумывать «видения». Я устал быть судей между вами. Пусть сам разбирается со своей жизнью.
— Ты взрослый, — ответила Лада. — Имеешь право.
Вечером она получила сообщение от Тимура: «На выходных сбор в лесу. Волонтёрская очистка пешеходной тропы. Присоединишься?» Она набрала: «Да». И улыбнулась.
***
Глеб попал под сокращение. Во время очередной ревизии выяснилось, что он допустил ошибку в накладной на крупную партию и недостача висит теперь на складе. Недостачу списали на «комбинацию факторов», но премии лишили. Зарплата стала меньше, удержания — те же. Манжеты куртки обтрепались. Хозяйка мансарды стала пускать к себе мужчину «на ночь», и Глеб стал мешать. Ему предложили съехать. Он съехал в хостел, в комнату на восемь человек, с запахом мокрых кроссовок. На кровати сверху кто-то храпел. Внизу — рюкзак, который ворочался и стонал по ночам. Глеб лежал и думал, как странно просто можно разрушить всё, к чему шёл двадцать шесть лет.
Он попытался устроиться в такси, чтобы подработать. Машина сломалась через неделю: коробка передач хрустнула. Ремонт стоил дороже, чем он мог себе позволить. Он продал машину за копейки.
Он пошёл в турагентство, где работала Инга, и попросил устроить его грузчиком — таскать коробки, помогать туристам с рюкзаками. Ему вежливо отказали: «У нас аутсорс». Он усмехнулся без улыбки.
***
Судебные приставы списали с его счёта сумму долга Ладе. Он позвонил Оле, юристу Лады.
— Можно как-то всё это… смягчить? — спросил он. — Я же не монстр. Я просто… ошибся.
— К сожалению, Глеб, — ответила она ровно, — это не вопрос эмоций. Это вопрос денег. Закон суров, но это закон. Платите вовремя — и вам не придётся сталкиваться с приставами.
Он хотел бросить трубку, но проглотил. Стало ясно: никто не будет разгребать за ним.
*
На город пришла осень. Дождь шёл третью неделю, асфальт блестел в свете фонарей. Лада зашла в парк, где волонтёры чистили перила под горой. Тимур снял перчатки, улыбнулся.
Почти у выхода из парка она встретила Глеба. Он шёл медленно, опустив голову, в растрёпанном плаще, в руках пакет с хлебом. Он поднял глаза и остановился. Они стояли на расстоянии трёх метров.
— Лада, — сказал он.
— Здравствуй, Глеб, — ответила она.
— Прости меня, — произнёс он без лишних слов.
— Я не держу зла, — сказала она. — Но у меня новая жизнь. Мы договорились.
— Я один, — сказал он.
— Я — нет, — ответила она просто и прошла мимо.
Он остался с пакетом. Ветром порыв бросил на землю полиэтилен. Хлеб покатился. Глеб нагнулся, поднял, вздохнул. Пошёл дальше. Он был один. И это было не случайность. Это было следствие.
***
Через месяц пришло письмо. Туристический клуб приглашал Ладу в Карелию — на маршрут «Беломорье — Соловки». Она отложила листок на журнальный столик, а потом подняла его снова. Её воротник мягко теребил шею. Она набрала Тимуру: «Иду. Без вариантов». Он ответил смайлом и строкой: «Всё получится».
Глеб к тому времени получил новую работу — ночным охранником на складе. Тёмное здание, сканер штрих-кодов, ходи по периметру, ставь отметки. В термосе — остывший чай. В три часа ночи гудят фуры, к семи утра скука превращается в сонливость. Он сидел и вспоминал, как они с Ладой выбирали шторы, как покупали дешёвый стол, как крутили саморезы, как Никита делал первый шаг… Ему хотелось спереть этот стол из памяти, а не получалось. В груди зудело и болело.
На работе он стал аккуратнее. Платил по счетам. Пытаясь «исправить», он позвонил Никите.
— Сын, — сказал он, — мне есть что сказать.
— Говори, — ответил Никита.
— Я совершил ошибку. Глупую. Не ради любви. Ради… гордыни. Не ждите от меня чудес. Я теперь избранник бетонных стен. Но если тебе понадобится помощь — я рядом.
— Помощь мне не нужна, — ответил Никита. — Мне нужен отец, который думает до того, как делает. Если сможешь — будем подпирать друг друга. Если нет — иди своей дорогой. Мне с мамой хорошо.
— Ладно, — сказал Глеб. — Понял.
Повесил трубку и долго сидел на стуле, слушая, как капает с капюшона вода.
***
Зимой Лада вернулась из Карелии с сухими волосами, горящими глазами и кучей мокрых носков в рюкзаке. Она принесла из похода щепотку соли из Белого моря, открытку с изображением монастыря и улыбку. Она заварила чай с брусникой и села у окна. Она была одна — но не одинока.
Весной она с Тимуром и ребятами из клуба прошла по лесной тропе к старым плотинам. Она споткнулась, ушибла колено, чертыхнулась, засмеялась и побежала дальше. Вечером Тимур принёс ей мазь.
— Ты молодец, — сказал он. — Держишься. Мы зовём тебя в июне на Алтай.
— Поеду, — без промедления ответила Лада. — Я теперь хурма — вся спелая, — и они рассмеялись.
***
Глеб к тому времени переехал из хостела в коммуналку: большой дом с коридором, где пахло борщом и кошками. Соседский мальчик гонял мяч, соседка ругалась. Он привык. В выходной он иногда шёл в кино один — выбирал старые фильмы. Он прошёл мимо «Бобра». В витрине была Инга — улыбалась клиентам. Она заметила его, кивнула. Он поднял руку, повернул в сторону рынка. На углу его окликнул кто-то:
— Глеб!
Он не сразу понял — Жанна Пахомова. Она подошла близко, посмотрела внимательно.
— Ты как?
— Нормально, — ответил он.
— Ты… держись, — сказала она. — Я не знала, что всё так совсем.
— Я держусь, — сказал он. — Я был дурак. Теперь я — дурак с регалиями.
Жанна хотела что-то ответить, но передумала. Только кивнула.
— Пока, Глеб.
— Пока.
Он побрёл дальше. Ему казалось, что у него внутри глухая зима. Метёт, как в степи. И нет щепотки соли, чтобы напомнить о чем-то вкусном. Всё пронеслось. А теперь — пусто.
Вечером он бросил пустые бутылки из-под воды в контейнер и вернулся на пост. На бумажке карандашом написал «план»: работать, платить, не пищать. Он не любил это слово — «план». Но теперь оно спасало.
Ночью в склад залезли подростки. Он услышал шорох и побежал по коридору, ударился плечом о металлическую дверь, заорал. Подростки убежали. Он снова вдохнул. Сердце стучало как барабан. Он сел на железную раму и откинул голову. С потолка смотрели холодные лампы.
Конец истории был не эффектным. Не было грома и молний. Была длинная, вязкая жизнь. Глеб получил своё — не наказание, а закономерность. Он остался несчастным, и никто уже не предлагал ему счастье в обмен на «вещие сны».
А Лада шла дальше. В июне она стояла на перевале и смотрела, как над Алтаем плывут облака. Тимур стоял рядом, сказал:
— Всё впереди.
— Знаю, — ответила Лада.
Она вдохнула и пошла вниз, к озеру. Её шаги были уверенными. И там, где когда-то было «мы», теперь было крепкое, ясное «я». И это «я» не ломалось от чужих порывов. Оно шло впереди. И шло туда, где было её. Где было тепло, ветер, тропа и новь. Где никто больше не говорил про «вещие сны», а всё, что было — было по-настоящему. И на это у неё, наконец-то, было время.
Автор: Владимир Шорохов © Книги автора на ЛитРес