Всё началось с запаха.
Не с громких слов или хлопающих дверей, а с тихого, едва уловимого запаха озона, который всегда стоял в моей чертёжной. Это был запах работающего плоттера, свежей бумаги и немного — пыли на старых стеллажах с папками-скоросшивателями. Запах моей жизни. Последние тридцать семь лет я приходила сюда, в это конструкторское бюро, как в свой второй дом. А после ухода Виктора… пожалуй, как в единственный.
Муж всегда говорил: «Нинуля, твой ум — это музыка. Не позволяй никому её заглушить». Он гордился мной, простым инженером, больше, чем иные гордятся жёнами-генералами. Когда я начала работать над «Цикадой», он был моим главным слушателем. Вечерами, на нашей крохотной кухне, я рисовала ему на салфетках схемы, объясняла, как моя система очистки сможет перерабатывать промышленные отходы практически без остатка. «Цикада» — потому что она должна была «петь» чистотой там, где раньше всё умирало в грязи. Это был не просто проект. Это был мой ребёнок, рождённый из двух лет бессонных ночей, расчётов и чертежей. Мой magnum opus, как с пафосной улыбкой говорил Виктор.
И вот, за неделю до презентации, которая должна была решить судьбу «Цикады» и принести институту многомиллионный контракт, меня вызвал директор.
Пётр Валерьевич, мужчина с мягкими, ухоженными руками и вечно-озабоченным лицом, разливался соловьём.
— Нина Сергеевна, голубушка вы наша! Титан! Глыба! Мы тут посовещались… и решили вас поберечь. Вы так много работали, так устали.
Я молча смотрела на него, чувствуя, как внутри что-то начинает замерзать.
— Мы вам путёвочку выписали. В лучший санаторий подмосковный! За счёт фирмы, разумеется. Сосны, воздух, процедуры… Отдохнёте, сил наберётесь. А презентацию проведёт Олег. Он молодой, энергичный. Новое лицо компании, так сказать. Для инвесторов это важно — видеть перспективу, молодость.
Олег. Мой ученик. Мальчишка, которого я пять лет назад взяла под крыло. Талантливый, да, не отнять. Схватывал на лету, впитывал, как губка. Я видела в нём этот голодный блеск в глазах, который так ценила. Я сама ему всё показывала, объясняла, вкладывала в него то, чему училась десятилетиями. Я радовалась его успехам, как своим собственным. Он был почти как сын…
— Но проект… мой, — тихо произнесла я, и голос предательски дрогнул.
— Ну что вы, Нина Сергеевна, никто ваших заслуг не умаляет! — Пётр Валерьевич замахал своими мягкими руками. — Вы — идейный вдохновитель, мозг! А Олег — это, скажем так, эффектная обложка. Тактика, понимаете? Командная работа. Вы отдохнёте, а мы тут всё в лучшем виде представим. Всё для общего блага.
Я смотрела в его глаза и не видела там ничего. Пустота. Гладкая, отполированная ложью пустота. Меня не «берегли». Меня выставляли за дверь. С почётом, с путёвкой в санаторий, как старую мебель на дачу. Чтобы не мешала. Чтобы не портила вид своим «нафталиновым» обликом.
— Я подумаю, — сухо ответила я, поднимаясь.
Холод, сковавший меня в кабинете директора, не отпускал всю дорогу домой. Он просочился под пальто, забрался в самую душу. Я вошла в свою пустую квартиру, и тишина оглушила меня. Раньше в этой тишине жил Виктор. Его тапочки у кресла, его недочитанная книга на столе… Теперь тут жила только боль. Я села в его кресло, обняла себя за плечи и впервые за много месяцев заплакала. Не от горя по мужу, а от унижения. От острого, как осколок стекла, чувства предательства.
Они не просто украли мой проект. Они украли последние два года моей жизни. Они вычеркнули меня.
Ночь я провела без сна. Перед глазами стояло самодовольное лицо Олега и бегающие глазки директора. «Новое лицо компании»… «Эффектная обложка»… Слова жалили, как осы. К утру слёзы высохли. На их месте родилось что-то другое. Твёрдое, холодное и тяжёлое. Ярость? Нет. Это было спокойнее и страшнее. Это была решимость.
Виктор всегда говорил: «Нинуля, не давай себя в обиду. Твой ум — твоё оружие. Просто целься точнее».
Я взяла телефон и набрала номер директора.
— Пётр Валерьевич, доброе утро. Благодарю за заботу, но в санаторий я не поеду. Давление что-то скачет, врачи не советуют климат менять. Буду дома отлёживаться.
В трубке повисла короткая пауза. Я почти видела, как он нахмурился. Мой отказ ломал их изящный план.
— Ну… как знаете, Нина Сергеевна. Главное — здоровье, — процедил он с плохо скрытым раздражением.
Я положила трубку. Первый ход был сделан. Я осталась в городе. Теперь нужно было ждать. И слушать.
Два дня я сидела дома, как в засаде. Разбирала старые бумаги, перечитывала письма Виктора, пыталась отвлечься, но мысли неотступно возвращались к «Цикаде». К моему детищу, которое собирались усыновить двое проходимцев. Я знала Олега. Знала его тщеславие, его потребность в признании. Знала, что он не удержится от хвастовства.
На третий день я решилась. Под предлогом забрать какие-то личные вещи, я приехала в институт. Был уже конец рабочего дня, в коридорах было пустынно. Дверь в кабинет директора была приоткрыта. Я замедлила шаг, сердце забилось чаще. Из-за двери доносились знакомые голоса. Голос Петра Валерьевича и… Олега.
— …всё идёт по плану, — баритон Олега сочился самодовольством. — Презентацию я немного «освежил». Добавил модной инфографики, пару англицизмов. Инвесторы такое любят. Чтобы не выглядело, как доклад из прошлого века.
— А Нина Сергеевна? Не объявится? — в голосе директора слышалась нервозность.
— Да бросьте, Пётр Валерьевич! Куда она денется? Сидит дома, давление меряет. Мы же ей всё красиво обставили — почёт, уважение, забота о ветеране труда. Она проглотила. Старая школа, они не умеют бороться. Их удел — сидеть на лавочке и сетовать на молодёжь. Ну, ничего, мы ей потом премию выпишем. За «вклад в развитие». Она и рада будет. Старушке много ли надо?
«Старушке».
Это слово ударило меня под дых. Не «Нина Сергеевна», не «наставник», не «автор проекта». Просто «старушка». Бесполая, безликая единица, которую можно списать, как устаревшее оборудование.
Я отступила в тень, прижавшись к холодной стене. Дышать стало трудно. Обида, кипевшая во мне, превратилась в лёд. Острый, режущий лёд. Всё. Больше никаких сомнений. Никакой жалости.
Я вернулась домой другим человеком. Женщина, которая плакала в кресле мужа, умерла. Теперь действовать будет инженер-конструктор Нина Сергеевна. Холодно, точно, без единой лишней эмоции.
Мой план был прост и дерзок. Он строился на знании психологии Олега. На его непомерном эго.
На следующий день я позвонила ему. Постаралась, чтобы голос звучал слабо и растерянно.
— Олежек, здравствуй. Это Нина Сергеевна.
— Нина Сергеевна! Как вы? Как ваше давление? — его голос был полон фальшивой заботы.
— Да так, потихоньку… Олежек, я вот по какому делу. Я тут думаю-думаю… Наверное, Пётр Валерьевич прав. Я уже, может, и правда ничего не понимаю в этих ваших современных тенденциях. Отстала от жизни…
Я сделала паузу, давая ему возможность насладиться моим мнимым поражением.
— Ну что вы, Нина Сергеевна, не говорите так! — он тут же попался на крючок. — Ваш опыт бесценен!
— Опыт, опыт… Кому он сейчас нужен, этот опыт? — вздохнула я. — Ты вот лучше объясни мне, как дуре старой. В чём я была не права? Что в моём проекте было не так? Чтобы я на будущее знала… Ты же так хорошо всё схватываешь, так современно мыслишь. Помоги разобраться.
И он начал говорить.
Я включила диктофон на телефоне в самом начале разговора. И он, упиваясь собственным великодушием и снисхождением к «отставшей от жизни старушке», рассказал мне всё.
Он говорил о том, что мои методы «устарели». Что «подача материала решает всё». Что «инвесторам нужна не суть, а яркая картинка». А потом, распаляясь всё больше, он произнёс те самые слова.
— Поймите, Нина Сергеевна, это не личное. Это бизнес. Да, проект полностью ваш, от первой до последней буквы. Ваш гениальный мозг его придумал, спору нет. Но времена меняются. Миром правят молодые и дерзкие. Нужно уметь вовремя уходить в тень, уступать дорогу. Вы сделали великое дело, а теперь позвольте нам его правильно «упаковать» и продать. Вы получите свою премию, почёт и уважение. А мы — контракт. Все в выигрыше.
Я молча слушала, как он хоронит меня заживо, как присваивает мой труд, мою жизнь, и при этом считает себя благодетелем.
— Спасибо, Олег, — тихо сказала я, когда он закончил. — Спасибо, ты мне очень помог. Теперь я всё поняла.
— Вот и славно, Нина Сергеевна! — обрадовался он. — Отдыхайте, лечитесь! А мы вас не подведём!
Я нажала на кнопку отбоя. В руке у меня был телефон с записью. Моё оружие. Холодное, точное и убийственное.
Оставалось дождаться дня презентации.
Этот день настал.
Я проснулась задолго до рассвета. Впервые за долгое время я чувствовала не усталость, а странный, звенящий прилив сил. Я подошла к шкафу. Мой обычный гардероб — строгие юбки, неброские блузки, практичные жакеты. Нет. Сегодня всё будет иначе.
В самой глубине шкафа висело платье. Тёмно-синее, почти цвета грозового неба, из плотного шёлка. Я купила его на нашу с Виктором тридцатую годовщину. Мы так и не сходили в тот ресторан… После его ухода я ни разу его не надевала. Оно казалось слишком… живым.
Сегодня был его день.
Я сделала укладку, чуть тронула ресницы тушью, надела тонкую нитку жемчуга — подарок мужа. Из зеркала на меня смотрела не «старушка» Нина, списанная в утиль. На меня смотрела женщина. Уверенная, спокойная, знающая себе цену. Женщина, идущая на войну.
В конференц-зал я приехала за полчаса до начала. Огромный, светлый, с панорамными окнами. Он уже гудел, как улей. Важные люди в дорогих костюмах, журналисты с камерами, сотрудники нашего института. В центре всего этого, окружённый свитой, сиял Олег. В модном костюме, с идеальной укладкой, он с лёгкой улыбкой пожимал руки, бросал шутки. Рядом суетился Пётр Валерьевич, отирая со лба воображаемый пот.
Я прошла в задние ряды и села в тени. Никто не обратил на меня внимания. Серая мышка, случайный гость. Идеально.
Олег начал презентацию.
На огромном экране появились мои чертежи, мои графики, мои расчёты. Только теперь они были разбавлены той самой «модной инфографикой» и дурацкими англицизмами. «Win-win strategy», «eco-friendly solution», «game-changing technology». Он говорил гладко, уверенно, заученно. Он был прекрасным актёром, играющим роль гения. А я сидела в темноте зала и слушала, как он произносит мои слова, как он выдаёт мои бессонные ночи за своё блестящее озарение.
Во мне не было злости. Только ледяное спокойствие. Тик-так, тик-так… Я ждала своего часа.
Он закончил под гром аплодисментов. Инвесторы довольно кивали. Пётр Валерьевич сиял, как начищенный пятак. Олег скромно улыбался, принимая поздравления. Триумф. Полный и безоговорочный.
И в этот момент я встала.
Я медленно пошла по проходу к сцене. Шум начал стихать. Люди с любопытством оборачивались на меня. Я видела, как лицо Олега вытянулось. Как застыла улыбка на губах директора. Он узнал меня. И в его глазах мелькнул страх.
Я поднялась на невысокую сцену и встала рядом с растерянным Олегом. Взяла микрофон со стойки.
— Добрый день, уважаемые дамы и господа. Прошу прощения, что прерываю. Меня зовут Нина Сергеевна Волкова, я инженер-конструктор этого института.
Пётр Валерьевич дёрнулся, пытаясь меня остановить.
— Нина Сергеевна, что вы… У нас не по регламенту…
Я остановила его взглядом. Спокойным, твёрдым, не предвещающим ничего хорошего.
— Одну минуту, Пётр Валерьевич. Это не займёт много времени.
Я повернулась к главному инвестору, седому, внушительному мужчине по фамилии Бельский, с которым однажды пересекалась на какой-то конференции.
— Господин Бельский, вы ведь цените точность в расчётах?
Он удивлённо кивнул.
— Я ценю точность во всём, — ровно ответил он.
— Вот и я тоже, — кивнула я. — Олег прекрасно изложил суть моего проекта. Он блестящий оратор. Но чтобы у вас не осталось сомнений в том, кто является настоящим автором этой технологии… Для полной ясности и уточнения авторства, позвольте мне включить одну короткую аудиозапись.
Я достала из сумочки телефон и поднесла его к микрофону. Нажала на кнопку «play».
Зал замер.
И в этой мёртвой тишине полился самодовольный голос Олега:
«…Поймите, Нина Сергеевна, это не личное. Это бизнес. Да, проект полностью ваш, от первой до последней буквы… но времена меняются… Нужно уметь вовремя уходить в тень, уступать дорогу… Вы получите свою премию, почёт и уважение. А мы — контракт. Все в выигрыше…»
Слово «старушка» я решила вырезать. Это было бы уже не восстановление справедливости, а личная месть. А я была выше этого.
Когда запись закончилась, в зале повисла такая тишина, что, казалось, было слышно, как пылинки оседают на дорогие пиджаки. Я посмотрела на Олега. Его лицо было белым, как бумага. Губы дрожали. Пётр Валерьевич, казалось, сжался в размерах и врос в своё кресло.
Я выключила диктофон, положила телефон обратно в сумочку и обвела зал спокойным взглядом.
— Теперь, я думаю, с авторством всё предельно ясно. Спасибо за внимание.
Я развернулась и, не глядя больше ни на кого, пошла к выходу под сотнями изумлённых, шокированных, а кто-то — и восхищённых взглядов. Я не слышала, какой гвалт поднялся за моей спиной. Мне это было уже неинтересно.
Я вышла на улицу. Шёл мелкий весенний дождь, пахло мокрым асфальтом и новой жизнью. Я подняла лицо к небу, подставляя его прохладным каплям.
Я не чувствовала злорадства или триумфа. Я чувствовала только одно — освобождение. Я вернула себе не проект. Я вернула себе себя.
Скандал был грандиозным. На следующий же день Олега и Петра Валерьевича уволили с волчьим билетом. Инвесторы, чтобы спасти репутацию, настояли на публичных извинениях со стороны института.
А через неделю меня вызвал новый директор — тот самый господин Бельский, который представлял инвесторов. Он лично возглавил совет директоров, чтобы навести порядок.
Меня не просто восстановили. Меня назначили руководителем проекта «Цикада» с полным карт-бланшем и кабинетом с панорамными окнами на верхнем этаже. Тем самым, из которого я когда-то видела, как сияет Олег.
Сейчас я стою у этого окна. Город лежит у моих ног, огромный, живой. На столе — чертежи, графики и подписанный контракт. «Цикада» будет жить.
Звонит телефон. Это моя старая институтская подруга.
— Ну как ты, Нинуль? Оправилась?
Я смотрю на свой рабочий стол, на стопку свежих расчётов, на любимый запах озона от работающей техники.
— Я в порядке, Валюша, — отвечаю я и впервые за долгое время искренне улыбаюсь. — Я работаю. Наконец-то по-настоящему.