Иду по звездам

Пятница подкралась незаметно, как это всегда бывает в конце затяжной, серой недели. Марина Петровна поливала свои фиалки. Они стояли на подоконнике ровным, дружным рядком — пушистые, бархатные, лиловые и темно-синие. Каждый цветок она знала «в лицо». Вот этот, капризный, любит тень. А вот тот, с белой каёмочкой, пьет воду как не в себя. Эти фиалки были не просто растениями. Они были двадцатью пятью годами её жизни, молчаливыми свидетелями её тихого труда в компании «Прогресс-Инвест». Она начинала здесь еще с отцом Игоря, Сергеем Павловичем...

Моя квартира всегда пахла одинаково: старыми книгами, сушеными травами и немного — пылью, как бы я ни старалась ее вытереть. Этот запах был запахом моей жизни, моих воспоминаний, моего одиночества после ухода мужа. В этом запахе я чувствовала себя в безопасности. Как в коконе. А потом в нем появилась новая нота. Горьковатая, аптечная. Она въелась в занавески, в обивку старого кресла, в мою жизнь. И принесла ее Светлана, моя невестка. Они с Олегом, моим единственным сыном, стали захаживать чаще. Раньше — раз в неделю, по воскресеньям...

Слабость приходит не так, как в романах. Не внезапным ударом, не резким помутнением в глазах. Нет. Она вползает в тебя тихо, как осенний туман в низину. Сначала ты просто чаще хочешь присесть. Потом лестница на твой четвертый этаж – без лифта, сталинка, будь она неладна, – превращается из досадной помехи в ежедневный Эверест. Голова становится ватной, словно набитой старой, свалявшейся ватой из дедушкиного тулупа. Мысли вязнут. – Мамочка, вам надо больше отдыхать, – щебечет Светлана, моя невестка, ставя передо мной чашку с дымящимся травяным отваром...

Всё началось с запаха. Не с громких слов или хлопающих дверей, а с тихого, едва уловимого запаха озона, который всегда стоял в моей чертёжной. Это был запах работающего плоттера, свежей бумаги и немного — пыли на старых стеллажах с папками-скоросшивателями. Запах моей жизни. Последние тридцать семь лет я приходила сюда, в это конструкторское бюро, как в свой второй дом. А после ухода Виктора… пожалуй, как в единственный. Муж всегда говорил: «Нинуля, твой ум — это музыка. Не позволяй никому её заглушить»...

Тридцать пять. Для кого-то — начало конца молодости, а для меня — начало всего. Я сидела в уютной кофейне, перебирая в сотый раз образцы пригласительных на свадьбу. Лаконичные, с тиснением в виде двух переплетённых веточек оливы. Как символ мира и нашего с Денисом союза. Я улыбалась своему отражению в тёмном стекле витрины. Счастливая. Состоявшаяся. Через два месяца — жена. Дело в шляпе, как любила говорить моя бабушка. С Денисом мы встретились поздно, по современным меркам. Мне было тридцать три, ему — тридцать шесть...

Войны в семьях редко начинаются с грохота канонады. Чаще всего они подкрадываются тихо, на мягких лапах, как дикий зверь в высокой траве. Сначала ты чувствуешь лишь лёгкое беспокойство, едва уловимое движение на периферии зрения. Потом замечаешь, как трава приминается под чьим-то невидимым весом. А когда ты наконец понимаешь, что на тебя идёт охота, бывает уже слишком поздно. Ты — дичь. Моя война со Светланой, сестрой моего мужа, длилась десять лет. Десять лет тихой сапы, ядовитых улыбок и «дружеских» советов, которые были отточены лучше любого стилета...

Запах остывшего кофе и тихое, убаюкивающее гудение серверов. Для кого-то это просто звуки и запахи офиса, а для меня — симфония всей моей жизни. Десять лет. Почти десять лет я жила здесь, в этом стеклянном аквариуме, дышала этим кондиционированным воздухом и верила… свято верила, что строю нечто великое. «Ковчег». Мой «Ковчег». Десять лет жизни, втиснутые в аккуратные папки с кодом, в бесконечные строки алгоритмов, в схемы и диаграммы, которые я могла чертить даже с закрытыми глазами. Это был не...

Для Ольги семья всегда была синонимом слова «крепость». Место, где тебя любят и ждут, где можно укрыться от всех бурь. Выходя замуж за Диму, она мечтала стать частью его семьи, встроить свой маленький кирпичик в стену его большого, надёжного дома. Но стена оказалась ледяной, а её главным стражем – будущая свекровь, Тамара Васильевна. С первой же встречи Ольга почувствовала этот холод. Оценивающий, прожигающий насквозь взгляд, снисходительная улыбка, вопросы, похожие на допрос. Тамара Васильевна,...

Поначалу пятницы были просто пятницами. Конец рабочей недели, ужин всей семьёй, ленивые разговоры и планы на выходные. Анна, её муж Михаил и двое их детей-школьников жили своей тихой, устоявшейся жизнью, в которой, как ей казалось, не было места для драм. А потом у пятниц появилось имя. Екатерина. Свекровь, Ирина Петровна, никогда не питавшая к Анне особой любви, вдруг стала захаживать к ним каждую пятницу. И не одна. «Это Катенька, моя дальняя знакомая, – представляла она в первый раз высокую, эффектную брюнетку...

Я всегда считала, что у любви есть свой запах. В юности она пахла сиренью под окном общежития и дешёвыми сигаретами, которые тайком курил Игорь на балконе. Когда родились дети, любовь пахла молоком, присыпкой и яблочным пюре. А потом… потом как-то выветрилась, оставив после себя лишь привычку и тонкий, едва уловимый аромат разочарования. Моя же отдушина, мой тихий островок в этом море обыденности, пах ванилью, корицей и горячим шоколадом. – Лена, у нас гости на пороге, а ты опять вся в муке! – ворчал Игорь, заглядывая на кухню...

Меня зовут Елена Петровна, и моя история… нет, не началась с мечты. Она началась с ее отсутствия. С глухой, вязкой пустоты, в которой тонули любые мои желания, кроме одного — стать хорошей женой и матерью. — Расскажите, как вам пришла в голову идея «Уютного Уголка»? — молоденькая журналистка Аня с горящими глазами подалась вперед, крепче сжимая диктофон. Мы сидели в моем кабинете. За панорамным окном на тридцать пятом этаже раскинулась Москва — суетливая, деловая, равнодушная. Здесь, в этом стеклянном коконе, пахло дорогим парфюмом, свежесваренным кофе и успехом...

Всё началось с мелочей. Таких незаметных, что и внимания на них не обратишь, спишешь на усталость, на возраст, на рассеянность. Вот, например, книги. Мой муж, Царствие ему Небесное, собирал серию «Библиотека приключений» всю жизнь. Двадцать томов в одинаковых, чуть потертых на сгибах переплетах. Они всегда стояли на второй полке слева, в строгом алфавитном порядке, от «Острова сокровищ» до «Всадника без головы». Я протирала с них пыль каждую субботу. Каждую. Субботу. А однажды утром я заметила, что «Сердца трех» стоят перед «Графиней де Монсоро»...