Когда солнце уже вовсю светило над величественным дворцом Топкапы, Султан Мехмед медленно открыл глаза.
Его лицо все ещё выражало усталость от пережитого накануне и твердую решимость одновременно.
Поднявшись с широкой шелковой постели, он почувствовал лёгкий шелест занавесок и слабый аромат благовоний, наполнявших покои невидимой пеленой.
Слуги, словно движимые невидимой рукой привычки, сразу засуетились, стараясь не нарушить хрупкий порядок, установленный за долго до них.
Беркан, верный слуга и хранитель покоев, получил весть - Султан Мехмед пробудился.
Не медля, он прошёл в султанские покои, где Султан Мехмед стоял у окна и смотрел на голубое небо
- Повелитель, - произнёс Беркан с большим почтением в голосе. - Новый день всегда сулит испытания и надежды. Что сулит вам утро, о великий падишах?
Султан Мехмед повернулся к нему, в глазах сверкала твёрдая уверенность
- Беркан, - сказал он тихо, но уверенно. - Династия наша стоит на перепутье. Народ требует мира, а двор – мудрости. Нужно сохранить наследие предков, укрепив при этом власть. Врагам не давать возможности посягнуть на наши территории и пребудет с нами покой.
Беркан кивнул, осознавая груз слов, что звучали из уст падишаха так легко и непринуждённо.
В этот момент в покои вошёл Сулейман-ага с торжественным видом на лице
- Повелитель, - произнёс он нараспев, склонив голову. - Валиде Турхан желает ознаменовать ваш рассвет новым светом радости и благополучия. По этому поводу она приказала устроить праздник в гареме. Да будет место веселью и бесконечной радости. Пусть музыка обласкает камни дворца и растопит лед сердец, что застыли в ожидании мира.
Султан Мехмед улыбнулся, но в тени его улыбки скрывалась серьёзность
- Праздник - это не только торжество, но и демонстрация силы и единства, - подчеркнул падишах. - Пусть будет так, - добавил он. - Пусть празднует гарем и все слуги. Но помни, Сулейман-ага, что улыбки и веселье не должны заслонить бдительность и разум.
- Ну что вы, повелитель.., - слащаво протянул евнух. - Разве при нашей валиде возможно такое? Она строго оберегает традиции и никогда не позволит нарушить устой, дошедший до нас от великих предков.
- Передай мое одобрение валиде, - приказал Султан Мехмед, добро улыбнувшись евнуху.
Сулейман-ага поклонился и вышел, оставив в комнате лёгкое возбуждение от предстоящих событий.
Беркан и Мехмед встретились взглядом, между ними повисло молчание, заполненное для каждого своими мыслями.
Через минуту Султан Мехмед прервал тишину
- Время собрать заседание дивана, Беркан. Пусть все придут. Дело крайне важное и не терпит отлагательства.
Беркан склонил голову, готовый выполнить любую волю своего повелителя, и покинул покои…
Заседание дивана началось в большом зале, где воздух был густ от напряжения и ожидания.
Султан Мехмед, восседая на своём троне, строго оглядел собравшихся.
Его цепкий взгляд остановился на Зурназене Мустафе-паше - великом визире, чьё могущество всем казалось незыблемым до этого момента.
Падишах поднялся с трона и медленно приблизился к Зурназену Мехмеду-паше.
Не сводя проницательного взгляда с лица великого визиря, Султан Мехмед сказал
- Зурназен Мустафа-паша, я снимаю тебя с должности великого визиря. Верни печать и покинь дворец по окончанию заседания дивана.
Все присутствующие затаили дыхание.
На лице Мустафы-паши промелькнула тень страха и недоумения.
Он дрожащей рукой протянул султану печать, словно отдавал при этом часть собственной души.
- О, мой великий падишах, - произнёс Мустафа-паша низким голосом. - Что послужило причиной такого решения? Быть может, я могу исправить ошибки…?
Султан Мехмед резко отрезал
- Неверные советы и предательство доверия недопустимы! Ты забыл, паша, кому служишь! Ты был на должности великого визиря всего лишь день и посмел за это слишком короткое время совершить непоправимые ошибки! Благодари всевышнего, по чьей милости твоя голова сидит сейчас на плечах, паша! А ведь она могла бы ещё вчера стать немым укором для тех, кто помышляет о взяточничестве и лжи!
Зурназен Мустафа-паша выдохнул с облегчением, чувствуя как по спине стекает пот.
Ему дарована жизнь, которую он проживёт в достатке, благодаря его непревзойденным хитрости и алчности.
Вернувшись к трону, Султан Мехмед твёрдо и уверено произнёс, протянув перед собой золотую печать
- Абаза Сиявуш-паша, с этого дня должность великого визиря принадлежит тебе. Прими эту печать и стань для нашего государства символом мудрости и справедливости.
Абаза Сиявуш-паша с поклоном подошёл к Султану Мехмеду.
Его глаза горели решимостью
- Повелитель, я приму эту честь и обязанность со всей серьёзностью. Обещаю служить на благо державы и власти вашей.
Султан улыбнулся впервые за заседание и, передавая печать новому визирю, произнёс с полной уверенностью
- Да будет твоя мудрость светом для всех нас.
- Аминь, - произнёс новоиспеченный визирь.
Зал наполнился лёгким вздохом облегчения и новой надежды на благополучное правление Султана Мехмеда…
Во дворце царила суета - приближался большой праздник, и каждое мгновение было наполнено подготовкой.
На просторной дворцовой кухне ароматные запахи специй и свежих фруктов смешивались в удивительный букеты.
Десятки поваров трудились над изысканными угощениями, дабы угодить даже самому притязательному.
Мед лился ароматной рекой.
В огромных чанах мелодично ворчало мясо и варился густой суп.
Тем временем в гареме девушки трепетно примеряла свои лучшие наряды - переливчатые шелка, украшенные вышивкой и жемчугом.
Смех и тихие разговоры переплетались с шелестом тканей.
Каждая хотела выглядеть непревзойдённой в праздничный вечер.
Но вот появился Сулейман-ага - строгий страж порядка в гареме.
Его походка была уверенной, а взгляд внимательным и непоколебимым.
Он ходил по залам и коридорам, следя, чтобы абсолютно все соблюдали правила и традиции.
Фюлане-калфа, чуть нервничая, приблизилась к нему
- Сулейман-ага, вся обстановка готова, празднование скоро начнётся. Но Гульнуш-хатун увлеклась нарядами и рискует опоздать. Тебе известно, что наша валиде будет недовольна и отвечать придётся нам с тобой.
- Фюлане-калфа, - твёрдо ответил евнух. - Красота, конечно, прекрасна, но порядок и дисциплина не менее важны. Мы с тобой здесь не для пустых развлечений, а для чести и долга. Все должны помнить свои обязанности и следовать правилам гарема. Гульнуш-хатун будет готова наравне со всеми, уверяю тебя.
Фюлане-калфа кивнула и вздохнула с облегчением - строгий взгляд и уверенность Сулеймана-аги сняли с неё частичку того гнета, что сидел на её плечах тяжёлой ношей.
Так, под присмотром строгого евнуха и калфы, дворец готовился к празднику, где красота, порядок и традиции сливались воедино…
В гареме заиграла нежная, чарующая музыка, наполняя воздух лёгким волнением и радостью.
Ритм мелодии словно вплетался в каждое движение рабынь, струящихся в танце, словно кристаллы света на утренней росе.
Слуги молчаливо сновали с тяжелыми подносами, заставляя столы угощениями.
В центре праздника, окутанная лёгкой дымкой благовоний и сверкающих тканей, возвышалась валиде Турхан.
Её глаза искрились решимостью и страстной надеждой - надеждой, что её династия будет долгой и благополучной, что родится много наследников, способных укрепить трон под её правящим сыном.
Рядом располагались фаворитки Султана Мехмеда.
Гульнуш-хатун, сияющая радостью от своей беременности.
Афифе-хатун, мечтающая о любви и признании, которую Султан Мехмед видит скорее как мудрую советницу, а не пылкую возлюбленную.
Гюльбеяз-хатун, чьё сердце терзали чувства отчуждения, ведь в последние дни султан не приглашал её в свои покои.
Валиде Турхан, ощущая вес своей роли, заговорила с некоторой тревогой, но в то же время, заботливой лаской
- Династия - наше всё. Без наследника нет будущего, нет силы. Пусть каждая из вас дарует Султану Мехмеду сына, достойного величия нашего рода. Верность и плодородие - долг каждой женщины в этом дворце.
Гульнуш, мягко прикладывая руку к животу, улыбнулась, предвкушая будущее
- Я счастлива…, валиде. Малыш в моём чреве - любовь Султана Мехмеда, его сила и мой долг. Пусть он оправдает все надежды.
Афифе, чуть задержав взгляд на валиде, мечтательно промолвила
- Я желаю простой и искренней любви. Не просто звания или почёта, а истинной нежности султана. Но он ценит во мне разум и совет, и это тоже дар, который со временем непременно перерастет в самые сильные чувства, что только могут быть между женщиной и мужчиной.
Гюльбеяз, с трудом сдерживая печаль, тихо поделилась своими переживаниями
- Последние дни я забыта повелителем. Моё сердце сжимается и кричит от боли, тоскуя по ласке и жарким объятиям. Но я буду ждать. И день, когда повелитель окажет мне свою милость, непременно придёт.
- Не время грустить, - произнесла валиде Турхан, напоминая о празднике. - Имея путь под ногами, его несложно преодолеть, если на это будет сильное желание.
Праздник продолжался.
Фаворитки Султана Мехмеда ревностно следили за плавными движениями танцующих рабынь, которые могли с лёгкостью занять их место в сердце повелителя…
Султан Мехмед, облачённый в праздничный кафтан из тончайшего шёлка, усыпанного золотой вышивкой и драгоценными камнями, величаво покинул султанские покои.
Его шаги звучали твёрдо и уверенно, отражаясь от холодных стен едва уловимым эхом.
Идя по знакомому пути, Султан Мехмед в памяти своей пережил мгновения детства - те страшные и вместе с тем живые воспоминания.
Он вспомнил своего отца, Султана Ибрагима, известного своим безумием, и тот испуг, который затмил лицо его матери, валиде Турхан, когда рука отца непредсказуемая и трепещущая, прикоснулась к юному лицу Мехмеда.
Тот миг запечатлелся в душе, словно тень, оставившая след на всей его жизни.
Но сегодня нет отца, Султана Ибрагима, и эти тени прошлого уступают место свету настоящего.
Султан Мехмед, ощутив свое величие и превосходство, с гордостью переступил порог зала.
Сулейман-ага, скинув вверх руку, торжественно и громко провозгласил
- Дорогууу!!! Султан Мехмед Хан Хазрет Лери!!!
- Валиде, - почтительно произнёс Султан Мехмед, касаясь губами протянутой ему руки. - Как я и предполагал, праздник, устроенный вами, превосходен.
Турхан с благодарностью и нежностью улыбнулась сыну и, приказав жестом руки продолжить праздник, пригласила за богато уставленный стол
- Я буду бесконечно рада, если ты отведаешь эти превосходные кушанья.
Гульнуш притворилась, что ей стало плохо, пытаясь этим привлечь внимание Султана Мехмеда у себе.
Её лицо исказилось от боли и она, мучительно застонав, повалилась на богато расшитые подушки, уложенные вокруг стола слугами с особой заботой о беременной фаворитке.
Султан Мехмед мгновение ока оказался возле Гульнуш и поднял её на руки, словно желая оберечь её от всего мира и спасти от возможной опасности.
- Гульнуш!, - взволнованно произнёс он, чувствуя, как её тело дрожит в его объятиях. - Что с тобой? Ответь мне!
Глаза валиде Турхан устремились на Гульнуш с хмурой тревогой
- Что происходит, Гульнуш? Ты только что была весела и ничто не тревожило тебя, - произнесла она холодным голосом, в котором сквозила не только забота, но и властная требовательность. - Нет места слабости в стенах этого дворца. Сохранить дитя только в твоих силах.
Гульнуш, едва владея собой, взглянула сначала на султана, потом на валиде
- Повелитель, валиде, - с трудом сказала она, - от музыки и танцев… мне стало дурно…может, лучше будет, если я уйду..
Валиде Турхан хмуро кивнула, а Султан Мехмед крепче прижал Гульнуш к себе
- Я не позволю женщине, ожидающей моё дитя остаться в одиночестве, - твёрдо произнёс он, унося Гульнуш с праздника.
Тем временем, Афифе и Гюльбеяз наблюдали за происходящим с явной ненавистью и завистью.
Они видели, как Султан Мехмед нежно несёт Гульнуш на руках, словно она – жемчужина среди всех остальных.
- Неужели валиде и повелитель не видят её гнусной лжи?, - с ненавистью прошипела Афифе-хатун.
Гюльбеяз лишь усмехнулась, впиваясь глазами в Гульнуш и Мехмеда.
В её сердце поднялась буря, сила которой готова была снести все, что попадётся на её пути.
Она мысленно поклялась себе
- Или повелитель мира примет меня в свои объятия, или смерть настигнет мою израненную душу.
Так праздник, великолепно начавшийся, закончился грустным моментом...