Как прошёл следующий день Наташа не помнила. Кажется, всю его световую часть она провела в своей мо.ги.ле. По крайней мере память ясно вычерчивала события только после того момента, когда она уже сидела на оградке, болтая ногами, и рассматривала созвездия, повисшие над клад.би.щем. Небо походило на перевёрнутый дуршлаг, с той стороны которого горел яркий свет, проникая на землю сквозь крохотные отверстия. Возле полумесяца, наколотого на пики елей, сгрудились волнами рябые облака. Это выглядело довольно зловеще. Прохладный ветер коснулся лица, в воздухе запахло близким дождём. Небо помрачнело. С севера набежали тучи, скрыв за своей пеленой небесные светила. Опомнившись, что ей нужно домой, ругая себя за рассеянность, Наташа спрыгнула с невысокого ограждения и заторопилась к центральным воротам, переживая, что возможно уже не сможет выйти за пределы царства ус.оп.ших. Как знать, когда наступит её личный срок, и мо.ги.ла уже перестанет отпускать её далеко за пределы собственного чрева? Однако же, страхам не суждено было сбыться, и Наташа свободно покинула границы по.гос.та и посетила не только маму, но и заглянула в дом Влада. Мама, хоть и не сняла чёрную косынку, но выглядела уже более живой, чем прежде. В момент появления Наташи она готовилась ко сну. В доме царила чистота. Пол блестел, свежие половики чуть поскрипывали. На окнах появились герани, бегония и фиалки. Может быть мама решила переехать в деревню насовсем, коль уж обзавелась цветами? Зеркала давно были раскрыты и освобождены от плена тёмной траурной материи. Если бы не фотография с ленточкой, платочек на углу дома – чтобы прилетающая в гости душа утирала слёзы скорби по живым, да стакан воды у иконы с зачерствевшим уже куском хлеба – можно было бы подумать, что всё в порядке. Из кухни пахло пирогами и вишнёвым компотом. Казалось, вот-вот откроется дверь и войдёт долгожданная гостья. Наташа поборола приступ внезапно нахлынувших эмоций. Всё хорошо, если можно так сказать. Да, для этой ситуации, действительно, всё хорошо. Мать, потерявшая единственного ребёнка, продолжает жить. Находит в себе силы испечь пирог и сварить компот, завести цветы и выстирать половики. Умница мама!
- Спокойной ночи, родная! – прошептала Наташа, удаляясь.
В доме Влада, к сожалению, обстановка была не такая мирная. Лёши уже не было, отец лежал в постели. По запаху стало понятно, что лёг он в неё не час и не два назад. Мать, еле передвигаясь по избе, готовила у печи какой-то отвар. На столе – ворох ле.кар.ств.
Наташа приблизилась к кровати, попыталась погладить седую голову мужчины. Он тяжело дышал, губы его беспрестанно шевелились. На её прикосновение бо.ль.ной не отреагировал. Больше Наташа не могла ничем помочь бедным старикам. С этим грузом она и вернулась к Владу. Он выслушал спокойно, задал несколько вопросов.
- Твоя мама – молодец, - подбодрил Наташу Влад.
- Влад…
- Ничего не говори. Есть такое понятие – неизбежность. Я принял её. Да, я готов к тому, что мой дом опустеет окончательно. Как нельзя предотвратить наступление ночи, так и нельзя предотвратить наступление см.ер.ти. Буду надеяться, что не успею встретиться с родителями здесь.
- Подожди, - перебила его Наташа, - Но ведь надежда, именно надежда не даёт принять эту самую неизбежность. Неужели, ты потерял её, Влад?
- Пустое это, - он отвёл взгляд, теребя травинку пальцами, - Что такое надежда? Когда бан.ди.ты ведут человека на рас.ст.рел, он надеется. До последнего надеется, пока пу.ля не оборвёт эту самую надежду.
- Вот именно! Он ничего не потеряет, если попытается ударить бан.ди.та, убежать. Надеяться мало – нужно ещё и действовать. Проявлять усилия. Когда я гладила маму по волосам, она почувствовала это. Мои прикосновения дали ей силы, понимаешь? Да, нам приходится принимать потери, очень страшные потери. У неё никогда уже не будет детей, не будет внуков. Опуститься, потерять интерес к жизни легче всего. А продолжать жить гораздо труднее. Твой отец поправится, я верю. И у твоих родителей ситуация куда лучше – у них есть внуки, а значит и смысл. Пусть, в детдоме, но есть. Они живые, с ними можно общаться, ездить в гости, дарить подарки.
- Да, но…
- Очнись, Влад. Перестань думать только о себе. Ты же смог вчера и петь, и веселиться.
- Так это я для тебя…
- Вот именно. Ты перестал думать о себе бедном, перестал жить прошлым и подумал о ближнем. Так и продолжай! Хоть нас больше и нет среди живых, но мы всё равно можем принести ещё пользу, сделать свой вклад в судьбы тех, кого любили, помочь им.
Влад бросил взгляд на свою мо.ги.лу.
- Не думай об этом, Владик. Сегодня ты можешь ходить, можешь радоваться, мыслить. Пока мы можем быть хоть чем-то полезными, мы будем это делать. А когда наступит момент, что от нас уже ничего не будет зависеть, когда мы исчезнем, то, как знать, может мы вернёмся ещё сюда деревом, жуком, птицей или снова человеком – и это колесо Бытия никогда не остановится. Может быть конца и вовсе нет, а, Влад?
Парень не ответил, лишь крепко сжал Наташину ладонь. «Пойдём на речку?» - предложила Наташа после паузы. Они спустились к воде, полюбовались стайками рыбёшек, а потом сидели посреди поля и слушали стрекотание кузнечиков.
Вернувшись на клад.би.ще, ребята заметили силуэт. Кругленькая ладная старушка сидела на лавочке возле свежей могилы. Новенькая. Старушка заметила парочку, оживилась. Когда они подошли поближе, расплылась в улыбке.
- Ой, Владик! Наташенька! Вот и я к вам пожаловала. Примете?
Не дождавшись ответа, продолжила:
- Нина Фёдоровна я. Из соседней деревни к вам привезли, из Рагозинки.
Неожиданно старушка помрачнела:
- Господи, молодые-то какие, красивые! Так, ведь ещё Дианочка твоя, Владик. Двух деток осиротили. Вам бы жить да жить, а вы вперёд меня на по.го.ст переехали. Вот у меня сноха…
Старушка принялась рассказывать про сноху, про непутёвого зятя, про всех своих внуков, про козу Маньку и соседку Клавдию, которой теперь не с кем будет коротать долгие осенние вечера. Остановить её было невозможно. Вскоре, Влад и Наташа получили полный отчёт о жителях всей деревни, плюс не менее подробные характеристики и на своих односельчан.
- Вам, поди, интересно знать-то? Вы же теперь тута, - аргументировала Нина Фёдоровна свой рассказ. Не дожидаясь ответа, она резво вскочила с лавочки.
- Вот, гли-ко, и ноги совсем не болят. Как молодка хожу, - похвасталась она, - Айдате за мной! Ну идём, идём, чего застыли, как пень с глазами?
Переглянувшись, и едва сдерживая смех, Влад с Наташей, поспешили за старушкой. Далее, следовала экскурсия по клад.би.щу. Нина Фёдоровна знала всех, кто здесь лежит, даже тех, чьи мо.гил.ки, поросшие травой, уже почти сравнялись с тропками и больше походили на кочки. Показала и мо.ги.лы своих родителей, и мо.ги.лу мужа, возле которой выросла огромная сосна. Да и вообще, как оказалось, вокруг сплошные мо.ги.лы, даже ступить негде. Запущенные, давно не крашеные памятники, облезлые ограды, наезжающие одна на другую. Создавалось впечатление, что это место обладает какой-то невидимой силой, и все хотели быть упокоены именно тут, на этом пятачке земли.
- Вот, место себе оставила, а дерево рубить не захотела. А ведь обещали мне, клялись: как по.м.ру, дерево спилят, и меня к Коленьке по.хо.ро.нят. А в итоге вон куды закинули, аж на другий конец погоста. Брехуны.
- Не расстраивайтесь, Нина Фёдоровна, - ласково сказала Наташа, - Тут темно, а ваша мо.гил.ка на светлом месте.
- Да и дерево выкорчевать сложно. Трактор нужен, а как он сюда заедет? – добавил Влад.
- Так я зятю не один год трындела: спили да спили. Не послушался. Во.д.ка ему, видать, интереснее.
Наташа посмотрела на Влада, разглядывавшего потускневшую фотографию на памятнике Коленьке.
- Нина Фёдоровна, вы бы домой сходили. Сейчас пока ещё можно, потом уже никак.
- Да ты что, милая! – всплеснула руками старушка, - Разве можно людей пугать?!
- Они не испугаются, они вас даже не увидят, - заверил Влад, - А дома побывать стоит. Вот, я уже не могу.
- Господи! – воскликнула старушка.
- Идите-идите, не пожалеете! Ноги вас сами понесут. Не заболят, - настаивала Наташа.
Нина Фёдоровна недоверчиво глянула на ребят, потом на центральную дорожку, осторожно зашагала к выходу, вышла за пределы клад.би.ща, осмотрелась, сделала несколько неуверенных шагов. И бодро покатилась по дороге.
Когда новенькая скрылась за поворотом, Влад усмехнулся:
- Ждём свежих новостей из Рагозинки.
- Дойдёт ли? Старенькая всё ж таки уже, – засомневалась Наташа.
- Дойдёт. Если что – могила притянет обратно.
Нина Фёдоровна вернулась под утро. Мрачнее тучи. Наташа с Владом как раз гуляли по дороге. Едва поравнявшись с ними, старушка тут же разразилась тирадой:
- Всё! Ушла хозяйка – пропала усадьба. Дом мой продавать хотят. А там и сруб – пятистенок, и веранда, и банька, и постройки, и земли тридцать соток. Всем хватит. Своя картошечка, огурчики. Ведь для них всё делала, для родных. А им удобства подавай, картошку магазинную. Одна вода да горечь – тьфу. То ли дело - своё, натуральное.
- Не спят ещё ваши? - поинтересовался Влад.
- До сих пор поминают, - махнула та рукой, - Зять уже пь.я.ню.щий, мелет что-то, не понять.
- Так у них своя жизнь. Пусть живут. Дом продадут – квартиру купят, вас будут поминать добрым словом, - в утешение сказала Наташа.
- Так ведь квартира одна, а у меня пятеро внучат, а дом – он один для всех. Думала, приедут, сядут за одним столом, загреют самовар, - с горечью промолвила старушка…
- Ничего-ничего, Нина Фёдоровна, вам-то дом уже без надобности. Считайте, что он сгорел, - сказал Влад, - Они уж как-нибудь разберутся.
- Хоть бы не пропили только, - вздохнула старушка, и тряхнув головой, произнесла, - Ну что ж... Нам теперь с вами остались молочные реки да кисельные берега.
- Как это? - не поняли ребята.
- Сказки-то, небось, все в детстве читали?
- Ну.
- Вот вам и ну. Слыхали, поди, таку присказку про молочные реки да кисельные берега? Там ишшо блинные горы были, да только их в книжках упустили вовсе.
Наташа и Влад кивнули.
- Это кажется про вымышленную страну говорилось, где жизнь беззаботна и привольна, - вставила слово Наташа, - Крестьяне жили впроголодь, вот и слагали сказки о сытом существовании.
- Так да не так, - согласилась старушка, - То, что там про беззаботные края пелось - верно. Только что это были за земли, знаете? То-то и оно. А кисель с блинами да молоком вам ни о чём не говорит? По.ми.нальный обед это по по.кой.нику был испокон веку. А беззаботные края - это то место, куда уходит душа после см.ер.ти. Мерли тогда целыми деревнями и селеньями, вот и складывали люди сказки о "том" свете, надеялись, что хоть там обретут спокойную жизнь. А теперь вот Бог весть, что нас с вами ждёт, детки, впереди. Можа и нет там ничего...
Нина Фёдоровна ещё говорила что-то, пока над лесом не появился багровый краешек восходящего солнца. Едва первые лучи коснулись земли, Наташа ощутила невыносимую сонливость и бессилие. И сразу наступила тьма…
Однажды, выйдя из могилы, Наташа окликнула Влада. Ответом ей была тишина. Она вмиг очутилась у его могилы. Влад сидел на холмике, среди венков.
- Влад? – с тревогой воскликнула она, подбегая к другу.
Он поднял налитые тоской глаза.
- Всё, Наташенька, пришёл и мой час, - глухо ответил он, - Не пускает меня мо.ги.ла - насилу выбрался.
Ощущение неизбежного холодом обдало Наташу. Ей хотелось сказать что-то тёплое, обнадёжить, подбодрить, но слова застряли внутри, не желая выходить наружу.
- Спасибо тебе, что появилась здесь, что поддержала, что была со мной – спасибо. Ты такая замечательная.
Из ниоткуда рядом возникла Нина Фёдоровна.
- Ничего, Владик, ничего, родной, - ласково заговорила она, поглаживая его по макушке, словно Влад был её внуком, - Этого никому не миновать.
- Спасибо вам, Нина Фёдоровна, - глухо ответил ей Влад.
- Всё пройдёт, милый, всё пройдёт, - продолжила старушка, - Ты помолись, а я тебе помогу. Легче станет.
Она начала читать текст молитвы, Влад пытался повторять, но путался и сбивался.
- Какой молодец! – удовлетворённо подбадривала его старушка.
Владу действительно стало легче: не столько от молитвы, сколько от ласковых слов бабули.
- Влад, хочешь, я сбегаю к твоим, узнаю, как там? - спросила Наташа, изнывая от невозможности помочь ставшему ей близким человеку, так бо.ль.но ей не было с момента по.хо.рон, когда она увидела у своего гр.об.а плачущую от го.ря маму, - Там всё хорошо, я думаю, но я всё же сбегаю и посмотрю, ладно? Я мигом.
- Конечно-конечно, сбегай, - оживился Влад, - Я буду ждать.
Наташа припустила в деревню. Временами она бежала, временами переходила на шаг, прислушиваясь к собственным ощущениям. Она понимала, что однажды тоже не сможет этого сделать. Но пока ещё мо.ги.ла отпускала её. В доме Влада царила спокойная тишина – родители спали. Дыхание обоих было ровным. Исчез ворох таб.ле.ток со стола. Неплохая новость для Влада. Обратный путь она не запомнила. Да, находясь вне тела, она заметила: путь из деревни всегда короче, чем туда. Сегодня же он сократился до нуля.
Влада не было. Нина Фёдоровна одиноко стояла у его мо.ги.лы, читала молитву.
- Влад! – крикнула Наташа, осознав то, что видела его сегодня в последний раз, и бросилась на мо.ги.лу, рыдания душили её, не давали говорить.
- Владик! Я люблю тебя! Не уходи! – слова рвались из глубины души, признания в том, что она скрывала все эти дни даже от самой себя, и уж тем более от Влада, который никогда не ответил бы ей взаимностью, ведь он даже после см.ер.ти продолжал любить свою единственную, и Наташа никогда бы не посмела посягнуть на святое, потребовать чего-то большего, чем дружба.
Она рыдала, обнимая крест. Рассказывала, как могла, что отец поправился, что она благодарна Владу за всё: за его заботу, за ласковые слова, за те песни, что он пел. Внезапно она почувствовала, что лакированное дерево стало тёплым, превратившись в шершавую, твёрдую мужскую ладонь, и эта ладонь ласково и нежно сжала её руку.
- Всё будет хорошо, доченька, - утешала Нина Фёдоровна Наташу, гладя её трясущуюся в рыданиях голову, - Всё будет хорошо.
Влад ушёл окончательно. Каждую ночь Наташа сидела у его мо.гил.ки, рассказывала последние новости. В остальное время рядом почти всегда находилась Нина Фёдоровна. Она тоже посещала дом каждую ночь, принося свежую информацию о своей родне, и не только. Наташа водила её гулять в поле и на речку. Старушке очень понравилось купаться. Она не делала этого уже много лет, но сейчас резвилась в воде, как заправская пловчиха.
Однажды на клад.бище привезли маму с трёхлетним мальчиком Толиком. А.ва.рия на трассе. Нина Фёдоровна быстро переключилась на мальчика, нянчась с ним, как с родным внуком. Наташа теперь часто оставалась одна. С одной стороны, навязчивость старушки раньше её даже напрягала, но с другой – отсутствие внимания к себе сейчас вызывало что-то похожее на ревность, хотя она и осознавала, что новеньким тяжелее, чем ей, и Нина Фёдоровна всё делает верно, отдавая своё оставшееся время именно им.
А время шло. Вот и Наташу не миновала неизбежность: идя по дороге в деревню, она вдруг очутилась в своей мо.ги.ле. Она не прошла тогда и половины пути – мо.ги.ла забрала её обратно. С каждым днём мо.ги.ла всё сильнее и сильнее тянула её к себе, всё более ограничивала свободу. Однажды она, как и Влад, не смогла выйти за пределы оградки. Нина Фёдоровна и Толик пришли к ней. Толик что- то лепетал про дядей, про кису, про машинку. На его мо.ги.ле было много игрушек, поиграть в которые он не мог. Как он ревел в тот день, когда понял это. Лишь Нина Фёдоровна сумела обратить горе в радость. Их визиты были бесценны: столько тепла и любви они приносили Наташе. В ответ, она рассказывала мальчику сказки, загадывала загадки, делилась смешными историями. Толик хохотал, Нина Фёдоровна улыбалась, украдкой смахивая слезу.
С тоской рассматривая свои любимые конфеты, которые мать ежедневно приносила на мо.ги.лу, Наташа много думала: о себе, о Владе, о матери. Мо.ги.ла Влада была неподалёку, но прийти туда она уже не могла, словно привязанная к своему кресту, как собака к конуре цепью. С другой стороны - там мё.рт.вая мо.ги.ла, как метко назвал её Влад, что ей там теперь делать? Только мё.рт.вая ли?
Влад, она, её бабушка, Нина Фёдоровна, Толик с мамой – всем суждено исчезнуть. Но, исчезнув, они породят новую жизнь. Их аминокислоты войдут в тела других живых существ, населяющих этот мир. Не в этом ли заключается смысл бессмертия, та суть всех религий мира, что твердят о вечности души? Да, потери в жизни неизбежны. Важно думать не о том, сколько ты потерял, а о том, сколько у тебя осталось. Потеряв способность вернуться домой, Наташа не расстроилась. Нельзя же вечно ходить туда. В мире живых ей более нет места, её присутствие там способно только помешать. Её визиты стали напоминать затянувшиеся проводы. Да, теперь ни деревенская изба, ни городская квартира не могут быть её домом. Отныне её дом здесь – среди вечнозелёных сосен и кудрявых кустов можжевельника. На высоком берегу тихой речки. Она ушла молодой. Но, по.гиб.нув от китайского ле.кар.ства, Наташа обрела Влада. Пусть недолгим было их общение, но эти моменты оказались лучшими в её жизни. Может быть, любовь между ум.ер.ши.ми и выглядит ур.од.ли.во, неестественно. Конечно, если, подразумевать физическую сторону явления. Но у неё было иное проявление этого великого чувства. То, что называют платонической любовью – более сильное и глубокое. И последнее прикосновение Влада через крест сказало ей о многом. Лучше, чем миллион ненужных, пустых слов.
Это всё и есть гармония. То, что ищут миллионы людей, чего жаждут неприкаянные души. Гармония и спокойствие. Занять своё место в жизни, найти истинного себя, исполнить своё предназначение, стать полезным кому-то – это и есть Великая Гармония. Когда тебя любят, ты на своём месте, ты играешь свою роль, крутишь вместе со всеми великий механизм мироздания. Если же нет, ты – бесполезная деталь, которая скорее мешает механизму, чем помогает. Желание же стать значимым, в этом случае порождает конфликт между тобой и мирозданием. Нужно просто найти своё место. Тогда конфликт исчезнет сам собой. Но не все успевают сделать это за короткий отрезок земной жизни. Так и уходят неприкаянными, пустыми, одинокими. Наташа понимала, что скоро всё закончится. Для неё. Но будет жить мир, будет жить мама, потерявшая всё. Потерявшая, и обретшая силы жить дальше, отчасти благодаря ей – Наташе. И мама ещё сделает много хорошего для этого мира – пусть не родной дочери, а кому-то другому – неважно. Она будет встречаться с дочкой в своих снах, будет чувствовать её ласковые прикосновения, слышать нежный голос: «Спокойной ночи, мамочка».
КОНЕЦ