– Катя, тише, пожалуйста, – Олег сжал её руку, оглядываясь на гостей, которые, к счастью, были слишком заняты тостами и звоном бокалов, чтобы заметить их перепалку. – Давай не будем портить вечер.
Катя выдернула руку, её глаза горели от сдерживаемого гнева. Праздничный стол, украшенный белыми розами и свечами, казался ей сейчас декорацией к какой-то нелепой пьесе. Десять лет брака, три года в этой квартире, а она всё ещё чувствует себя гостьей на собственном празднике.
– Портить вечер? – прошипела она, стараясь не повышать голос. – Это не я его порчу, Олег. Это твоя мама, которая считает, что может переставить мебель в нашей гостиной, потому что «так лучше для энергетики»!
Олег вздохнул, потирая виски. Его тёмные волосы, аккуратно уложенные ради праздника, уже начали выбиваться из причёски. Он выглядел уставшим, как человек, который весь день тушил пожары, не успевая понять, откуда они берутся.
– Катя, она просто хочет помочь.
– Помочь? – Катя чуть не рассмеялась, но смех застрял где-то в горле, превратившись в горький ком. – Это не помощь, Олег. Это вторжение.
Вечер должен был быть идеальным. Десятая годовщина свадьбы – повод собрать друзей, родных, поднять бокалы за любовь, за семью. Катя планировала всё месяцами: заказала торт с ягодным муссом, как они с Олегом любили в первые годы брака, выбрала плейлист с их песнями, даже платье – синее, с открытой спиной, то самое, в котором он сделал ей предложение. Но с самого утра всё пошло не так.
Светлана Ивановна, мама Олега, заявилась в их квартиру в восемь утра с двумя огромными сумками. «Я принесла мясо для шашлыков, а то вы, молодёжь, вечно всё забудете», – заявила она, не удосужившись поздороваться. И началось: она переложила салаты в «правильные» миски, переставила вазы с цветами, потому что «розы лучше смотрятся у окна», и даже попыталась переодеть Катю в «более подходящее» платье, которое она, видите ли, купила специально для невестки.
Катя стиснула зубы и терпела. Ради Олега. Ради праздника. Ради того, чтобы не выглядеть истеричкой перед гостями. Но когда Светлана Ивановна во время тоста начала рассказывать, как «Олежек всегда мечтал о большой семье, а Катя пока не торопится с детьми», – внутри у неё что-то лопнуло.
Она встала из-за стола, пробормотала что-то про «проверить духовку» и ушла на кухню. Олег догнал её через минуту.
– Катя, вернись, пожалуйста, – он стоял в дверях, держа бокал с вином. За его спиной доносились смех и звон посуды – гости ничего не замечали. – Мама не хотела тебя обидеть.
– Не хотела? – Катя повернулась к нему, сжимая край столешницы так, что костяшки побелели. – Она при всех сказала, что я не даю тебе детей! Как будто это моё личное решение, а не наше общее!
Олег опустил глаза, и это молчание резануло её сильнее любых слов.
– Ты вообще на моей стороне? – спросила она, чувствуя, как голос дрожит. – Или я одна против твоей мамы?
Катя и Олег поженились, когда обоим было по двадцать пять. Они были из тех пар, про которые говорят: «Идеально подходят друг другу». Он – инженер, спокойный, с мягкой улыбкой и привычкой всё чинить, от сломанной розетки до чужого настроения. Она – дизайнер интерьеров, с огненным темпераментом и любовью к мелочам, которые делают дом домом. Их квартира в спальном районе Москвы была их маленьким шедевром: светлые стены, деревянные полки с книгами, уютный диван, где они по вечерам смотрели старые фильмы.
Но был один нюанс, который Катя заметила ещё на этапе знакомства. Светлана Ивановна. Мама Олега. Женщина с твёрдым взглядом и голосом, который мог пробить стены. Она воспитала Олега одна, после того как его отец ушёл из семьи, когда мальчику было пять. Светлана Ивановна гордилась сыном, как трофеем, и не скрывала, что считает себя главным архитектором его жизни.
– Она просто хочет быть частью нашей семьи, – говорил Олег в первые годы, когда Катя жаловалась на мамины советы по готовке, воспитанию или даже выбору штор.
– Я понимаю, – отвечала Катя, стараясь не спорить. – Но мне кажется, она хочет быть не частью, а главным режиссёром.
Светлана Ивановна жила в соседнем районе, в старой хрущёвке, где каждая вещь хранила память о прошлом. Она часто приходила в гости – слишком часто. Приносила пироги, банки с соленьями, а заодно и свои взгляды на то, как Катя должна вести хозяйство. «Ты слишком много работаешь, Катюша, – говорила она, поправляя скатерть. – Женщина должна создавать уют, а не чертежи рисовать».
Катя терпела. Улыбалась. Отшучивалась. Она любила Олега и знала, как много для него значит мама. Но с каждым годом терпение таяло, как лёд под солнцем. А сегодня, на их годовщину, Светлана Ивановна перешла все границы.
Вернувшись за стол, Катя старалась держать лицо. Гости – друзья, коллеги, пара дальних родственников – веселились, поднимали тосты, вспоминали смешные истории. Олег сидел рядом, но его рука больше не тянулась к её ладони под столом, как это было раньше. Светлана Ивановна, напротив, была в центре внимания: рассказывала, как Олег в детстве мечтал стать космонавтом, как она шила ему костюмы на утренники, как учила его готовить борщ.
– А Катя у нас молодец, – вдруг сказала она, подняв бокал. – Такая хозяйка! Только вот детишек пока нет, а Олежек так мечтает о сыне. Правда, сынок?
Катя почувствовала, как кровь прилила к щекам. Все взгляды устремились на неё. Она сжала вилку, пытаясь придумать, как ответить, чтобы не устроить сцену.
– Мы с Олегом всё решаем вместе, – выдавила она, стараясь улыбнуться. – И дети – это наше общее решение.
Светлана Ивановна прищурилась, словно оценивая, насколько серьёзна эта реплика.
– Ну конечно, – протянула она. – Только время-то идёт, Катюша. Тебе уже тридцать пять, а часики тикают…
– Мам, хватит, – тихо сказал Олег, но его голос потонул в общем шуме.
Катя встала.
– Пойду за тортом, – бросила она, не глядя на мужа.
На кухне она прислонилась к холодильнику, чувствуя, как сердце колотится. Десять лет. Десять лет она старалась быть хорошей женой, хорошей невесткой, хорошей хозяйкой. И за что? Чтобы её при всех тыкали носом в то, что они с Олегом решили отложить рождение детей, пока не выплатят ипотеку?
– Катя, – Олег снова появился в дверях. – Прости. Она не должна была это говорить.
– Не должна? – Катя повернулась к нему, её голос дрожал от обиды. – Олег, она говорит это уже третий год! И ты каждый раз молчишь!
– Я не молчу, – он шагнул к ней, но остановился, увидев её взгляд. – Я… я просто не хочу её расстраивать.
– А меня? Меня расстраивать можно? – Катя почувствовала, как слёзы подступают к глазам. – Ты понимаешь, что я чувствую себя чужой в собственном доме? Каждый раз, когда она приходит, я превращаюсь в обслуживающий персонал!
Олег открыл рот, но слова застряли. Он выглядел растерянным, как мальчик, которого застали врасплох.
– Катя, я… я поговорю с ней.
– Когда? После того, как она решит, где нам рожать детей? Или как обставить детскую? – Катя вытерла слёзы тыльной стороной ладони. – Я устала, Олег. Устала быть на вторых ролях в нашей собственной жизни.
Праздник продолжался, но для Кати он превратился в пытку. Она улыбалась, подливала вино гостям, шутила, но внутри всё кипело. Светлана Ивановна, словно ничего не произошло, продолжала раздавать советы: подруге Кати – как правильно замораживать ягоды, её коллеге – как выбрать обои для спальни. Катя ловила сочувствующие взгляды друзей, но это только усиливало её чувство унижения.
К полуночи гости начали расходиться. Светлана Ивановна, конечно, осталась «помочь убраться».
– Катюша, ты бы тарелки в посудомойку не так ставила, – сказала она, перекладывая посуду. – Они же плохо отмоются.
Катя молча кивнула, чувствуя, как внутри нарастает буря. Олег, который убирал со стола, бросил на неё виноватый взгляд, но ничего не сказал.
Когда последняя тарелка была убрана, Светлана Ивановна надела пальто и повернулась к сыну:
– Олежек, я завтра зайду, принесу тебе тот пирог, что ты любишь. А то Катя, наверное, устала, не до готовки ей.
– Мам, мы справимся, – тихо сказал Олег, но его голос был едва слышен.
Катя не выдержала.
– Светлана Ивановна, – начала она, стараясь говорить спокойно, – я ценю вашу заботу, но мы с Олегом взрослые люди. Мы сами решаем, что готовить, как убирать и как жить.
Светлана Ивановна замерла, её брови поползли вверх.
– Катюша, я же для вас стараюсь, – сказала она с лёгкой обидой. – Олежек, скажи ей, что я только добра желаю.
Олег молчал, глядя в пол. Катя почувствовала, как её терпение лопается, как мыльный пузырь.
– Не позволю твоей матери решать, как нам жить! – выпалила она, повернувшись к мужу. – Я высказала всё, что накипело, Олег. Или ты наконец-то встанешь на мою сторону, или…
Она не договорила. Слёзы душили её, и она отвернулась, чтобы не дать им вырваться. Светлана Ивановна ахнула, словно её ударили.
– Катя, как ты можешь так говорить? – начала она, но Олег вдруг поднял руку.
– Мам, хватит, – его голос был тихим, но твёрдым. – Катя права.
Катя замерла. Она не ожидала этого. Олег, который всегда избегал конфликтов, который никогда не спорил с матерью, сейчас смотрел на неё с такой решимостью, что она едва узнала его.
– Я устал, – продолжил он, глядя на Светлану Ивановну. – Устал быть между вами двумя. Мам, я люблю тебя, но Катя – моя жена. И наш дом – это наш дом. Не твой.
Тишина повисла в комнате, тяжёлая, как грозовая туча. Светлана Ивановна открыла рот, но не нашла слов. Впервые за все годы Катя видела её растерянной.
– Я… я не хотела, – наконец выдавила она. – Я только хотела, чтобы вам было хорошо.
– Тогда дай нам самим решать, что для нас хорошо, – сказал Олег.
Катя смотрела на мужа, чувствуя, как внутри смешиваются облегчение и тревога. Это был поворот, которого она не ожидала. Но что-то подсказывало ей, что это только начало. Что будет дальше? Сможет ли Светлана Ивановна отступить? Или их ждёт новая буря, которая перевернёт всё с ног на голову?
– Катя, я сказал ей, – Олег сидел напротив, его голос был тихим, но в нём чувствовалась непривычная твёрдость. – Я правда поговорил с мамой. Она обещала больше не вмешиваться.
Катя посмотрела на мужа, пытаясь понять, верит ли он сам в то, что говорит. Утренний свет лился через окно, отражаясь на белых стенах их кухни. На столе лежала та самая скатерть, которую Светлана Ивановна однажды раскритиковала за «неправильный узор». Катя невольно сжала кружку сильнее.
– Обещала? – переспросила она, в её голосе сквозила горечь. – Олег, она уже десять лет обещает. И каждый раз всё начинается заново.
Олег вздохнул, потирая шею. Его тёмные глаза, обычно такие спокойные, теперь казались затянутыми дымкой усталости. Вчерашний вечер, их десятая годовщина, должен был стать праздником любви, но вместо этого превратился в поле битвы. Катя до сих пор чувствовала, как внутри всё дрожит от смеси облегчения и страха. Олег впервые открыто встал на её сторону, но что это значит? Будет ли это концом войны с его матерью или лишь затишьем перед новой бурей?
– Я знаю, – сказал он, глядя в стол. – Но на этот раз я был серьёзен. Я сказал ей, что если она не перестанет, мы просто… ограничим общение.
Катя замерла. Олег, который всю жизнь избегал конфликтов с матерью, угрожал ограничить общение? Это было так непохоже на него, что она почти не поверила.
– И что она ответила? – спросила она, отставляя кружку.
– Она… расстроилась, – Олег помедлил, подбирая слова. – Сказала, что не хотела нас обидеть. Что просто привыкла заботиться обо мне. О нас.
Катя фыркнула, не сдержавшись.
– Заботиться? Это не забота, Олег. Это контроль. Она хочет, чтобы всё было по её правилам.
Олег кивнул, и в его взгляде мелькнуло что-то новое – не просто согласие, а признание. Словно он впервые увидел свою мать не как святую, а как человека, который может ошибаться.
Утро после годовщины было тихим. Слишком тихим. Катя привыкла, что после таких вечеров Светлана Ивановна звонит с самого утра, чтобы «обсудить», как всё прошло, или приезжает с очередной банкой солений и советами. Но телефон молчал. Ни звонков, ни сообщений. Это настораживало.
Катя вышла на балкон, где они с Олегом любили пить кофе по выходным. Воздух пах осенью – опавшими листьями и сыростью. Москва шумела где-то внизу, но их маленький балкон, заставленный горшками с цветами, был как островок спокойствия. Катя вдохнула глубже, пытаясь унять тревогу. Она хотела верить Олегу. Хотела верить, что его слова вчера что-то изменили. Но в глубине души она ждала подвоха.
– Кать, – Олег вышел следом, держа свой кофе. – Я хочу, чтобы ты знала: я серьёзно. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя чужой в нашем доме.
Она повернулась к нему, её глаза искали в его лице подтверждение.
– Тогда почему ты так долго молчал? – спросила она тихо. – Десять лет, Олег. Я терпела её замечания, её перестановки, её «Катюша, ты бы лучше так сделала». Почему ты не сказал ей раньше?
Олег опустил взгляд, его пальцы нервно теребили ручку кружки.
– Потому что… – он замялся, словно слова застревали в горле. – Потому что я боялся её обидеть. Она же одна меня растила, Кать. После отца… она была всем. Я чувствовал, что обязан ей.
Катя почувствовала, как внутри что-то сжалось. Она знала эту историю. Отец Олега ушёл, когда тому было пять, оставив Светлану Ивановну с ребёнком и кучей долгов. Она работала на двух работах, тянула сына, как могла. Олег вырос с чувством вины за её жертвы. И Светлана Ивановна, сама того не осознавая, использовала это, чтобы держать его на коротком поводке.
– Я понимаю, – сказала Катя, её голос смягчился. – Но, Олег, ты не её собственность. Ты мой муж. И я… я устала быть на вторых ролях.
Он шагнул к ней и обнял. От него пахло кофе и его любимым одеколоном – запах, который всегда успокаивал её.
– Ты не на вторых ролях, – прошептал он. – Ты – главное.
Катя прижалась к нему, но тревога не уходила. Она знала, что Светлана Ивановна не из тех, кто сдаётся без боя.
К обеду телефон всё-таки зазвонил. Катя вздрогнула, увидев на экране имя свекрови. Олег, который смотрел новости на диване, тоже напрягся.
– Ответить? – спросила она, держа телефон, как гранату.
– Давай я, – сказал он, протягивая руку.
Катя передала ему телефон, но осталась рядом, прислушиваясь.
– Мам, привет, – голос Олега был спокойным, но в нём чувствовалась сталь. – Да, всё нормально… Нет, мы не ссорились… Мам, я же сказал вчера: нам нужно время.
Катя не слышала, что отвечала Светлана Ивановна, но по тому, как Олег сжал челюсти, поняла – разговор не из лёгких.
– Нет, мам, ты не можешь просто прийти и всё исправить, – продолжал он. – Нам нужно, чтобы ты уважала наши границы.
Катя смотрела на мужа, и в её груди росло странное чувство – смесь гордости и страха. Гордости за то, что он наконец-то говорит то, что нужно. Страха за то, что будет дальше.
Когда он положил трубку, его лицо было бледнее обычного.
– Она хочет приехать, – сказал он, глядя в пол. – Говорит, что хочет извиниться.
– Извиниться? – Катя приподняла бровь. – Светлана Ивановна? Это что, конец света?
Олег невесело усмехнулся.
– Она сказала, что поняла, что перегнула палку. Хочет поговорить с нами обоими.
Катя молчала, переваривая услышанное. Извинения от Светланы Ивановны звучали как что-то из параллельной реальности. Но в глубине души она чувствовала подвох. Женщина, которая десять лет диктовала, как им жить, не могла так просто отступить.
– Хорошо, – наконец сказала она. – Пусть приезжает. Но, Олег, если это очередная её игра, я не знаю, как долго ещё смогу терпеть.
Светлана Ивановна появилась через час. Она вошла в квартиру без привычной напористости, без сумок с едой или новых штор. В её руках была только маленькая коробка, перевязанная лентой.
– Здравствуйте, – сказала она, глядя то на Олега, то на Катю. – Я… принесла вам подарок. На годовщину.
Катя посмотрела на коробку с подозрением. Олег взял её и поставил на стол.
– Спасибо, мам, – сказал он. – Но ты хотела поговорить. Давай поговорим.
Светлана Ивановна села на диван, её пальцы нервно теребили край сумочки. Впервые Катя видела её такой – неуверенной, почти уязвимой.
– Я вчера много думала, – начала она, глядя в пол. – Олежек, ты прав. Я слишком много на себя беру. Я просто… привыкла, что ты – мой сын. Что я знаю, как лучше.
Катя молчала, ожидая продолжения. Она не верила в эту внезапную перемену.
– Катюша, – Светлана Ивановна посмотрела на неё, и в её глазах было что-то новое – не привычная сталь, а тень сожаления. – Я не хотела тебя обидеть. Я правда думала, что помогаю.
Катя почувствовала, как внутри всё напряглось. Она хотела верить, но слова свекрови звучали слишком гладко.
– Светлана Ивановна, – начала она, стараясь говорить спокойно, – я ценю, что вы задумались. Но дело не только в вчера. Это годы. Годы, когда я чувствую себя не хозяйкой в своём доме, а… гостьей.
Светлана Ивановна кивнула, её губы дрогнули.
– Я понимаю, – сказала она. – И мне… мне стыдно. Я не хотела, чтобы ты так себя чувствовала.
Олег смотрел на мать, его лицо было смесью удивления и надежды. Он явно не ожидал таких слов.
– Мам, – сказал он, – мы с Катей хотим жить своей жизнью. Это не значит, что мы тебя не любим. Но нам нужно пространство.
Светлана Ивановна кивнула, её глаза подозрительно блестели.
– Я поняла, – сказала она. – И я… я постараюсь. Только не отталкивайте меня совсем, хорошо?
Катя почувствовала, как внутри что-то смягчилось. Она не была готова простить всё сразу, но в голосе свекрови было что-то искреннее. Или это была очередная манипуляция?
– Хорошо, – сказала она наконец. – Давайте попробуем. Но, Светлана Ивановна, нам нужно, чтобы вы уважали наши решения. Даже если они вам не нравятся.
– Договорились, – кивнула свекровь.
Олег взял Катю за руку, и она почувствовала тепло его ладони. Может, это и правда начало чего-то нового?
Но мир длился недолго. Через несколько дней Светлана Ивановна позвонила снова.
– Олежек, – её голос в трубке звучал взволнованно. – Я тут подумала… Может, мне переехать поближе к вам? Есть квартира в вашем доме, на третьем этаже. Я могла бы продать свою и…
Катя, которая случайно услышала разговор, почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Переехать в их дом? Это что, теперь свекровь будет за стенкой?
– Мам, – Олег говорил спокойно, но Катя видела, как напряглись его плечи. – Мы же договорились. Нам нужно время.
– Но я же не в вашу квартиру! – возразила Светлана Ивановна. – Просто рядом. Чтобы быть ближе к вам. К внукам, когда они появятся.
Катя покачала головой, не веря своим ушам. Она посмотрела на Олега, ожидая его реакции.
– Мам, давай обсудим это позже, – сказал он и положил трубку.
Когда он повернулся к Кате, она уже не могла молчать.
– Олег, это никогда не закончится, – сказала она, её голос дрожал. – Она хочет быть ближе? Это значит, она будет у нас каждый день!
– Катя, я не согласился, – возразил он. – Я сказал, что мы обсудим.
– Обсудим? – Катя почувствовала, как внутри снова закипает гнев. – А что тут обсуждать? Она опять решает за нас!
Олег сел на диван, закрыв лицо руками.
– Я не знаю, как это остановить, – признался он. – Я правда устал, Кать. Устал быть между вами.
Катя посмотрела на него, и её сердце сжалось. Она видела, как тяжело ему. Но в этот момент она поняла, что не может больше молчать.
– Тогда выбирай, Олег, – сказала она тихо. – Или мы строим нашу семью, где мы сами решаем, как жить. Или… я не знаю, как долго я смогу это терпеть.
Он поднял глаза, и в них была боль.
– Ты правда думаешь, что я не на твоей стороне? – спросил он.
– Я хочу верить, что ты на моей, – ответила она. – Но пока я вижу, что ты боишься её обидеть больше, чем меня потерять.
Тишина повисла в комнате, тяжёлая, как мокрый снег. Олег смотрел на неё, и в его взгляде было что-то, чего Катя раньше не видела. Решимость? Отчаяние? Или что-то ещё?
– Я поговорю с ней ещё раз, – сказал он наконец. – Но, Катя… я хочу, чтобы ты знала. Я не только из-за неё молчал все эти годы. Я… я сам боялся.
– Чего? – удивилась она.
– Что если я начну спорить с ней, она уйдёт, – признался он. – Как отец. Я знаю, что это глупо, но… я боялся её потерять.
Катя почувствовала, как слёзы подступают к глазам. Она впервые поняла, насколько глубоко в Олеге сидит этот страх. И как сильно он влияет на их жизнь.
– Олег, – она села рядом и взяла его за руку. – Ты не потеряешь её. Но ты можешь потерять меня. И нас.
Он кивнул, сжимая её ладонь.
– Я знаю, – сказал он. – И я не хочу этого.
На следующий день Светлана Ивановна приехала снова. На этот раз она выглядела ещё более растерянной, чем в прошлый раз. В её руках была та же коробка с лентой – та, что она приносила на «извинения».
– Я подумала, что вы не открыли мой подарок, – сказала она, ставя коробку на стол. – Это альбом. С фотографиями Олега. И… вашими. Я собирала их все эти годы.
Катя посмотрела на коробку, не зная, что сказать. Олег открыл её и вытащил альбом – старомодный, с бархатной обложкой. Внутри были снимки: Олег в детском саду, Олег на выпускном, их свадьба, их первые совместные поездки.
– Мам, – Олег посмотрел на неё с удивлением. – Ты… зачем?
– Потому что я хочу быть частью вашей жизни, – сказала она, её голос дрожал. – Но я поняла, что не могу навязывать себя. Я… я правда постараюсь, Олежек. Катя.
Катя молчала, глядя на альбом. Она видела в нём не только Олега, но и себя – молодой, влюблённой, счастливой. И Светлану Ивановну, которая, несмотря на всё, хранила эти моменты.
– Спасибо, – наконец сказала она. – Это… красиво.
Светлана Ивановна кивнула, её глаза блестели.
– Я не буду покупать квартиру в вашем доме, – добавила она. – Я поняла, что это слишком. Но я хочу, чтобы вы знали: я всегда буду рядом, если вы меня позовёте.
Олег обнял мать, и Катя почувствовала, как внутри что-то отпускает. Не всё сразу, не полностью. Но это было начало.
– Давай попробуем заново, – сказала она, глядя на свекровь. – Но по нашим правилам.
Светлана Ивановна кивнула.
Они сидели за столом, листая альбом, и впервые за долгое время Катя почувствовала, что их дом – это их дом. Не идеальный, не без трещин. Но их.
Для вас с любовью: