— Подъем, молодежь, завтрак через десять минут!
Я открыла глаза. Тяжелые, как после ночной смены. Просто дети вчера выпали из режима. Трое. Каникулы. Мы у свекрови под Талдомом. И вдруг снова школа, линейка, звонок. Только июль. И мне сорок один.
— Мам, можно поспать? — шепнул Артём. Ему четырнадцать. Он растет. Он ест и спит.
— Пять минут, — ответила я.
Свекровь уже стучала в стену. Раз. Два. Три. У нее свой ритуал. Встает рано. В семь. Без вариантов.
— Царица-балдуйка, — прошипела тихо. Это про меня.
На кухне сидели мама Андрея и её подруга Зоя — соседка по даче, человек тут почти домашний. Сильная. Сразу видно. Брови нитью. Фартук с петухом. Кружка с трещиной. В этой кружке всегда чай. Только Зоя из нее пьет. Никому нельзя. Примета.
— Лена, чашки на стол. Детям молоко теплое лучше. Давай быстрее, — распорядилась свекровь, будто мы в казарме.
Я не выспалась. А не выспавшаяся женщина — это зверек. С шерстью дыбом. Я взяла кухонное полотенце. Посмотрела на трещину у кружки Зои. Подумала про свою жизнь. Где моя трещина.
— Лена, ты чего сопишь? — Зоя улыбнулась. Негрубо. Но с подковыркой.
— Не соплю. Мою.
— У тебя дом большой. Муж зарплату получает. Могла бы и посудомоечную сюда привезти на лето.
— Моего спокойствия стоит, — тихо ответила я.
Свекровь нахмурилась. Закрыла окно. Окно скрипнуло.
— Давайте так. Мы приехали в отпуск. У детей каникулы. Мы завтракаем, когда проснемся. Мы поможем. Только без команд, — разложила ложки. — Завтрак будет. Но позже.
— Дети голодные будут, — свекровь уцепилась за это слово.
— Они выспятся. Потом поедят.
— У нас так не принято, — Зоя произнесла это как приговор.
Я смотрела на кружку. На тонкую трещину у ручки. Держится на честном слове. Как будто чуть нажми. И хана.
— Лена, не начинай. Муж твой где?
— Андрей в спальне. Не будите.
Тут в комнату вошел Артём. Лохматый. В футболке. К холодильнику. Увидел творог. Улыбнулся. Пошёл ко мне.
— Мам, я сделаю всем чай. Быстро.
Он произнес это просто. Но я услышала поддержку. Он со мной.
— Чай потом. У нас чай по расписанию, — заявила свекровь. — Сначала каша.
— Мы кашу будем завтра, — ответила. Без улыбки. Без конфликта.
— С кем ты разговариваешь таким тоном? В моем доме правила у меня.
— Мы не спорим. Мы пришли рассказать, что у нас отпуск.
Зоя усмехнулась.
— Отпуск у тебя в Турции. А тут ты в гостях.
— Я не буду вас переделывать. Я сделаю по-своему. Без скандала. Мы перенесем наш завтрак на веранду. Вы здесь. Мы там. Хотите — заходите потом.
— Опять будешь мудрить, — выдохнула Зоя.
— Не буду.
Я развела на веранде простую сервировку. Три тарелки. Три чашки. Мед. Хлеб. Помидоры. Запах влажной доски. Тишина. В саду звенели шмели. Рано или поздно каждый из нас ставит границу. Чтобы не раствориться.
— Мам, а тесто на сырники я замешаю, — предложил Артём. Я кивнула «да». Потому что доверие — это тоже про границы.
Младшие проснулись от запаха. Вышли, сонные. Алиса. Витя. Они смеются тихо. Свекровь в доме хлопает шкафом. Привычно.
И тут пришла Зоя. Вышла на веранду с той самой кружкой. Трещина блеснула. Поставила кружку в центр стола. Смотрела прямо.
— Я тут подумала. Если ты такая самостоятельная, то и кружки мои не трогай.
Я мягко подвинула кружку к краю. Чтобы она не была центром мира.
— Зоя, мы не ломаем. Мы дышим. Нужен воздух.
— А если без оперы? — вдруг спросил Артём. Это у него такая фраза. С юмором.
В этот момент шаги мужа. Андрей вышел на веранду. Сонный, но уже собранный. Инженер-проектировщик. Сорок четыре. Вечно всё чинит.
— Доброе утро, — поздоровался он. Расправил плечи. Посмотрел на меня. На детей. На кружку.
— Доброе там, где завтрак по расписанию, — донеслось из кухни.
— Мам, у нас каникулы, — ответил он. — Лена, что готовить?
Я выдохнула. Это был маленький выбор. Он на нашей стороне. Сегодня.
А потом был обед. Салат. Молодая картошка. Грядка. Мы копались в земле. Дети хохотали. Зоя носила в руках таз. Свекровь рулила огородом, как диспетчер. Всё бы шло своим чередом. Если бы не вечер.
Вечером мне пришло сообщение. Номер без подписи.
«Лена, я тут в деревне под Красногорском. Приезжай завтра. У меня к тебе разговор. Серьезно.»
Я не узнала номер. Спросила: «Кто это?»
«Таня. Бывшая Андрея.»
Я перечитала. Один раз. Еще раз. Я знала про Таню. Он встречался с ней до меня. Давно. Они расстались. Мы не говорили об этом. Мы жили вместе пятнадцать лет. У нас трое детей.
— Ты что читаешь? — поинтересовался Андрей.
— Спам, — ответила я. И убрала телефон.
Ночью я не спала. Смотрела в окно. Слушала, как в темноте хрустят шаги. Как ветка стучит по стеклу. Думала о кружке. О трещине. И о себе.
Утром мы договорились с мамой Андрея. Я объяснила ей просто. Без злости. Что будем вставать позже. Что мы поможем с огородом. Что порядок будет. Только без мегафонной команды.
— До обеда нормально, — согласилась она. — Потом будем делать салаты на зиму.
— Сделаем, — пообещала я.
А в обед я сообщила Андрею, что сгоняю в магазин. В соседнюю деревню. За хлебом и молоком. Он кивнул. Я взяла машину. И поехала в ту деревню. К Тане. Вот так я выбрала. Не от любопытства. От внутреннего движения.
В деревне дом на краю. Небольшой. Свежая краска. На крыльце женщина. Моя ровесница. В платочке. Но не сельская. Глаза городские.
— Лена? — уточнила она.
— Я.
— Не удивляйся. Я не соперница.
— Уже интересно.
Мы прошли на кухню. Маленькую. Чистую. Таня поставила чайник. На столе варенье. Вишня. Кислая.
— Ты писала мне.
— Да. Спасибо, что приехала.
— Давай быстро. У меня дети.
— Я работаю в ДК. Андрей ко мне приходил по работе. Конкурс детских проектов. И в какой-то момент... меня зацепило. Не он. А твоя жизнь.
— Говори.
— У него есть привычка. Когда он перегружен... он идет туда, где его не мучают вопросами. Он стремится в легкое. Там, где его без споров ждут. Я это знаю.
— И что с этого?
— Он вчера заходил ко мне. Принес каталоги. Ничего личного. Но я увидела, как ты. И поняла. Он любит тебя. Он держится за тебя. Но он... устанет от твоих «границ». Если они станут противостоянием. Он побежит туда, где тише.
Я молчала. Слушала. Она говорила ровно. Без сахара.
— Ты это мне зачем?
— Чтобы ты успела поставить свои правила. Но не вбитым колом. А по уму.
— И? — я подняла взгляд. — Ты хочешь вернуться к нему?
— Я не хочу к нему. Я прошла уже этот круг. У меня своя трещина. Она затянулась. Я не про это. Я слышала, как твоя свекровь вчера в магазине про вас говорила.
- Она объясняет всему поселку, что ты барыня. Что ты командуешь. Что муж у тебя под каблуком. Она ломает тебе репутацию. И тебе будет тяжело. Потому что это коснется детей.
Мне стало холодно.
— Кто слышал?
— Полдеревни. Но это не главное. Главное — у тебя сегодня есть шанс. У них праздник. У Зои юбилей. Ты пойдешь туда и сделаешь один ход.
— Какую еще стратегию?
— Ты вынесешь на стол ту кружку. Своей рукой. И ты озвучишь вслух одну вещь. Ты произнесешь: «Мама, мы остаемся на даче. Мы встанем завтра в девять. Я сделаю завтрак. Я приглашаю вас к нам на веранду. Мы будем рады. Но мы не будем жить по команде. Я забираю свою жизнь.»
— И кружка?
— Ты нальешь всем чай. И в эту кружку — себе. Не Зое. Себе. И когда она начнет кипеть... ты подложишь под ручку ткань. И ты поднимешь ее. Уверенно. Кружка выдержит. Трещина не лопнет. А если лопнет — ты произнесешь: «Я не обязана беречь трещины. Я берегу людей.»
— Ты серьезно?
— Абсолютно. Это будет как выстрел без звука. Они поймут, что ты не девочка. Что ты не пришла сюда жить чужим воздухом. Это про уважение. Не про кружку. Про вас.
Я смотрела на Таню. Это была странная встреча. Это был странный совет. Но в нем было зерно. Смелое. А смелость заразительна. Я встала. Поблагодарила.
— А это будет реальная история? — спросила она вдруг и улыбнулась.
— Посмотрим, — ответила я.
Дома у Зои готовились к юбилею. Пахло рыбой. И зеленью. Люди собрались. Соседи. Родственники. Мужики в майках. Женщины в платьях на лето.
Свекровь бегала с полотенцем. Зоя уже сидела на почетном месте. Перед ней каравай. На столе — та самая кружка. Ручка блестит. Трещина — как тонкий шрам.
— Лена, иди сюда. Поможешь, — позвала свекровь. Тоном. Без просьбы.
Я стояла в дверях. Чувствовала внутри сердце. Оно стучало. Не быстро. Но внятно. Андрей подошел ко мне. Коснулся плеча. Легко. Взгляд ясный.
— Ты как? — спросил он.
— Нормально, — ответила я. И пошла на кухню. Взяла чайник. Сегодня — быстро.
Я занесла чашки. Поставила на стол. Разлила чай. Неспешно. Я наливала в каждой чашке по одинаковому уровню. Без фаворитов. И последней взяла кружку Зои. Налила в нее. Поставила перед собой. Все притихли. Тишина плотная, как варенье.
— Это моя кружка, — заметила Зоя. Голос у нее стал тоньше.
— Сегодня — нет, — ответила я. — Сегодня у нас другая история.
— Ты что себе позволяешь? — свекровь подняла голову. — В моем доме...
— Мама, — обратилась я спокойно. — Мы остаемся на даче. У нас отпуск. Мы встаем завтра в девять. Я делаю завтрак. На веранде. Масло. Хлеб. Яйца. Ничего лишнего. Я приглашаю вас. Всех. Мы будем рады.
- Но мы не будем жить по команде. Это не против вас сказано. Это за нас. Я забираю свою жизнь. Я буду рядом. Я помогу. Но не по будильнику.
Кто-то хмыкнул. Кто-то закашлялся. Зоя схватилась за стол. Глаза острые. Она хотела взять кружку. Не успела.
— Лен, ну ты дала, — восхитилась соседка.
— Запомните день. Невестка у нас голос подала, — тихо произнес сосед, старик.
— И что дальше? — свекровь заплакала не сразу. Сначала она твердела. Потом размягла. — Я же хотела как лучше. Чтобы все по порядку. Я всю жизнь так. Мне иначе тревожно.
Я положила свою руку на ее. Деликатно. Без слов. Зоя резанула взглядом. Но я ее не слушала. Стало ясно, от чего она защищается. От хаоса.
— Мы можем иначе. Без противостояния, — пообещала я.
Рука у меня дрожала. Я подняла кружку. Тонкая ручка. Тепло. Хрупкость. Мир завис на секунду. Я услышала, как внутри меня что-то щелкнуло. Но не кружка. Она выдержала. Я спокойно отпила чай. Он был крепкий. Чуть терпкий. Я поставила кружку. Зоя уже кипела.
— Ты не человек. Чужое берешь. Ты демонстрацию устроила.
Она резко подалась вперед. Хотела схватить. Кружка качнулась. Ручка дрогнула. Тонкий звук. Я подложила под нее салфетку. И спасла. Это было смешно. И волнительно. Дети замерли. Андрей шагнул ко мне. Я кивнула ему. Все нормально.
— Зоя, мы не воюем, — объяснила я. — Мы живем. Мы хотим быть с вами. Но не в строю.
— В строю плохо?
— Нам — тесно, — просто ответила я.
И тут случился поворот, которого никто не ждал. Артём поднялся со своего места. Подошел к столу. Взял ту кружку. Спокойно. Как мужчина. И произнес:
— Бабушка, я знаю, что ты любишь порядок. Я тоже люблю порядок. Только свой. Я летом должен спать. И мне надо вырасти. А вы меня будите. Давайте мы договоримся.
- Я копаю тебе огород до обеда. Сам. Каждый день. А ты нас не будишь раньше девяти. Договорились?
Тишина стала светлее. Свекровь моргнула. Посмотрела на Артёма. Он высокий. Он уже не ребенок. Она увидела это.
— Ладно, — согласилась она. — Только без лености.
— Без лености, — пообещал он.
А в этот момент Зоя внезапно поднялась. Схватила кружку из рук Артёма. Поставила ее перед собой. Прижала к столу. Как знамя. И произнесла фразу, от которой меня задело:
— Я эту кружку купила в тот год, когда от мужа ушла жизнь. Мне было тревожно. Я волновалась остаться без голоса. Я держалась за кружку, как за берег. А теперь пришла ты и забрала. И что теперь? Я опять без берега?
Я посмотрела ей в глаза. Увидела в них не злость. Растерянность. И волнение. Я пододвинула к себе другую чашку. Налила в нее половину. Отодвинула свою. И объяснила:
— Я не забираю берег. Я показываю, что берега можно менять. И не тонуть.
Зоя затихла. Отпустила кружку. Вздохнула. Этот вздох был глубокий. И что-то в нас всех опустилось на место. Кружка осталась целой. Люди вокруг снова зашептались. Жизнь продолжилась.
Ближе к ночи все разошлись. Мы убирали стол. Андрей шел рядом. Свекровь сидела на лавке. В эту тишину вошла Таня. Стояла у калитки. В руках пакет.
— Можно? — попросилась она. — Я к Зое. Мы в клубе работаем вместе.
— Проходи, — разрешила свекровь. Без язвы.
Таня вошла. Поставила пакет на стол. Вынула форму для пирога. И книгу. Старую. С закладкой.
— Зоя, держи. Мы договаривались. И еще... — она посмотрела на меня. — Лен, я сообщила, что зайду. Я слово держу.
— Какая еще Таня, — свекровь подняла голову. — Это кто?
— Это я, — представилась Таня. — Я бывшая Андрея.
Свекровь застыла. Потом усмехнулась.
— Бывшая — так бывшая. У нас полпоселка бывших у кого-нибудь. Чего хотела?
— Я хотела признаться, что не вы говорили про Лену в магазине. Это я. Я глупо брякнула. Про барыню. Про каблук. Я виновата. Прости, — обратилась Таня ко мне. — Мне неловко.
Внутри меня что-то дернулось. Мы все ожидали, что свекровь оборонится. Что будет противостояние. А вышло наоборот. Она сбросила броню. На миг.
— Я тоже вчера сорвалась, — призналась свекровь. — Я всеми командую. Потому что волнуюсь. Я выросла среди проводов. Если нет связи, меня нет. А тут вы все с этими телефонами без проводов. И каждый сам себе связь. И я осталась без контроля.
— Не остались, — заверил Андрей. — Мы здесь. Мы твои.
— И я твоя, — добавила я. — Если ты не будешь мне мамой- командиром ротой.
— Буду просто мамой, — она улыбнулась. Впервые за эти дни. Настоящей улыбкой.
Зоя сидела молча. Смотрела на кружку. Потом на меня. На Таню. На всех. И вдруг произнесла:
— Лена, забирай кружку. Дарю. Ты умеешь держать ее правильно.
Я подумала. Взяла кружку. Провела пальцем по трещине. Я поняла. Это тот момент, когда ты принимаешь то, чем тебе пытались давить. И превращаешь это в свою опору.
— Спасибо, — поблагодарила я.
Мы разошлись по комнатам. Ночью я снова слышала ветку. Она билась в окно. Но уже мягче.
Утро было другое. Никто нас не будил. Будильник свекрови заглох. Она сама поставила его на девять. Я проснулась за минуту. Улыбнулась. Встала. Сделала завтрак. На веранде. Поставила чашки. И ту — тоже. Поставила перед собой.
— А вы как думаете, это было по-настоящему? Или я украшаю детали? — спросила я в пустоту. Не для красоты. Для разговора.
Вечером Андрей принес домой коробку. Большую. Поставил на стол. Открыл. Там была новая посудомойка. Небольшая. Настольная.
— Это что за монстр? — поинтересовалась свекровь.
— Это воздух для Лены, — объяснил Андрей. — И для вас тоже. Не надо героизма. Пусть железо работает.
— Пусть стоит, — разрешила свекровь. — Попробуем.
Он подключил. Вода пошла. Машина зажужжала. Мы загрузили чашки. И ту — тоже. Я позвала Зою. Она подошла. Положила свою руку мне на руку. На секунду.
— Береги, — попросила она. — Это не про кружку. Ты понимаешь.
Я кивнула. Я понимала.
Ночью мы сидели с Андреем на ступеньках. Он просто сидел. Я держала кружку. Она была пустой. Но это была моя кружка. Теперь точно.
— Спасибо, что встал рядом, — поблагодарила я.
— Я поздно понял, как тебе было тяжело, — признался он. — Я раньше думал: бери и делай. А тебе нервы сжирают эти «надо». Тебе не двадцать. Мне — тоже. Надо жить по уму. И по сердцу.
— Ты правда вчера ходил к Тане? — спросила я. Я решила спросить. Без нападения.
— Ходил. По работе. И… она мне кое-что неприятное рассказала. Что если я не включу голову, я потеряю тебя. Потому что ты уйдешь. Не ногами. Душой. И я с ней согласен. Я не хочу так.
— Я никуда не уйду, — пообещала я. — Пока мы разговариваем.
Он улыбнулся. В темноте это было как свет. Не яркий. Теплый.
— Я тут подумал. А если мы осенью снимем маленькую квартиру у станции. На три месяца. Пока дома ремонт. Мама тут. Все при деле. И у всех воздух, — предложил он. — Я считал. Мы потянем.
— Потянем, — согласилась я. — Но давай без героизма.
— Я про жизнь.
— И я.
А утром случилась последняя штука. Она простая. Но сильная. Мы с Артёмом шли в магазин. На углу остановился автобус. Из него вышла женщина. Это была Таня. У нее была сумка. Она улыбалась.
— Ладно, красиво живете, — похвалила она. — Я курьером подрабатываю. Привезла вам кое-что. Не ругайте. Просто подарок.
Она протянула мне маленькую коробку. Внутри — две чашки. Белые. Новые. Без трещин. На одной слово «Сегодня». На другой — «Потом».
— Лучше, когда «сегодня» важнее «потом», — пожелала Таня. — Я хочу пожелать, чтобы у вас было «сегодня». Настоящее.
— Спасибо, — поблагодарила я. Я не люблю подарки просто так. Но этот был в точку.
Мы пришли домой. Я поставила новые чашки рядом с той, треснутой. Они стояли втроем. Как мы. Старое. И новое. И выбор.
А вечером на веранде собрались свои. Мама достала огурцы. Зоя принесла варенье. Таня села тихо. Она не чужая. Она просто человек. Мы заварили чай. Я взяла чашку «Сегодня». Андрей — «Потом». Он подмигнул. Мы смеялись.
— Ну что, Лена, это история на миллион? — поинтересовалась свекровь. Не ехидно. С интересом. Ей было правда интересно. Она хотела попасть в этот круг. В эту близость.
— Не знаю, — честно ответила я. — Это не про миллионы. Это про жизнь. И про то, что иногда кубики выпадают вот так. Не громко. Без фанфар. Но навсегда.
— А кружку не жалко? — уточнила Зоя.
— Жалко. Но не так, чтобы жить ради нее, — ответила я.
И тут Алиса неожиданно взяла треснутую кружку. Поставила в нее букетик из чабреца и душицы. Маленький. Нежный. Кружка заиграла. Она стала вазой. А мы — людьми, которые не боятся менять роли.
— Мам, теперь она — красивая. И не надо из нее пить. Она пусть стоит, — предложила Алиса.
— Пусть, — согласилась я.
И тишина на веранде стала совсем другой. В ней было место нам. И нашей жизни. А будильник так и остался на девяти. И, знаете, никто не пострадал. Даже Зоя.
А это реальная история или нет — решать читателю. Но скажу честно. Кружка у меня дома стоит. С маленьким шрамом. И с чабрецом. И иногда я делаю глоток из «Сегодня». И оставляю «Потом» на потом. Это мой новый порядок. Без команд. Без казармы. И с чувством, что я выбираю. Каждый день.
И, кажется, это и есть то самое счастье. Не приторное. Настоящее.
***
Пишу про настоящую жизнь без прикрас.
Если узнали себя в этой истории жмите подписаться.
***