— Игорь, ну сходи, отнеси, — Лена поставила на стол тяжёлую эмалированную миску, доверху наполненную крепкими, пупырчатыми огурцами. — Неудобно как-то. Женщина одна живёт, только переехала. А у нас урожай в этом году — девать некуда. Пусть человек порадуется.
Игорь оторвал взгляд от экрана телевизора, где какой-то политик в дорогом костюме убедительно врал о светлом будущем. Он недовольно поморщился.
— Лен, ну ты чего? Вечер пятницы. Я с работы, как выжатый лимон. Какая ещё соседка? Сама сходи.
— Я бы сходила, да у меня пироги в духовке, — Лена кивнула в сторону кухни, откуда доносился сладкий аромат яблок и корицы. — И Аньке с уроками помочь обещала. А тебе что, трудно? Пятый этаж, квартира напротив. Две минуты — и ты дома. Сделай доброе дело.
Он тяжело вздохнул, изображая вселенскую усталость. В свои сорок пять Игорь всё ещё сохранил атлетическую фигуру, но в его движениях появилась вальяжная лень человека, который привык, что за него всё решают. Он работал прорабом на стройке — должность невеликая, но позволявшая ему чувствовать себя важным начальником.
— Ладно, давай свои огурцы, — буркнул он, поднимаясь с дивана. — Как её зовут-то хоть, благодетельницу твою?
— Зоя. Кажется, Зоя. Симпатичная такая, — Лена хитро улыбнулась, передавая ему пакет с огурцами. — Моложе нас, наверное. Говорят, из Москвы вернулась, развелась с мужем-бизнесменом.
Последние слова она произнесла как бы невзначай, но именно они заставили Игоря выпрямить спину. В его глазах мелькнул ленивый мужской интерес. Разведёнка из Москвы — это звучало интригующе, совсем не так, как «одинокая женщина с пятого этажа».
— Ну, раз такое дело… — он даже попытался пригладить волосы, — тогда иду спасать москвичку от авитаминоза.
Он вышел, громко хлопнув дверью. Лена покачала головой, но на душе было спокойно. Двадцать лет брака научили её не обращать внимания на такие мелочи. Ну, посмотрел с интересом, ну, пошёл с большей охотой — мужик, что с него взять. Она вернулась на кухню, достала румяные пироги, помогла дочке с алгеброй. Время шло.
Девять вечера. Игоря нет. Лена набрала его номер. Длинные гудки. Странно. Может, телефон на беззвучном?
Десять вечера. Она снова набрала. Тот же результат. Сердце неприятно ёкнуло. Ну что могло случиться в соседней квартире? Может, у женщины и правда какая-то беда, и Игорь, как настоящий мужчина, помогает? Полку прибивает или кран чинит? Лена попыталась отогнать дурные мысли, но они, как назойливые мухи, лезли в голову.
Одиннадцать. Дочь уже спала. Пироги на столе остыли. Лена подошла к окну и посмотрела на ночное небо. Что они могут делать там три часа?
Полночь. Тревога сменилась глухим раздражением. Она снова позвонила. На этот раз трубку не брали так долго, что она уже собиралась сбросить, как вдруг в динамике раздался незнакомый, чуть томный женский голос:
— Алло?
Лена на секунду опешила.
— Здравствуйте. А Игоря можно к телефону?
В трубке послышалась какая-то возня, приглушённый смех, а затем голос её мужа, изменённый, слишком весёлый:
— Ленусь, привет! А мы тут… это… у Зои кран прорвало. Прямо фонтан! Вот, чиним всем миром. Ты не жди, ложись спать. Я скоро буду.
— Какой кран, Игорь? — Лена почувствовала, как холодеют руки. — Ты три часа чинишь кран? Тебе помочь? Может, сантехника вызвать?
— Не-не, не надо! Мы сами! — торопливо ответил он. — Тут всё сложно, система старая. Зоя так напугалась, бедная. Я её успокаиваю. Всё, давай, а то вода льётся!
И он повесил трубку.
Лена осталась стоять посреди комнаты, сжимая в руке бесполезный телефон. Ложь была настолько откровенной, настолько неумелой, что ей стало физически дурно. Кран. Успокаивает. Женский смех на фоне… Обида подкатила к горлу горячим комом. Она не была наивной дурочкой. Она всё поняла. Но мозг отчаянно отказывался в это верить.
Она не легла спать. Сидела в кресле, укутавшись в плед, и смотрела в тёмное окно. Каждый проезжающий автомобиль заставлял её вздрагивать. Она представляла, что он делает там, в квартире с чужой женщиной и её «прорванным краном». Вспоминала их двадцать лет жизни. Как начинали с нуля в этой самой квартире, как радовались покупке старенькой «девятки», как родилась Анька. Неужели всё это можно перечеркнуть ради нескольких часов сомнительного флирта с какой-то столичной штучкой?
Час ночи. Два. Три.
Он вернулся в пять утра. Тихенько повернул ключ в замке, стараясь не шуметь. Вошёл в комнату на цыпочках, как вор. Лена включила торшер.
Игорь вздрогнул. Он был помятый, рубашка расстёгнута на две пуговицы, от него пахло чужими духами — сладкими, приторными — и дорогим коньяком. В руке он держал пустой пакет из-под её огурцов.
— Ты чего не спишь? — пробормотал он, стараясь не смотреть ей в глаза.
Лена молча встала. Подошла к нему вплотную. Она не плакала. Слёзы высохли где-то внутри, оставив после себя выжженную пустыню.
— Починил кран? — спросила она тихо, но в её голосе звенел металл.
— А? Да, починил, — он суетливо отвёл взгляд. — Там всё так запущено оказалось… Еле справился.
— Восемь часов чинил? — она смотрела ему прямо в переносицу. — Ты, наверное, всю сантехнику ей заменил? И унитаз новый поставил? Заодно и кафель переложил в ванной?
Он понял, что отпираться бесполезно. На его лице проступило раздражение.
— Лен, прекрати. Ну, посидели немного. Поговорили. Человек новый в доме, одинокий. Что в этом такого?
— «Немного»? — её голос начал дрожать. — Игорь, ты вернулся домой под утро! От тебя несёт алкоголем и чужой бабой! Ты хоть понимаешь, что ты сделал? Ты меня, свою жену, держал за полную идиотку!
— Да ничего я не сделал! — он начал повышать голос, переходя в наступление. — Хватит истерики закатывать! Подумаешь, посидел с соседкой! Ты сама меня туда отправила! Сама! «Сходи, отнеси, женщина одинокая»! Вот я и сходил! Проявил участие!
— Я просила отнести огурцы, Игорь! Огурцы! А не оставаться на всю ночь! — она почти кричала, уже не заботясь о том, что их может услышать дочь. — Ты хоть представляешь, что я тут пережила?! Я звонила, а трубку взяла она! И вы там смеялись! Надо мной смеялись!
— Да никто над тобой не смеялся! — рявкнул он. — У тебя вечно какие-то комплексы! Вечно ты всем недовольна! Я пашу как проклятый, а мне даже расслабиться нельзя!
Он бросил пакет на пол и прошёл в спальню, демонстративно хлопнув дверью. Лена осталась одна в пустой гостиной. Униженная, растоптанная. Это была не просто измена. Это было предательство, совершённое открыто, нагло, с полной уверенностью в своей безнаказанности. Он даже не пытался извиняться. Он нападал.
***
Следующий день превратился в молчаливый ад. Они передвигались по квартире, как два призрака, стараясь не пересекаться. Аня, их шестнадцатилетняя дочь, чувствовала напряжение и испуганно молчала, переводя взгляд с матери на отца. Игорь, выспавшись, вёл себя так, будто ничего не произошло. Он насвистывал, собираясь на рыбалку с друзьями, громко смеялся, разговаривая с кем-то по телефону. Эта его беззаботность ранила Лену сильнее, чем ночная ложь. Он не просто предал — он обесценил её чувства, её боль, выставив всё это глупой женской истерикой.
К обеду, когда Игорь уже уехал, раздался звонок в дверь. Лена посмотрела в глазок и замерла. На пороге стояла свекровь, Светлана Ивановна. Женщина крупная, властная, с цепким, оценивающим взглядом и вечно поджатыми губами. Она никогда не любила Лену, считая, что простая девушка из небогатой семьи — не пара её «Игорёчку», её сокровищу.
— Здравствуй, Лена, — произнесла она, проходя в квартиру без приглашения и окидывая всё хозяйским взглядом. — Игорёк звонил. Сказал, ты тут бурю в стакане воды устроила. Я приехала тебя уму-разуму учить.
Лена молча закрыла дверь. Сил на вежливую улыбку не было.
— Здравствуйте, Светлана Ивановна. Не стоило беспокоиться. Мы сами разберёмся.
— Сами? — свекровь хмыкнула, усаживаясь в кресло, то самое, в котором Лена провела всю ночь. — Уже разобрались, я смотрю. Сын мой ходит чернее тучи, а ты с лицом обиженной королевы. Что случилось-то? Из-за чего сыр-бор?
Лена глубоко вздохнула, пытаясь сохранить самообладание.
— Ваш сын не ночевал дома. Он провёл ночь у новой соседки. Я думаю, этого достаточно для «сыр-бора».
Светлана Ивановна картинно всплеснула руками.
— Ой, господи! Какая трагедия! Не ночевал! А ты не подумала, деточка, что он там делом был занят? Он мне всё рассказал. У женщины, Зои — кстати, очень приличная, интеллигентная особа, не то что некоторые, — трубу прорвало. Мой Игорёк, золотые руки, единственный на весь подъезд откликнулся! Всю ночь провозился, спасал человека от потопа. А ты вместо благодарности скандал ему закатила!
Ложь была той же, что и у Игоря, но в устах его матери она звучала ещё более цинично и оскорбительно.
— Светлана Ивановна, не нужно делать из меня дуру, — тихо, но твёрдо сказала Лена. — Трубы не чинят восемь часов с коньяком и женским смехом.
— А ты откуда знаешь, с чем их чинят? — в голосе свекрови появились стальные нотки. — Ты у нас специалист по сантехнике? Или, может, по коньякам? Мудрая жена, Леночка, должна быть гибче. Мужчине иногда нужно дать выпустить пар. Почувствовать себя героем, спасителем. Ну, посидел с женщиной, ну, выпил рюмочку за знакомство. Что тут криминального? Он же к тебе вернулся! В семью! А ты его с порога пилить начала.
Она говорила, а Лена смотрела на неё и видела корень всех своих бед. Это она, эта женщина, воспитала в своём сыне чувство вседозволенности. Это она всегда оправдывала любые его поступки, внушая ему, что он — центр вселенной, а все остальные, особенно жена, должны лишь обслуживать его интересы.
— То есть, по-вашему, это нормально? — спросила Лена, чувствуя, как внутри закипает холодная ярость. — Нормально врать жене, пропадать ночами, а потом приходить как ни в чём не бывало?
— А ты бы создала ему дома такие условия, чтобы ему не хотелось никуда уходить! — парировала свекровь, переходя в прямое наступление. — Ты на себя в зеркало давно смотрела? Ходишь вечно в этом халате застиранном. На лице — мировая скорбь. Мужчина любит глазами, Леночка! Ему нужна радость, лёгкость! А эта Зоя, я её видела мельком, — женщина-праздник! Ухоженная, стильная. Неудивительно, что мой Игорёк задержался. Он просто глотнул свежего воздуха!
Это был удар ниже пояса. Лена всегда старалась хорошо выглядеть, следила за домом, создавала уют. Но сейчас все её усилия были перечёркнуты и оплёваны.
— Свежего воздуха? — переспросила Лена. Её голос стал опасно спокойным. — Значит, двадцать лет нашей жизни — это затхлая атмосфера, от которой нужно бежать, чтобы «глотнуть свежего воздуха» с первой встречной?
— Если ты так это воспринимаешь, то, видимо, да! — отрезала Светлана Ивановна. — Вместо того чтобы ценить мужа, ты его только упрекаешь. Он тебе и квартиру эту обеспечил, и дочку вон какую вырастили. Живёшь за его спиной, как у Христа за пазухой, и ещё смеешь рот открывать! Неблагодарная!
Лена встала.
— Светлана Ивановна, я вас очень прошу, уходите.
— Что? — свекровь даже привстала от возмущения. — Ты меня, мать своего мужа, из его же дома выгоняешь?!
— Это и мой дом тоже. И я не хочу больше слышать ни слова. Уходите, пожалуйста.
— Ах ты… — прошипела она, хватая свою сумку. — Я так это не оставлю! Я сыну всё расскажу! Какую змею он у себя на груди пригрел! Он с тобой разведётся! И правильно сделает! Останешься на улице с голой задницей! Кому ты нужна будешь в свои годы, потрёпанная и злая?
Она вылетела из квартиры, хлопнув дверью так, что зазвенела посуда в серванте. Лена опустилась на стул. Сил не было. Она чувствовала себя так, словно по ней проехал каток. Они действовали заодно, как слаженная команда. Сын совершает подлость, а мать приходит, чтобы добить жертву, втоптать её в грязь, убедить в её собственной никчёмности.
Но сквозь боль и унижение в её душе прорастало что-то новое. Не обида, а твёрдая, холодная решимость. Она вдруг отчётливо поняла, что бороться за эту семью, за этого мужчину бессмысленно. Он не изменится. Его мать — тоже. Они всегда будут считать себя правыми, а её — виноватой во всём.
«Останешься на улице… Кому ты нужна…» — звучали в голове слова свекрови.
Лена горько усмехнулась. Она подошла к шкафу, достала старую шкатулку, которую не открывала много лет. Внутри лежали пожелтевшие документы. Свидетельство о смерти её бабушки и нотариально заверенное свидетельство о праве на наследство. Наследство, о котором не знал никто. Ни Игорь, ни его мать.
Её бабушка, мудрая и дальновидная женщина, словно предчувствуя непростую судьбу внучки, оставила ей свою однокомнатную квартиру в самом центре города. Маленькую, старенькую, но свою. И взяла с Лены слово, что та никому не расскажет о ней до тех пор, пока не настанет «чёрный день». Бабушка говорила: «Муж сегодня есть, а завтра нет. А свои стены — они всегда твои. Это твоя свобода, Леночка. Твоя подушка безопасности».
Все эти годы Лена исправно платила за квартиру, изредка наведывалась туда, чтобы проверить, всё ли в порядке. Она никогда не думала, что этот день настанет. Она искренне любила Игоря, верила в их семью. Но сейчас она смотрела на эти бумаги и понимала — бабушка была права. «Чёрный день» настал.
Вечером вернулся Игорь. Он был в хорошем настроении после рыбалки, видимо, друзья и пара бутылок пива сделали своё дело. Он даже купил торт.
— Мать звонила, — сказал он, проходя на кухню. — Говорит, ты её выгнала. Нехорошо, Лен. Она же тебе добра желает.
Он говорил это так просто, так буднично, будто речь шла о прогнозе погоды.
Лена молча смотрела на него. На этого чужого, самодовольного мужчину.
— Игорь, я хочу развестись.
Он замер с тортом в руках. Улыбка сползла с его лица.
— Чего? Ты в своём уме? Из-за чего? Из-за того, что я соседке кран починил? Лен, ты с ума сошла? Хватит дуться, давай чай пить.
— Я не дуюсь. Я приняла решение. Я больше не могу и не хочу так жить.
Он поставил торт на стол. В его глазах появилось недоумение, которое быстро сменилось злостью.
— Ах вот оно что! Мать была права! Ты решила мне войну объявить? Думаешь, я испугаюсь? Да пожалуйста! Развод так развод! Только ты о последствиях подумала? Куда ты пойдёшь? К маме своей, в её хрущёвку? Или на улицу? Квартира моя, ты забыла? Её мне родители на свадьбу подарили.
— Это наша общая квартира, Игорь. Мы в браке двадцать лет, — спокойно поправила она.
— И что? — он рассмеялся неприятным, резким смехом. — Будешь судиться со мной? Делить? Да я докажу, что ты в неё ни копейки не вложила! Что всю жизнь на моей шее сидела! Ты ничего не получишь, поняла? Ничего!
Он был уверен в своей правоте, в своей силе. Он видел перед собой испуганную женщину, которую можно было легко сломать, запугать, заставить подчиниться. Он не видел, что перед ним стоит уже другой человек. Человек, которому больше нечего терять и который больше ничего не боится.
В этот момент в прихожую снова ввалилась Светлана Ивановна. Видимо, она ждала за дверью, чтобы нанести решающий удар.
— Я так и знала! — закричала она с порога. — Решила семью разрушить! Игорёчек, гони её в шею! Нечего её жалеть!
Лена молча пошла в спальню и вышла оттуда с небольшой дорожной сумкой, которую собрала днём.
Игорь и его мать смотрели на неё во все глаза. Они не верили, что это происходит на самом деле.
— Куда это ты намылилась? — прошипела свекровь. — Думаешь, он тебя держать будет?
Лена посмотрела на мужа. В его глазах была холодная ярость и презрение.
— Да, не держи ты её, — сказал он своей матери, но смотрел на Лену. — Пусть уходит! Посмотрим, как она запоёт через недельку, когда деньги кончатся. Пусть валит!
Но он не знал о её наследстве. Он не знал, что она уходит не в пустоту, не на улицу, а в свою собственную жизнь. В жизнь, где больше не будет места ни его вранью, ни унизительным оправданиям, ни ядовитым речам его матери. Она взяла сумку, подошла к двери и, не оборачиваясь, сказала:
— Прощайте.
Дверь за ней закрылась, оставив их вдвоём в квартире, наполненной запахом её яблочных пирогов и их общей, отравленной ложью.