Зинаиду Дмитриевну точила обида на сына. Всего семь лет минуло с тех пор, как Илюша, словно перекати-поле, прибился к богатому городскому гнезду. Двое внуков уже щебетали в доме, а невестка – глаз не отвести. Уважала свекровь, подарками одаривала, сына холила и лелеяла. Недавно даже путевку в санаторий обещала. И вот – гром среди ясного неба. Звонок, полный слез и отчаяния.
– Мама Зина, вы понимаете, Илюша… он мне изменяет! – рыдала невестка, захлебываясь словами. – Не могу поверить, но боюсь, нам придется расстаться…
– Да что ты, Анечка, я сына как облупленного знаю, не мог он. Он же тебя боготворит, всегда мне это говорил. И деток обожает. Это все грязные сплетни, доченька. Мало ли что люди языками чешут, а ты не верь. Слушай сердце своего мужа.
– Да как же не верить, Зинаида Дмитриевна, когда своими глазами СМС в его телефоне увидела: «Зайчик, как добрался до дома? Твоя киска изнывает от тоски»? – невестка захлебывалась рыданиями.
– Подумаешь, СМС! Мало ли кто пишет? Может, злые языки завидуют вашему счастью, вот и пытаются семью разбить, – свекровь говорила убежденно, с такой уверенностью, что хотелось ей поверить, – мне вон тоже на телефон всякую чепуху шлют, то кредиты навязывают, то ссылки какие-то подозрительные присылают. Не плачь, дочка, не плачь. В семьях всякое случается. Никого не слушай, верь своему мужу.
Аня не знала, что ответить, и как жить дальше – тоже. Муж, конечно, все начисто отрицал, и, невинно хлопая глазами, разыгрывал удивление. А потом и вовсе поставил пароль на свой телефон, чтобы "Аня не забивала голову глупостями".
На следующий день в душе Ани забрезжил луч решимости. Для окончательного приговора ей не хватало лишь капли – неопровержимых доказательств. Она направилась в салон сотовой связи и попросила распечатку звонков с номера мужа. К счастью, сим-карта была оформлена на нее.
Один номер настойчиво маячил в списке звонков — ни входящих, ни исходящих. И это был не ее номер.
Собравшись с духом, Аня набрала незнакомый номер. Как и ожидала, ответила женщина.
– Здравствуйте, это жена Ильи, – выпалила она, стараясь придать голосу уверенность.
В трубке повисла тяжелая тишина.
– Какая жена? – голос незнакомки был низким, с хрипотцой.
– Самая что ни на есть настоящая. Законная. И у нас двое детей
З, – зачем она это говорила, Аня не понимала. Возможно, в глубине души теплилась слабая надежда на женскую солидарность. Или хотя бы на капельку сочувствия.
Снова молчание. Казалось, оно давит на барабанные перепонки.
– Откуда у вас мой номер? – в голосе не было возмущения, лишь тихая, смирившаяся с неизбежным грусть.
– Это неважно, – Аня с трудом сглотнула комок в горле.
– И чего вы хотите? – из трубки донесся шумный вздох, полный усталости.
– Я не знаю, – Аня и правда не знала. – Наверное, просто хочу убедиться, что муж мне изменяет, – предательские слезы защипали глаза.
– Убедились? – голос был ровным, бесстрастным.
– Нет. Скажите, что Илья с вами спит, и я уйду.
– Я люблю вашего мужа, – слова прозвучали как приговор, обожгли ледяным пламенем. Слезы хлынули потоком, не стесняясь ни прохожих, ни яркого дневного света. Аня зажала рот ладонью, чтобы не разрыдаться в голос.
Люди оглядывались на бледную, несчастную женщину с коляской, стоящую на обочине жизни.
– Вы понимаете, что у нас маленькие дети? – выдавила из себя Аня, в голосе плескалась безнадежность. Она понимала, что ее слова – пустой звук в чужих ушах.
– Мне все равно. Я его люблю. И если вам угодно знать, он не говорил, что женат, но это неважно. Даже если вы не решитесь на развод, я все равно буду с ним.
Аня, не в силах больше выносить этот ядовитый поток, бросила трубку. Слова исчерпали себя, оставив лишь горькое послевкусие. Путей к отступлению не осталось. Пришло время действовать – подавать на развод.
Первые два дня после этого разговора Аня прожила в оцепенении, обдумывая каждый шаг. Развод – слишком простое решение, слишком легкий способ отпустить его на все четыре стороны.
В ее душе клокотала жажда мести.
С мужем она почти не разговаривала, боясь выплеснуть ярость, которая могла отразиться на молоке для ребенка. Она поклялась себе хранить молчание, пока не придумает изощренный план возмездия.
Но судьба распорядилась иначе.
Однажды вечером Илья рухнул перед ней на колени.
– Родная моя, я такой мерзавец, ты даже не представляешь. Не знаю, сможешь ли ты меня простить, я сам себя никогда не прощу. Больше не могу молчать, меня душит стыд перед тобой и детьми. Да, я изменил тебе. Но это ничего не значит. Я люблю только тебя, одну тебя, и никого больше.
Аня застыла в изумлении, не ожидая такого поворота. Высвободив его руки из хватки у своих колен, она почувствовала почти благодарное облегчение, когда дочка в комнате заплакала. Не говоря ни слова, она бросилась к ребенку.
Илья остался на кухне, словно громом пораженный. Он ждал скандала, истерики, слез – чего угодно, но не этой ледяной отстраненности.
Он робко подошел к двери и заглянул в детскую. Аня кормила малышку.
– Потом поговорим, – тихо произнесла она, глядя стеклянными глазами в свое отражение в серванте, словно обращалась к пустоте.
Илья кивнул. Вскоре входная дверь с тихим щелчком закрылась за ним.
– Зачем ты жене признался, олух царя небесного? Ходил бы налево тихоней, да припеваючи жил за ее счет, – шипела свекровь в телефонную трубку, словно змея, выплевывающая яд.
– Мам, да она с Ольгой трещала по телефону, как сорока на заборе, все и так прознала. Какой смысл юлить? – оправдывался сын, чувствуя себя загнанным в угол. – Рано или поздно все равно бы прижала к стенке. А сейчас молчит, как партизан на допросе, значит, что-то затевает. – задумчиво протянул Илья, не отрывая взгляда от покачивающихся бедер незнакомки, обтянутых дерзкой кожаной юбкой.
– Ох, лихо тебя качает, – простонала свекровь в телефоне. – Не простит ведь теперь, как пить дать. Вдруг и правда на развод подаст? Все равно ты, Илюшенька, дурак дураком. Надо было отпираться до последнего вздоха. Не пойман – не вор, золотое правило! А теперь алименты, как хомут на шею, на всю жизнь. Да где ты еще такую, как Анька, найдешь? Все ж тебе нищебродки попадались, а эта – принцесса: с работой престижной, квартирой собственной, родители – кошельки тугие. Эх-х-х, профукаешь ты свое счастье, как пить дать, – снова запричитала женщина, словно оплакивая уже случившуюся трагедию.
Сын хранил молчание, в глубине души постепенно склоняясь к материнским словам.
– А эта Ольга-то что за перепелка? – вдруг встрепенулась мать.
– Да ничего особенного, тоже образованная. Ровесница моя, сорок лет. Нормальная женщина.
– А квартира у неё есть? Выгонит тебя Анька, куда жить пойдёшь? Ко мне в деревню приедешь, в избу покосившуюся? – допытывалась она.
– Есть трёшка, – кивнул сын.
– Вот и женись на ней, – безапелляционно заключила мать, – нечего по чужим углам скитаться, как неприкаянный.
– Да я ещё и не развёлся, мам, может, как-нибудь всё утрясётся, – усмехнулся сын.
– Ох, не знаю, Анька – девка больно уж принципиальная. Вряд ли такое простит. Кстати, теперь ты мне путёвку в санаторий должен. От невестки теперь вряд ли чего дождёшься, – хмыкнула Зинаида Дмитриевна.
– Ну мам, как только деньги появятся, сразу куплю, – Илья расхохотался в трубку.
Тем временем в голове у Ани змеился план мести. Первым делом всплыло в памяти, как когда-то отец помог Илье устроиться на тёплое местечко к своему приятелю. Нужно попросить отца, чтобы посодействовал в его увольнении. Это – первый удар.
А второе…
Второе казалось поначалу дерзкой, почти несбыточной мечтой. Но именно с него она и решила начать.
Благодаря отсутствию финансовых проблем, Аня без труда наняла детектива, чтобы выследить адрес любовницы мужа. Спустя двое суток желанные координаты вспыхнули в SMS-сообщении. Теперь оставалось лишь воплотить задуманное и выждать подходящий момент.
Все эти дни она тщательно избегала разговоров с мужем, но сегодня, пожалуй, можно и сыграть свою партию.
– Илья, я долго размышляла над твоими словами и пришла к выводу, что каждый человек имеет право на ошибку. Тем более, детям нужен отец, – выдавила Аня натянутую улыбку.
Илья тут же рухнул на колени перед женой, театрально заламывая руки и источая крокодиловы слёзы раскаяния.
– Анечка, я так рад, что ты меня поняла. Ты у меня мудрая женщина, я всегда это знал, – засюсюкал он, словно сошедший с экрана дешевой мелодрамы.
Аню передернуло. Запах его пота, слащавый голос, оплывшее лицо вызывали тошноту. Как же она могла когда-то в нем ошибиться? Как могла видеть в этом жалком существе родственную душу?
Ей фатально не везло с мужчинами. Вместо сильных, уверенных, способных опереться на себя, ее тянуло к слабым, сломленным, нуждающимся в… поддержке. В ее поддержке. Так она и вышла за Илью.
Они расписались ровно через неделю после того, как она, выложив последние сбережения, спасла его от коллекторов, дышавших ему в затылок.
Родители были в ужасе, но новость о беременности заставила их смириться. Что ж, отец ребенка, какой бы он ни был.
После этой слащавой сцены примирения обычно следовала кульминация в постели. Чтобы не сорваться в истерику, Аня торопливо собрала вещи, бросив на ходу, что переночует с детьми у родителей.
Илья удивился, было попытался возразить, но тут же решил, что Аня просто еще не до конца его простила и ей нужно время. Тем лучше, отметит «примирение» с Ольгой.
У родителей Аня не выдержала и все выплакала отцу. Пыталась держаться, скрывая кипящую внутри боль, но на лице было написано, что она переживает персональный ад.
– Пап, после всего, что я для него сделала, он просто вытер об меня ноги, понимаешь? Ни капли благодарности… Преданности… Ни-че-го.
Отец поднялся, телефон в его руке казался куском окаменевшей ярости. Застыв на миг, он прорычал, скорее себе, чем ей:
– Я прибью его.
– Нет, папа, не надо, – Аня отчаянно замотала головой. – Это слишком просто, слишком грязно. И это ничего не исправит. Я отомщу… иначе. Просто будь рядом, когда мне понадобится твоя сила.
Отец смотрел на свою сломленную дочь, на внучку, съежившуюся комочком у нее на руках, и в глазах его плескалось понимание.
– Я всегда буду твоей стеной, дочь, – прошептал он, стирая слезы с ее щеки. Аня, словно маленькая девочка, прижалась щекой к его большой, шершавой ладони, ища в ней защиту.
Два дня спустя Аня вернулась домой, в ее глазах плескалось подобие спокойствия. План, выношенный в тишине и окрепший благодаря отцовской поддержке, был готов к исполнению.
– Илья, – объявила она с порога, голос звучал непривычно ровно, – через час мы должны быть у нотариуса. Отец договорился о срочном приеме.
– Зачем? – опешил муж, откусывая сочное яблоко.
– Там что-то насчет твоей зарплаты, – соврала Аня, не моргнув глазом. – Твой шеф, якобы, хочет тебе ее поднять, но у него нет законных оснований. Акционеры против. Их юрист сказал, что если будет оформлено алиментное соглашение на детей, ну, скажем, тысяч на сто пятьдесят в месяц, то это послужит основанием для повышения.
– Что за бред? Какой нотариус? – пробормотал ошарашенный муж.
Аня знала, что в юридических тонкостях он плавает, как топор, поэтому врала без зазрения совести.
– Слушай, одевайся быстрее, или ты хочешь расстроить моего отца? Он ведь специально договорился с нотариусом, чтобы нас приняли без очереди, – Аня скривила лицо в притворном недовольстве.
Муж, не желая навлекать на себя гнев тестя, быстро сдался. Вскоре они уже сидели в приемной нотариуса. Через полчаса алиментное соглашение, свернутое в аккуратную трубочку, покоилось в прозрачном файле в руках Ани.
— Вот и хорошо, — отрезала Аня, не удостоив мужа взглядом. — Сегодня я снова у родителей, детям там привольно. — И, не дав Илье вставить и слова, бросила короткое «Пока».
Илья нахмурился. Что-то с ней творилось. Он никогда не мог до конца постичь ее переменчивую душу, но сейчас Аня казалась чужой и непредсказуемой. Встревоженный, он набрал номер матери, чтобы рассказать о странном визите к нотариусу.
— Какие алименты, если вы женаты? — поразилась она. Услышав же о сумме в сто пятьдесят тысяч, ахнула: — Ой, сынок, не к добру это! — запричитала она в трубку, словно предчувствуя беду. — Что-то Анька твоя задумала, чует мое сердце. Смотри, ничего больше не подписывай! — растерянно пробормотала она.
Илья вышел на улицу, нуждаясь в глотке свежего воздуха, в возможности собраться с мыслями. Ехать ли вечером к Ольге или остаться дома, в этой давящей тишине? Раньше такой вопрос даже не возник бы, но теперь он чувствовал смутную тревогу.
И, как оказалось, не зря.
Дома Илья машинально открыл бутылку пива и замер, словно громом пораженный, увидев СМС от шефа. Одно короткое сообщение перечеркнуло все: «Уволен. Завтра можешь не появляться». От неожиданности Илья залпом осушил бутылку темного пива и, ошарашенный, уставился в одну точку.
Как уволен? За что?!
Через пару минут его осенило: это просто дурацкий розыгрыш! Наверное, шеф решил подшутить перед тем, как сообщить о повышении зарплаты. От этой мысли на душе немного полегчало, но ненадолго. Улыбнувшись своей догадке, он отправил шефу короткое: «Спасибо, было смешно». Ответа не последовало.
Ощущая нарастающее напряжение, Илья решил развеяться у Ольги. Захватив в ближайшем магазине бутылку дорогого вина, через полчаса он стоял у ее двери. Дверь почему-то была приоткрыта.
Из квартиры доносился густой баритон, смешиваясь с аппетитным духом пиццы.
"Любовник, что ли?" – прошипел Илья, едва не выронив бутылку вина, словно она стала вдруг неподъемной.
– Оля, клянусь, я не виноват! Черт попутал, прости! Но дело хуже некуда… Анализ на ВИЧ положительный. Знал бы я, ни за что вчера не пришел бы к тебе… – Мужской голос сочился искренностью, от которой веяло могильным холодом.
Ольга смотрела на него огромными, ничего не понимающими глазами. В голове билась одна мысль: этот разносчик пиццы, выпросивший стакан воды, – просто псих.
В коридоре прокашлялись.
На кухню вошел Илья, бледный, как полотно.
– Вчера? ВИЧ? – слова вылетали обрывочно, не успевая за ужасом, затопившим разум.
Ольга отчаянно замотала головой.
– Я не знаю его! Сумасшедший какой-то… Он принес пиццу якобы от тебя, вот я и открыла… – Она торопливо лепетала, пытаясь ухватиться за ускользающую реальность.
– Оля, так ты еще и с ним?! – В глазах Ильи застыл первобытный ужас. – Значит, и у него тоже ВИЧ?!
Илья смотрел на Ольгу, не зная, что предпринять. Ярость, дикая, обжигающая, клокотала в груди, требуя выплеснуться. Хотелось задушить эту изменницу, из-за которой он мог заразиться смертельной болезнью.
– Илья, выгони его! Я ничего не понимаю! – Ольга вжалась в стену, словно пытаясь слиться с ней.
– Хотя… нет, ты могла и не заразиться. Я слышал, такое бывает…
– Какой ВИЧ?! Что вы несете?! Я вас не знаю! Илья, скажи ему! – Ольга издала отчаянный, звериный вой.
– Ах, вот как? Значит, не знаешь? – процедил усатый мужик, выуживая телефон из кармана и тыча им Илье чуть ли не в лицо. – Любуйся! – и, словно совершая ритуальное убийство, отправил номер в черный список прямо у него на глазах. – Эта женщина для меня мертва! С глаз долой! – рявкнул он, махнув рукой в прощальном жесте. – А должок все равно вернешь. Три миллиона на дороге не валяются, по судам затаскаю, квартиру отберу… – С этими словами он вылетел из квартиры, оставив за собой лишь грохот хлопнувшей двери.
– Какой долг? Какой ВИЧ? Я ничего не понимаю… – Ольга медленно сползала по стене, превращаясь в бесформенную кучу отчаяния.
Илья с трудом сглотнул, ощущая во рту привкус горечи. Долг, ВИЧ, любовник, квартира… Желание испарилось, как дым. Как он мог польститься на эту змею? Изменница, должница, аферистка… Что он вообще здесь делает?
"Скорей домой, к моей Анюте, к тихой гавани верности…" – барабанная дробь этой мысли оглушала его в голове.
– Илья, куда же ты? – рыдания Ольги, полные неприкрытой обиды, резали слух, но уже не трогали сердце.
– В кожвендиспансер, – бросил Илья у порога, словно камень, и выскочил в подъезд, лихорадочно пытаясь вспомнить, всегда ли случайность исключает передачу, всегда ли риск так велик.
Срочный анализ – и вот он, долгожданный выдох облегчения: "Пронесло…" Осталось только загладить вину перед Аней, вернуть все на круги своя, в привычное русло спокойной жизни.
В телефоне сухо щелкнуло уведомление о SMS: "Это не шутка, кретин". Сообщение от шефа.
Илья поднес телефон ближе к глазам, словно не веря увиденному. Нет, зрение не подводило.
– Ладно, с этим разберусь позже, сейчас главное – поговорить с Анькой, все ей объяснить, и все наладится, – бормотал он, направляясь к дому. Нервы были натянуты, как струна, готовая вот-вот лопнуть.
Открыть дверь своим ключом не удалось.
Ни с первого раза. Ни со второго. Ни с третьего. Тщетные попытки вызывали нарастающее раздражение.
– Да что, черт возьми, происходит?! – в ярости он швырнул телефон в кусты, когда не смог дозвониться ни до жены, ни до тестя. – Они все сговорились, издеваются надо мной?
Из кустов донеслось настойчивое дребезжание звонка. Он сунул руку, не глядя, и тут же отдернул, обжегшись о крапиву. Увидев номер звонившего, едва не выронил телефон обратно.
Это была мама.
– Да, мам! – заорал он в трубку с такой силой, что она, наверняка, подпрыгнула от неожиданности. – Я занят!
– Ой, Илюша… что это твои вещи тут делают? Какие-то мужики пакеты по огороду раскидали… Ты что, ко мне переезжаешь? – в голосе старушки слышался неподдельный испуг.
Илья замер с телефонной трубкой в руке, словно громом пораженный.
Рядом, нахохлившись, ворковал голубь, безуспешно ухаживая за пугливой голубкой. Из соседнего окна дразнил ароматом свежей выпечки. Небо нахмурилось, затягиваясь свинцовыми тучами.
– Похоже, что да… переезжаю, – пробормотал Илья, с опозданием осознавая, что жена не просто сменила замки и номер телефона, но и отправила его пожитки прямиком к свекрови. И что увольнение с работы – вовсе не злая шутка.
– Все бабы – змеи подколодные, – процедил он сквозь зубы, сплевывая на землю, – а говорила, любит… гадина! – и сплюнул еще раз, с горечью и обидой.
– А как же Оленька? – в голосе матери прозвучала робкая надежда. – Может, к ней, пока не поздно?
– Да поздно, мам, поздно…
все кончено.
– Так что, никакого санатория? – голос в трубке дрожал на грани истерики.
Илья, сдерживая ярость, резко оборвал звонок, чтобы не выплеснуть на мать всю горечь разочарования. "Теперь – ничего", – прошипел он сквозь стиснутые зубы и, будто оглушенный, двинулся к вокзалу.
– Все прошло безупречно, вы были просто неотразимы! Вам удобно будет получить оплату на карту? – Аня одарила мужчину лучезарной улыбкой.
– Конечно, милочка, на карту – самое то. Обязательно обращусь к вам еще, – ответил мужчина, небрежно отклеивая приклеенные усы.