В 1882 году на 12 выставке передвижников Илья Репин представил посетителям портрет своей любимой актрисы Полины Стрепетовой. Об её трагическом таланте ходили легенды. Игра актрисы в образах драматических, трагических героинь, исполненная настолько реалистично, страстно, на нервном надрыве, потрясала зрителей, которые сопереживая ей, не здерживая слёз, рыдали в зрительном зале. Среди них был и Иван Тургенев, о таланте актрисы он писал: «Это же сама действительность... действительность!.. Все говорят о школе. Какая это такая школа может дать то, что нам сегодня показали? Выучиться так играть нельзя. Так можно только переживать, имея в сердце искру Божию...» Театральный критик Сергей Потресов-Яблоновский так отзывался о её таланте: «Стрепетова — гений страдания, доведенного до своих крайних пределов, за которыми уже смерть, безумие, хаос». А Александр Урусов юрист, театральный критик и большой поклонник таланта Полины Антипьевны так перечесляет её скупые, но остро действующие на зрителя художественные стедства «Взор, широко или быстро скользящий, как отблеск кинжала, и нервный трепет подвижных бровей».
Такой и предстаёт перед нами Полина Стрепетова на портрете Ильи Репина, выполненного им за один сеанс.
Вдохновлённый её талантом и находясь под впечатлением живого общения с актрисой, художник сумел передать её трепетную и трагическую натуру: глубокий пронзающий взгляд, взволнованно и напряжённо приподнятые брови, чуть приоткрытый рот и растрёпанные волосы. Слегка затемнённые художником глаза подчёркивают сдерживаемую глубину и силу терзающих её душу страстей. Контрастный фон, выполненный широкими хаотичными, точно бушующими мазками, придают накал, напряжение, подчёркивают огонь вырывающийся из груди этой маленькой, но сильной женщины.
Жизнь Пелагеи (это имя дано ей было при рождении, но сама она называла себя Полиной, можно сказать - её артистический псевдоним) складывалась негладко. В её судьбе, как и в судьбе сценических героинь, было много драматического. Уже само её появление на свет - как начало театральной драмы. Актриса писала воспоминания о своей жизни, назвав их "Минувшие дни", я бы сказала, очень талантливо писала. Вот отрывок из её мемуаров о том, как распорядилась судьба с её рождением. Описываемые ею события произошли в Нижнем Новгороде:
"Особенно ужасны были в Нижнем осенние ночи. Тьма невозможная! И вот в один из таких вечеров, когда все магазины уже кончили свою деятельность, когда жители благословенного града, ужиная, предвкушали вожделенный покой безмятежного сна, мальчик, подмастерье Антипа Григорьевича, выходя запирать парадные двери парикмахерской, наткнулся на лежащий возле самых дверей небольшой кулёчек и, вероятно, не находя его особенно интересным для себя, самым бесцеремонным образом швырнУл ногою. Кулёчек пискнул, и затем ясно послышался тихий детский плач. Подмастерье так и ринулся назад. Ошалелый, в ужасе вбежал он в комнату Евфросиньи Ивановны.
- Няня... голубушка... у нас не благополучно! У дверей... у парадных... Батюшки страсти!.. кулёк, не кулёк... кто его знает... Господи!
- Да что, говори, полоумный!.. Чего ещё там неблагополучно? Какой-такой кулёк? - допытывала встревоженная в свою очередь няня.
- Не знаю... посмотрите... Господи!.. Да где Антип Григорьевич?.. Поймите... страсть... нянюшка... хозяин... - лепетал, еле переводя дух, белый, как мука перепуганный подмастерье.
Весь дом поднялся на ноги. Взяли свечи, подошли к дверям. Действительно, небольшой кулёчек лежал на ступени крыльца. Его пОдняли, внесли в комнату, развернули. Там оказался крошечный ребёнок - девочка, по-видимому, недавно рождённая, завернутая в тряпки, и при ней два куска сахару, неизвестно кем и для чего положенные. Ни письма, ни записки. В первый момент все вдруг, как водится, совершенно растерялись, потом заахали, забегали, засуетились, начались догадки, вопросы, соображения, советы... Прибежали какие-то соседки, расматривали ребёнка, охали, качали головами, шептались, расспрашивали о мельчайших подробностях происшествия, словно дело касалось их особ, словно от этого зависело их личное благополучие. Шум, гам, толкотня. Антип Григорьевич дал знать квартальному, написал обо всём жене в Симбирск, где она была на гастролях в это время, спрашивая её совета, как поступить в данном случае. Ему было жаль отдавать ребёнка в полицию, Елизавета Ивановна, конечно, не задержала с ответом. Она была вполне согласна с мужем и просила оставить девочку в их семье.
Обрадованный Антип Григорьевич немедленно назначил день крестин, пригласив крёстным отцом своего родственника по жене актёра Афанасьева, крёстной же матерью пожелала быть няня Евфросинья Ивановна.
Афанасьев задержался на репетиции и не попал к началу торжества, вследствии чего на половину обряд за него отправил сам Стрепетов. Священник назвал девочку Пелагеей, т.к. это имя приходилось ближайшим на неделе.
Кулёчек с ребёнком был подброшен 4 октября 1850 года. Вот почему этот день я считаю днём соего рождения".
Антип Григорьевич Стрепетов, театральный парикмахер и его жена Елизавета Ивановна, актрса театра, были людьми простыми, добрыми, набожными. Девочку они полюбили и воспитывали, как родную. У них в семье кроме своих детей уже воспитывался приёмный мальчик Ваня, случайно найденный ими два года назад. Видимо на то и был расчёт, у подбросивших девочку. Кто были настоящие родители Пелагеи неизвестно. Слухи ходили разные, но больше всего склонялись к мнению, что девочка была результатом бурного романа водевильной актрисы Глазуновой, которая за пол года до появления подкидыша уволилась из театра и несколько месяцев её не было видно, и гвардейского офицера Алексея Балакирева. Так же есть предположение, что этот офицер отец известного композитора Милия Алексеевича Балакирева. Вполне возможно, что эти мнения основывались просто на случайных совпадениях, на сплетнях и домыслах. Но если предвзято посмотреть на фотографию сына Алексея Балакирева Милия, т.к. фотографии самого Алексея Константиновича я не нашла, то вполне можно найти некоторое сходство с его предполагаемой сводной сестрой, особенно в глазах.
Здесь я конечно же ничего не утверждаю.
В доме Стрепетовых часто бывали в гостях артисты, было много разговоров о театре, о сцене. В 4 года Полю впервые взяли с собой в театр на спектакль. От окружающей театральной атмосферы: огромный зал, наполненный огнями, музыка, нарядные люди, девочка пришла в восторг. А увидев на сцене маму в белом с голубым платье, что-то поющую с двумя мужчинами, громко закричала: "Ах, посмотрите, посмотрите! Там моя мама!" После этого её надолго лишили возможности посещать театральные представления "за неумение держать себя в порядочном обществе".
Но в 7 лет ей посчастливилось попасть на сцену в качестве исполнительницы. В драме "Морской волк" нужны были исполнители для ролей двух мальчиков. Вместе с названным братом Ваней Поля впервые вышла на сцену в небольшой роли мальчика. С этих пор девочка влюбилась в театр. Каждое его посещение для неё было праздником. Поля мечтала о сцене и видела себя только актрисой.
Нужно отметить, что в привычном понимании артистической внешностью она не обладала. От рождения девочка росла болезненной и слабенькой. Хорошенькой её трудно было назвать, а самое главное её фигура была испорчена сильным искривлением позвоночника, отчего девочка выгдядела с небольшим горбиком. Окружающие к её мечте стать актрисой относились снисходительно. Как говорится в поговорке "Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало". Но Поля не сомневалась в исполнении своей мечты. И как могла готовила себя к сцене. В своих воспоминаниях Полина Стрепетова пишет об актёрских уроках, которые она сама себе создавала:
"За неимением профессора приходилось заниматься без посторонней помощи. Занятия происходили в той комнате, где помещалось небольшое зеркало. Каждый раз как комната оставалась пустой, я становилась перед зеркалом и меняла одну за другой до десятка различных поз - это был урок пастики; потом начиналось чтение монологов собственного сочинения - это был урок дикции; последний отдел - урок мимики - заключался всякий раз в повторении излюбленного приёма - представления сумасшедшей, для чего, в виде аксесуара, две небольшие косички волос немедленно расплетались, приводились в живописный беспорядок, на голове появлялся маленький чёрный шёлковый платочек, глаза бессмысленно устремлялись в одну точку, губы шевелились без слов Мне больше всего нравились в это время мои глаза. Я долго засматривалась на них в зеркало, находя их необыкновенно выразительными.
Впрочем, не я одна восхищалась своими глазами. Случалось что в моём присутствии кто-нибудь из знакомых замечал матери:
- Как у вас, однако, Поля то выросла, и какие у неё прекрасные глаза, самые, знаете, этакие... артистические... Я ей предсказываю - она будет отличной актрисой.
Мать не любила, когда расточали похвалы детям в их присутствии. Она хорошо понимала всю неискренность и неуместность этих похвал.
Хотя я никогда не была выгодного мнения о своей наружности, но выслушивая стереотипные любезности льстивого гостя, внутренно ощущала что-то вроде чувства приятного самодовольства: "Почём знать, - думалось мне - быть может я и дейстивительно красива, ведь со стороны видней!"
Мать, бывало, точно угадывала мои мысли и вежливым, но сухим ответом собеседнику разом разрушала эти приятные иллюзии.
- Что вы, помилуйте, какая же она красавица? Напротив, она чрезвычайно неуклюжа, неповоротлива и вообще нехороша. С её ли грацией мечтать о сцене? Если даже впоследствии и окажется способность, то будет играть комические роли, а о чём-нибудь другом ей и думать нечего. Кроме того, чтобы быть истинной артисткой, нужно иметь побольше мягкости в характере, побольше сердечности, а их то у нас и нет"
Дела Антипа Стрепетова в парикмахерской постепенно приходили в упадок. Театрального жалованья едва хватало на самое необходимое. Приходилось перебиваться, как сказала сама Полина, "с хлеба на квас". И отец стал пускать постояльцев, мелких чиновников и актёров. Но многие из них прожив 3-4 месяца, а то и пол года сбегали не заплатив ни копейки.
Антип Григорьевич не преследовал их и не подавал жалобы в суд, как советовали ему все вокруг. А говорил отмахнувшись: "Бог с ним! Человек бедный, взять негде... Когда будут деньги, отдаст, коли совесть есть. Ну а с бессовестным возжаться не стоит". Но иногда среди постояльцев были очень хорошие люди. Среди них Анна Агафоновна Вышеславцева, актриса нижегородского театра, к тому времени уже оставившая сцену. Она занималась рукоделием и исправно платила за комнату и стол.
Анна Агафоновна оказала большое влиянии на 12-летнюю девочку. Стрепетова оставила о ней тёплые воспоминания:
"Раз вечером я вошла в комнату матери; у неё сидела Вышеславцева. Подойдя к столу, я остановилась в раздумьи с опущенными вниз глазами, о чём-то соображая.
- Вот, Лизавета Ивановна, - заметила Вышеславцева матери, указывая на меня, - вот как должна стоять Катерина в "Грозе" во время нотаций свекрови в первом акте, вот точ-в-точь, как стоит теперь Поля. Зная мою страсть к сцене, Вышеславцева часто беседовала со мной о театре, о пьесах Островского, говорила, как нужно понимать тот или иной характер выводимых Островским лиц, как следует исполнять ту или другую сцену в его драмах или комедиях. В последстивии, во время моей артистической деятельности мне не раз приходилось помянуть словами благодарности старушку Вышеславцеву: её советы сослужили мне не одну добрую службу."
Через два года под напором просьб дочери и ввиду их бедственного материального положения Елизавета Ивановна написала письмо антрепренёру ярославского и рыбинского театров с просьбой принять Полину на службу "на всё, куда понадобится, но давать ей роли,"- сообщала в письме она. Наконец летом 1865 года они получили приглашение в Рыбинск. Счастливая Полина готова была рассказать всем, всему миру о своей радости. Вечером того же дня в театре она сидела в одной ложе с молоденькой актрисой Сорокиной, занимавшей амплуа инженю, кокетливых простушек.
"Я не утерпела и поторопилась ей сообщить мою радость, - вспоминала Стрепетова.
- Знаете ли, - сказала я, мы с мамашей на днях едем в Рыбинск, я там поступлю в труппу.
- В труппу? Что же ты будешь делать?
- Как что? Играть на сцене.
- Ты? С твоей фигурой играть? Какие же это роли?
- Да вот такие же, как и вы.
- Какой вздор! Я играю потому, что я актриса, а ты что? - Фыркнула на меня Сорокина и отвернулась в негодовании. Я смолчала и хорошо сделала, потому что время ответило ей за меня гораздо лучше и внушительнее."
А вскоре пароход, утопая в клубах чёрного дыма, нёс её по Волге на встречу осуществления надеждам и мечтам.
Вторую часть рассказа о судьбе Полины Стрепетовой читайте здесь