оглавление канала, часть 1-я
Позади лязгнула открывающаяся дверь тамбура. Всё. Моё время кончилось. Все звуки исчезли, будто я оглохла. Метроном остановился. В моём сознании больше не было места для страха. На мгновение холодно и расчётливо представила мысленно всю картину, будто бы со стороны: как я лечу вниз под откос, обдираясь об острые сучья и камни. Вдохнула, чуть не захлебнувшись влажным воздухом, и, оттолкнувшись изо всех сил, полетела вниз, успев перед самой землёй сгруппироваться, как учили.
Моя удача от меня не отвернулась. Я попала в разросшиеся кусты ивняка, которые значительно смягчили удар. Но всё равно, от соприкосновения с землёй остатки воздуха вышибло из лёгких. Несколько мгновений я не могла вдохнуть даже самой малой толики воздуха. Глаза стали вылазить из орбит. А уже в следующий момент из груди будто вылетела пробка, и я задышала шумно, со всхлипом, широко открывая рот. Боли не чувствовала, потому что боль была моим теперешним обычным состоянием, словно я никогда в жизни не знала другого. Над головой с грохотом пролетел состав, оставив позади шлейф вихрящегося жемчужно-молочного тумана.
Полежала немного, прислушиваясь к собственному телу, стараясь проникнуть за границу боли. Вроде бы никаких резких всплесков резей или острых уколов, говорящих о том, будто что-то конкретно сломано, не почувствовала. Только состояние, приравненное к тому, когда на тебя со всей дури налетает танк. Попробовала пошевелить сначала руками, а потом ногами. Кажется, ни переломов, ни вывихов. Моя удача, воистину, была сегодня со мной. Попыталась подняться, но запуталась в гибких ветвях кустарника. Потратила на «войну» с зарослями ивы ещё немного времени, пытаясь сохранить добрые чувства к этим кустам, стараясь не забыть, что именно они не дали мне сегодня расшибиться насмерть. Наконец выбралась на относительно ровную землю, поросшую жёсткой травой. Сделала несколько шагов, шипя от боли, будто кошка, которой придавили хвост. Почувствовала на щеке что-то тёплое и влажное. Провела рукой — кровь. Ерунда. Это просто царапина. Кисти рук тоже были поцарапаны, на некоторых местах содрана кожа. Мелочи. Ощущая себя лягушкой, выползшей из-под асфальтового катка, заковыляла вдоль полотна. В лес углубляться не стала — в таком тумане было очень легко заблудиться. До рассвета оставалось несколько часов, но сидеть и ждать, пока лучи солнца разгонят эту влажную муть, не хотелось. Напротив, хотелось двигаться — идти и бежать, побыстрее и подальше от этого места.
Вскоре белые слои тумана окрасились чуть розоватым, а дорога, по которой я брела, еле переставляя ноги, свернула в лес. Воздух под плотными кронами был влажный и до терпкости густой, хоть ложкой ешь. Накатанная колея стала вихляться, а затем внезапно окончилась тупиком. Хотя слово «тупик» для этого места было не очень подходящим вариантом. Это была просто поляна, расчищенная от растительности, с остатками вывернутых корней кустарника и примятой травой. Меня это нисколько не огорчило. Сейчас мне следовало вообще держаться подальше от любых дорог. По крайней мере, хотя бы до вечера. От полянки вела небольшая тропинка, уходившая немного вглубь леса.
Поначалу я немного засомневалась. Особо «вглубь» я не планировала. Мне нужно было первое время немного прийти в себя, принять надлежащий вид, чтобы люди при виде меня с громкими криками не бежали прочь, а затем я думала добраться своим ходом до ближайшей станции, а там сесть на электричку до Княжей Губы. О том, кто остался в том поезде, я сейчас не думала. Чувствовала только, что опасности пока нет. К тому же, все силы уходили на то, чтобы заставить тело двигаться, а на работу мозга их уже не хватало.
Тропинка оправдала мои надежды: вглубь не пошла, а потянулась, петляя меж вековых елей параллельно железной дороге. Изредка я слышала шум проходивших по ней составов.
Вскоре я наткнулась на небольшой ручей, и это было очень кстати. С жадностью я принялась пить ледяную, чуть сладковатую, пахнувшую пряной травой воду. Затем, плюнув на то, что здесь могут быть какие-нибудь грибники-ягодники, разделась и легла в русло неглубокого ручья. Холодные струи обожгли кожу, но уже через минуту я ощутила блаженство. Чистая звенящая вода будто смывала с тела всю боль и усталость. Полежав до тех пор, пока от холода тело не начала сводить судорога, выбралась на берег и, не одеваясь, легла в траву, греясь в лучах восходящего солнца. Долго предаваться этому блаженству мне не дали вездесущая мошка и комары. Но я и им была благодарна. Они оживили мои рефлексы и эмоции. Оказывается, проклятия в адрес насекомых тоже способны вернуть рассудку нормальную реакцию.
После процедуры «омовения» я чувствовала себя намного лучше. Перед уходом я не удержалась и, наклонившись над самой водой, тихо прошептала:
— Спасибо тебе, вода-водица… Нечем мне тебя отдарить, так что прими от меня эту монетку…
И кинула в ручей десятикопеечную монету.
Кто бы меня спросил в эту минуту, что я делаю, — вряд ли бы сумела объяснить. Но весь мой прошлый опыт научил, что всё в этом мире живое, имеет свою энергию, а, стало быть, и разум. То, что он отличен от нашего, вовсе не означало, что его нет вовсе.
На мгновение в голове опять вспышкой высветилась картина неизвестной земли под фиолетовым солнцем. Я вдруг замерла на месте. Мне внезапно вспомнился небольшой костерок в горах и сидящий напротив меня мужчина с чёрными глазами и абсолютно белыми волосами со странным для современного слуха именем Койда. Будто наяву, я услышала тихий голос: «…В незапамятные времена Чудь Заволочская, моё племя, пришли сюда с далёких северных земель, уходя от наступающих льдов…» А ведь эта земля, на которой я сейчас стояла, и была теми самыми «дальними северными землями» — прародиной племени, к которому принадлежал Койда (об этом подробнее — в книге «Тайна урочища Багыш-хана»).
Рука сама потянулась к карману, где был спрятан листок пожелтевшей бумаги. Не знаю, что мне пришло в голову и почему я связала эту бумажку с теми, давно прошедшими событиями. Но вот — пришло же!
Устроившись на валежине, я достала листок и разгладила его на колене. Какие-то символы, чёрточки и квадратики, схематичное изображение чего-то непонятного — то ли местности, то ли какого-то помещения. Но тут не нужно было быть очень умной, чтобы понимать: именно из-за этих самых закорючек и начался весь сыр-бор! То, что эта схема была частью чего-то более значимого, было ясно. Стоило только вспомнить ту самую коричневую папочку, которой так дорожил покойный «дядя Боря». А она была не «худенькой»! К тому же, и парни его про папку эту спрашивали, и судя по тому, как они это делали, важность ее было трудно переоценить. А то, что убийца, увидев этот странный листочек в моих руках, открыл на нас «сезон охоты», говорило только об одном: этот листок был очень важной составляющей тех документов, что исчезли из нашего купе, а может, даже и сам по себе был очень значим.
И всё же, что-то неуловимо знакомое виделось мне на этом листке. Словно что-то, что я давно знала, а теперь напрочь забыла. Состояние отчаянной попытки вспомнить было крайне мучительным. У меня разболелась голова, и я, хмурясь, свернула листок, опять засунув его в карман.
До обеда я шла по лесу, а потом, решив, что уже пришла в себя, стала выбираться ближе к железнодорожной насыпи. Солнце пригревало, птички пели, жуки жужжали, как им и положено. Сладкое марево поднималось от влажной земли, наполняя воздух ароматами цветущих трав. Километра четыре ещё прошла вдоль полотна, когда впереди замаячила небольшая станция. Вот и славно. Надеюсь, буфет у них там есть, потому что есть очень хотелось.
На станции и вправду был маленький буфет. Особыми деликатесами похвастаться они не могли, но сдобная булочка с горячим чаем мне вполне сгодилась. Электричка до Зеленоборского прибывала через полчаса. Купив билет, я устроилась на перроне в тенёчке раскидистого тополя и принялась за свою скромную трапезу, не забывая крутить головой по сторонам.
Впервые подумала: как там мои друзья? Очень хотелось надеяться, что их побег окончился благополучно. Впрочем, лукавлю. Я была уверена, что у них всё хорошо. Вдвоём они точно не пропадут.
Головой я крутила не просто так и не из праздного любопытства. Этот поездной упырь вполне мог сойти на станции и кинуться на мои поиски. Но, к моему удовольствию, никаких подозрительных типов поблизости не наблюдалось. Бабулька с кошёлками ворчала на мальчишку лет тринадцати, скорее всего своего внучка, вычитывая тому, что тот «бегал, не знамо где», а бабке пришлось тащить кошёлки одной. Молодая парочка сидела на другой скамейке, и оба сердито глядели в разные стороны. Понятное дело — поругались. Рыжий в белую полоску кот возлежал на подоконнике и презрительно щурился на дворовую собачонку непонятного окраса с висячими лохматыми ушами, которая с громким задиристым тявканьем пыталась допрыгнуть до этого самого подоконника. Кот был старый, с боевыми шрамами на морде и ушах. Взгляд его прищуренных зелёных глаз был снисходительным, словно он хотел сказать: «Эх, молодо-зелено…»
В общем, обстановка была почти умиротворяющей. Меня даже немного потянуло в сон. Но тут подошла электричка, из которой вышли малочисленные пассажиры, которым я тоже уделила внимание. Никого, кто бы хотя бы отдалённо напоминал мне моих недругов или пытался проявить ко мне хоть какой-то интерес, среди них я не обнаружила. Юркнула в последний вагон поезда в самый последний момент. Так, на всякий случай.