— Если ты выйдешь на работу, домой не возвращайся! — Игорь швырнул портфель на пол так, что замок треснул. — Я запрещаю!
Лена стояла посреди прихожей с документами в руках — трудовым договором, который должна была подписать завтра утром. Директор школы ждал ее ответа до девяти утра, а муж устроил ей допрос, как следователь преступнику.
— Ты не можешь мне запретить работать, — тихо сказала она.
— Могу! — рявкнул Игорь. — Я глава семьи! Твое место — дома, с детьми! А не в этой школе, с малолетними хулиганами!
— В школе, где я проработала десять лет, прежде чем родить Машу...
— А теперь Маше пятнадцать, Антону двенадцать, и им нужна мать, а не карьеристка!
Лена сжала губы. Карьеристка... За то, что хочет вернуться к любимой работе, к преподаванию литературы. За то, что устала быть домохозяйкой и хочет снова чувствовать себя нужной не только для стирки и готовки.
— Дети уже взрослые...
— Взрослые? — Игорь подступил к ней вплотную. — Антон вчера двойку получил, а Маша до полуночи в интернете сидит! Вот что значит твоя материнская забота!
— Именно поэтому мне и нужно работать! Чтобы показать детям, что женщина — это не только прислуга!
— Прислуга? — голос Игоря стал опасно тихим. — Ты считаешь, что я из тебя прислугу сделал?
— Я не это имела в виду...
— Имела! — взорвался он. — Имела! Забыла, кто тебя содержит? Кто квартиру купил, машину, дачу? Кто на курорты возит?
— Я не забыла, но...
— Никаких «но»! — он выхватил из ее рук документы. — Завтра же позвонишь и откажешься!
— Не позвоню.
Повисла тишина. Игорь смотрел на жену, словно видел ее в первый раз.
— Что ты сказала?
— Я сказала — не позвоню. Я иду работать.
— Тогда иди! — он бросил договор на пол. — Только к детям больше не подходи! И в эту квартиру не возвращайся!
Лена побледнела:
— Ты не можешь...
— Могу! Квартира записана на меня! Дети носят мою фамилию! А ты... ты можешь идти к своим школьникам и рассказывать им про Пушкина!
Хлопнула дверь. Игорь ушел, оставив жену стоять над разбросанными листами трудового договора.
Лена опустилась на корточки, собирая документы дрожащими руками. Слезы капали на печать директора, размазывая чернила. Десять лет дома. Десять лет она была идеальной женой и матерью. А теперь, когда решила, что дети уже могут обойтись без ее постоянной опеки, муж ставит ее перед выбором: или семья, или работа.
— Мам, что случилось? — в прихожую выглянула Маша.
— Ничего, солнышко. Папа немного нервничает.
— Из-за твоей работы? — дочка присела рядом. — Мам, а я рада, что ты будешь работать. Все мои подруги гордятся своими мамами, а я... я не знала, что сказать, когда спрашивали, кем ты работаешь.
Лена посмотрела на дочь и поняла — Маша права. Она сама приучила детей к тому, что мама — это просто приложение к папе, человек без собственных интересов и целей.
— Мам, — тихо позвал из детской Антон, — а папа правда тебя выгонит?
— Не знаю, сынок.
— А если выгонит, мы с тобой пойдем?
Лена растерялась. Как объяснить двенадцатилетнему мальчику, что закон, скорее всего, на стороне отца? Что у нее нет собственной квартиры, нет сбережений, есть только желание работать и диплом десятилетней давности?
Телефон зазвонил поздно вечером. Валентина Петровна, свекровь.
— Леночка, Игорь мне все рассказал.
Лена сжалась. Началось. Сейчас свекровь будет читать ей лекцию о семейном долге, о том, что место женщины — рядом с мужем.
— Валентина Петровна, я понимаю, что вы на стороне сына...
— А вот и нет, — неожиданно сказала свекровь. — Я на стороне здравого смысла. Можно к тебе приехать?
Через полчаса Валентина Петровна сидела на кухне, пила чай и внимательно слушала.
— Значит, он тебе запретил работать? — уточнила она.
— Запретил. Сказал, что если пойду — не возвращаюсь.
— Понятно, — свекровь задумчиво помешала сахар в стакане. — А ты хочешь работать?
— Очень. Я скучаю по школе, по детям, по урокам... Я чувствую, что деградирую дома.
— А Игорь этого не понимает?
— Не хочет понимать. Говорит, что я должна быть благодарна за то, что он меня содержит.
Валентина Петровна вздохнула:
— Знаешь, Леночка, я сама просидела дома тридцать лет. Сначала с Игорем, потом с его отцом, когда тот заболел. И знаешь, о чем я жалею больше всего?
— О чем?
— О том, что не пошла работать, когда Игорь в школу пошел. Я была хорошим бухгалтером, меня звали в несколько организаций. А я сидела дома и считала, что так правильно.
— И что теперь?
— А теперь мне семьдесят, муж умер, сын вырос, и я понимаю — я прожила не свою жизнь. Я была приложением к мужу, тенью. А сама где была?
Лена молчала, переваривая услышанное.
— Леночка, — продолжала свекровь, — я не хочу, чтобы ты повторила мою ошибку. Ты молода, ты специалист. У тебя есть шанс состояться как личность.
— Но Игорь...
— Игорь мой сын, и я его люблю. Но он не прав. Он пытается сделать из тебя то же, что его отец сделал из меня — домашнее животное. Красивое, ухоженное, но без собственного мнения.
— Валентина Петровна, вы это серьезно?
— Более чем серьезно. И знаешь что? Завтра ты идешь подписывать этот договор. А я поговорю с сыном.
— Он же вас не послушает...
— Послушает, — в голосе свекрови появились стальные нотки. — Потому что пора ему понять: времена, когда женщина была собственностью мужа, прошли.
— А если он действительно меня выгонит?
Валентина Петровна взяла ее за руку:
— Не выгонит. А если выгонит — у меня есть двухкомнатная квартира, которую я сдаю. Можешь жить там с детьми, пока не встанешь на ноги.
— Вы же сказали — он ваш сын...
— Сын сыном, а справедливость справедливостью. Я не позволю ему ломать тебе жизнь так, как мне сломал ее его отец.
Лена заплакала — от облегчения, от благодарности, от понимания того, что она не одна.
— Только скажи мне честно, — добавила Валентина Петровна, — ты готова бороться? Потому что легко не будет.
— Готова, — твердо ответила Лена. — Я устала быть тенью.
— Тогда завтра утром идешь в школу. А с Игорем я разберусь сама.
И впервые за много лет Лена почувствовала, что у нее есть союзник. Неожиданный, но самый надежный.