В августовском номере нашего журнала за 2014 год журналист и краевед Владимир Сергеевич Агте рассказал о своём деде и его альбоме с несколькими десятками фотографий с Первой мировой войны, в самой гуще которой находился молодой офицер Владимир Антонинович Агте (1894–1949). Когда в конце 1917-го началась демобилизация, солдаты Агте написали для него охранное письмо, которое очень помогло в период массовых расправ с «офицерами-золотопогонниками». Возможно, фотографии и связанные с дедом военные истории побудили заняться историей его внука и тёзку, выпускника Авиационного института В. С. Агте. В далёком теперь уже 2006 году мы сидели на кухне в доме Агте на проспекте Салавата и слушали рассказ об Уфе 1930-х…
Воспоминание об апрельском солнце
Сергей Агте родился в Иркутске в 1922 году. Когда ему было 5 лет, он заболел гриппом, после которого последовало осложнение – туберкулёз. Для избавления от коварной болезни врачи рекомендовали сменить климат. Так получилось, что всю последующую жизнь Агте определила рекомендация иркутского доктора Каца: «На море ехать далеко, да и неизвестно, как резкая смена климата повлияет на мальчика. А вот я до революции был в Уфимской губернии – там очень хороший климат и дешёвые продукты». Не знал тогда маленький Сергей, что в этой самой губернии на протяжении уже двух веков его предки были далеко не самыми последними людьми. Через много лет этот вопрос досконально изучит его сын, а пока…
«1 апреля 1932 года мы прибыли на перрон уфимского вокзала. Четыре дня назад в Иркутске нас провожали метель и мороз, Уфа же встретила ослепительным солнцем и ручьями. У отца было рекомендательное письмо в одну уфимскую семью, и он пошёл искать указанную в нём улицу Мензелинскую. Я же с матерью остался в здании вокзала. Багажу было мало, охранять особо было нечего, и я отправился бродить по площади. Картина, открывшаяся мне, оказалась преинтереснейшей: на изрытом склоне громоздились сооружения из коробок, ящиков и листов жести, из-за которых выглядывали довольно неумытые личности взрослых и детей». Отец вернулся быстро, и вскоре Сергей знакомился с жизнью уфимской Софроновской слободы, в одном из домов которой через несколько дней семья сняла комнату.
Окна квартиры Агте выходят на Белую. Почти сорок лет он наблюдал ледоход на ней и половодье. А впервые разливом на Белой Сергей любовался ещё десятилетним мальчишкой: в майские праздники всё того же 1932 года хозяева квартиры позвали их на площадку на Собачьей горе. Тогда ему даже показалось, что большая вода залила всё до самого горизонта. Прогулка запомнилась надолго. И не только из-за впечатлений от буйства реки – Сергея укусил комар. Вроде бы обычный, только через несколько дней у мальчика началась жуткая тропическая лихорадка. Дело в том, что Уфа тех лет славилась непросыхающими зелёными лужами (огромная лужа была даже в самом центре – на Социалистической), благодаря которым привольно чувствовали себя малярийные комары. Лишь в середине 1930-х с малярийной заразой в Уфе стали бороться более основательно – в лужах полоскали прокеросиненные тряпки, от чего комариные личинки не могли выбраться и погибали. А пока кто-то посоветовал обратиться к жившему на Пушкинской улице знаменитому уфимскому врачу Александру Васильевичу Соколову. У того имелся свой метод лечения, основанный исключительно на жёстком исполнении предписанного режима питания, сна и отдыха. Без считавшегося обязательным при малярии хинина он поставил Серёжу на ноги. Более того, болезнь никогда больше не возвращалась!
Приехавшего издалека мальчика очень хорошо приняли в дворовом «сообществе», в то время как в Иркутске нравы в этом смысле были достаточно жестокими. Тем не менее хватало суровости и на новом месте. Вся Уфа делилась на территории со своими «командами» или даже «бандами» – софроновские, староуфимские, нижегородские, новопостроицкие (Новой постройкой или Выселками тогда называли часть бывшей Северной слободы, в которой стояли довольно богатые дома железнодорожников с большими садами). А однажды на Собачьей горе произошло целое «побоище» – большая драка, которую смогли разогнать только конная милиция и пожарные с брандспойтами.
Впрочем, так «развлекались» пацаны постарше, а для ровесников Сергея хватало и простора заросшей травой Ломоносовской улицы, на которой Агте снимали в то время комнату в доме некоей Пелагеи Ивановны, да оставшихся от старых времён игр – «клёк», «чижик», «шармасла». Если первые две чем-то напоминали городки (и ещё прятки), то шармасла больше походила на иноземный гольф – те же лунки, клюшки, шары. Тот, кто «маялся», пытался загнать шар в лунку – «котёл», а остальные мешали этому. Пелагея Ивановна постоянно хвасталась тем, что была экономкой у самого Михаила Нестерова, повторяя: «Во мне хоть на золотник, но дворянство есть» (хотя, как известно, Нестеровы – род купеческий). «Была она старухой весьма вредной, да ещё таскала у нас еду и дрова, – вспоминал Сергей Владимирович. – Зато дворовая компания была замечательная».
Уголки счастья
По болезни и из-за частых переездов Сергей сменил несколько школ. В 8-й – на Пермской – он застал ещё «бригадный» метод: бригада (человек пять), получив задание, поручала выполнить его одному из её членов. Оценки же получали все. В первой половине 1930-х, когда страна создавала свой воздушный флот, все школьники увлекались авиамоделизмом. Одного из друзей Сергея по 21-й школе посылали с построенными им планерами в Коктебель на соревнования. 11-я – Галановская – школа запомнилась Агте... кинотеатром «Октябрь» (до 1939 года – «Яналиф»): сбежав с урока, можно было посетить киносеанс. Из-за одних только «Волочаевских дней» несколько раз прогуливал уроки – очень уж нравилось, как за последним вагоном с уезжавшими японцами волочилась привязанная метла. Обожали школяры и гастроном в здании будущего «Детского мира», ведь со стороны площади в нём был единственный в Уфе кафетерий, где за целковый давали вкуснейшую французскую булку с хрустящим гребешком и стакан кофе. Зимой в сквере напротив школы появлялась огромная деревянная горка, а под горкой выдавались напрокат санки.
Одно из самых тёплых воспоминаний из середины 1930-х годов – открывшийся в здании бывшего Коммерческого училища на углу нынешних улиц Ленина и Революционной Дом пионеров (ныне здание авиатехникума). Если гуляние по неуютным из-за промозглой погоды улицам надоедало, ребята забредали в тёплое помещение Дома. Прямо в галошах и телогрейках. Ни красных галстуков, ни тем более белых рубашек на них не было, но ковры, мягкие кресла, столики с шахматами, газетами и журналами всё равно ждали их. Те, у кого в кармане имелось 10 копеек, могли попасть в кино. За двугривенный можно было посмотреть спектакль Театра юного зрителя. ТЮЗ ставил и Островского, и современные пьесы. Летом артисты выступали в парке Якутова, в фанерном бараке возле пожарной части.
Когда в честь приезда в город «всесоюзного старосты» М. И. Калинина на центральной площади, располагавшейся прямо за парком, на пустыре (раньше она называлась Ивановской по близлежащему кладбищу, а в 1950-е годы была застроена), был устроен военный парад, туда собрались дети едва ли не со всего города. Но близко подпустили лишь избранных, остальные довольствовались звуками оркестра да клубами пыли, поднимавшимися над марширующими военными. Зато со всеобщими любимцами Водопьяновым и Кренкелем Сергей встречался всё в том же парке Якутова.
Этот парк всегда привлекал детвору. Зимой там заливался каток, ставилась ёлка. Вход был бесплатный. Раздевалок, правда, не было, поэтому основную часть «фигуристов» представляли мальцы, к валенкам которых каким-нибудь ламповым фитилём были привязаны коньки – «снегурки».
В отличие от якутовского, каток на стадионе «Динамо» заполнялся публикой более серьёзной – старшеклассниками уфимских школ. Тёплая раздевалка, коньки напрокат... Это был своеобразный клуб, место встреч, общения и, конечно, свиданий, избежать который тогда вряд ли кому удалось. В летнее время каток заменяла водная станция «Динамо», где по ученическому билету можно было взять лодку.
По праздникам (день воздушного флота, кооперации – профессиональных праздников было много) за рекой Белой – против Софроновской пристани или на Цыганской поляне – устраивались гулянья, на которых выступали самодеятельные коллективы и профессиональные артисты. А по большим праздникам запускались фейерверки в саду Луначарского.
Сергей любил этот сад, в том числе и по довольно банальной причине: отец работал в объединённой бухгалтерии сада и драмтеатра, а родная тётка – билетёром. В те годы всем известный «Лунный» считался местом отдыха солидной публики. 2–3-местные плетёные диванчики, стоявшие тут и там, отдыхающие любили перетаскивать в укромные места, где под фонарём можно было почитать книжку. Играл духовой оркестр, а с апреля по октябрь в саду стоял божественный аромат цветов. Работали ресторанчик и бильярдная, в летнем театре выступали артисты оперетты и театров музыкальной комедии из Челябинска, Куйбышева, Днепропетровска... Дорожки сада посыпались крупным песком, асфальта не было вообще. Да и в городе-то в середине 30-х асфальтированных дорог почти не было. А любителей кататься на велосипедах было немало. Вот и собирались мальчишки у дома старых большевиков на Сталина (Коммунистической), где асфальта хватало на всех. Или приезжали к моменту закрытия базара на Верхнеторговой площади, когда ларьки уже сдвигали и шла уборка территории.
Активист
С течением времени любитель «Волочаевских дней» не просто прекратил прогуливать уроки, но и стал комсомольским активистом. Пристрастился к лекциям по международному положению. Особенно ему нравился лектор Дубинский, собиравший в научной библиотеке (ныне здание Института искусств) полные залы. В 1936-м в читальном зале библиотеки было организовано коллективное прослушивание передаваемой по радио речи И. В. Сталина на VIII чрезвычайном съезде советов «О конституции СССР».
Финская кампания зимы 1939–1940 гг. сильно изменила жизнь школьников: во многих учебных зданиях были развёрнуты госпитали, а ученики стали заниматься в других школах – во вторую и даже третью смену. Неблагополучно стало и с продовольствием, за хлебом выстраивались огромные очереди. По дороге в школу Сергей заходил в магазин на углу Фрунзе (Валиди) и Демьяна Бедного (Новомостовой), где ему на руке ставили метку нестираемым химическим карандашом. Возвращался – вновь перекличка. Бывало, свой 1 кг хлеба получал лишь на вторые сутки.
В январе 1940 года в здании Совмина проходил республиканский комсомольский актив по работе комсомола в школе. Выступали секретари обкома, заведующие отделами народного образования и совсем немного – директора школ. Говорили о том, что в школе упала успеваемость, что плохо работает комсомол. Агте, бывший в это время секретарём комитета комсомола 11-й школы, написал записку в президиум, что школьным работникам-то выступить и не дали, и попросил слова. А сказал он со сцены о том, что во всём виноваты те, кто при такой маленькой войне не смог справиться с обеспечением населения продовольствием. Учителя бурно аплодировали. Зато мать была в панике и даже собрала вещи на случай ареста сына. Юношеская самоуверенность, его неумение взвешивать каждое слово или даже чья-то обида могли бы кончиться для Агте весьма печально. А ведь он знал, что директора школы Лидию Андреевну Галанову отстранили от работы только за то, что её муж, которому грозило обвинение и арест, покончил с собой.
Пришлось ему в эти годы вновь немало «гулять» по парку, на этот раз ЦПКиО, бывшему Ушаковскому (после войны – парк Матросова). Но радости эти гуляния ему не приносили: наряду с аллеями, фонтанами и аттракционами, парк известен был как место, любимое и хулиганами всех мастей. Как раз борьбой с этим явлением и занимался Сергей по линии комсомола.
Не забывал он и о кино. Только немного с другой стороны: у школы по тогдашней традиции были шефы – водники, кинопрокат и обком комсомола; у водников Агте выбил хорошую краску на ремонт, у комсомольцев – отличного лектора для чтения докладов о международном положении. А у кинопрокатчиков выпросил киноаппарат. До сего дня с восторгом вспоминает он как о блестяще организованном мероприятии – показе в честь 20-летия ВЛКСМ фильма «Искатели счастья». Объявили открытое комсомольское собрание, на которое смогли обещанным показом заманить кучу народа. Работали, что называется, с колёс: когда в «Салавате» заканчивалась часть фильма, ребята бегом доставляли её в школу.
А последний день в школе, когда одноклассники С. В. Агте, как говорят в таких случаях, прощались с детством, они отметили кажущимся ныне просто немыслимым путешествием: в июне 1940-го сразу после выпускного вечера всем классом сели на трамвай и поехали в сторону моторного завода.
Потом была служба в армии, война, плен, сталинский лагерь. И... большая жизнь. Но и много позже Сергей Владимирович с превеликим удовольствием вспоминал тот солнечный апрельский день, когда он познакомился с городом, ставшим для него родным.
Автор: Анатолий Чечуха
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.