— Да что ж это такое, опять ты орешь?! —
Крик срывается в полутьме тесной гостиной, где на полу танцуют отблески от экрана монитора. Запах жареной капусты ещё витает в комнате — после ужина казан так и не помыли, пустая кружка стоит возле монитора.
Уже за полночь.
На колченогом кресле, в футболке со спущенной выцветшей надписью, нелепо ерзает Егор — двадцать шесть лет, зять, недавно перебравшийся вместе с женой и сыном в старенькую двухкомнатную квартиру тестя и тёщи.
Он не замечает Инну Петровну, замершую у двери. В ушах — наушники, пальцы как по роялю бегают по клавиатуре:
— …ну забери же фланг! БЛИН! Ты че там спишь, или…
Резкий щелчок, разбавленный отчаянным возгласом. Только Илья — их пятилетний сын, спит за тонкой стенкой, свернувшись калачиком под покрывалком на раскладном диване.
— Сколько можно… ! — вклинивается другой голос из наушников.
— Да блин — у меня тут семейные разборки! — огрызается Егор.
Уже не слыша тёщиного всхлипывания.
Инна Петровна даже шагать не может. В груди стучит: «Опять! Опять крики, опять хлопки!»
Она смотрит на затылок зятя, видит, как с плеча сползла грязная майка, и комками наваливаются мысли — как же так? Комнату отдали, все для вас… За что такое наказание?..
Подступив к столу, она срывается:
— Перестань орать, ребёнок спит! Я вообще заснуть не могу!
— Я в наушниках, почти не шумлю… — сквозь зубы бурчит тот, не глядя.
Клавиши стучат словно град по железной крыше. В чате кто-то ржёт, подначивает — Егор громко и с усмешкой отвечает.
— Я тебе сколько раз говорила!
Её кулаки сжаты, голос дрожит, в глазах злые слёзы. Эту ночь она ждала покоя, а опять вместо сна считала вздохи и щелчки мышки.
Мужчина с досадой откидывается назад, что-то горячо шепчет в микрофон. Вдруг — танк подбит, и с бешенством, чуть ли не с криком:
— Да чтоб тебя!!!
Кулак летит вниз, и раздаётся такой звук, словно старый пластмассовый таз разорвали пополам. Клавиатура разлетается на детали, кнопки падают под диван, под ноги...
Молчание.
Инна Петровна поворачивается и уходит, хлопнув дверью. Дверная ручка дрожит от её рук.
---
За утренним чаем — ледяной праздник тишины. Никаких слов. Тарелка со вчерашней нарезкой, остывший хлеб, сломанная клавиатура на краю стола, провода торчат, словно обломки после кораблекрушения.
Леонид Павлович, муж, тянет густую сметану — морщится, видя жену:
— Ты чего дерёшься с утра пораньше?
— Это не я, это он… опять! — шепчет Инна, переносит чашку, трясёт рукой.
— Ну...
Входит Женя — её дочь, с синяками под глазами и растрёпанными волосами.
— Всё, дожила... житья нет в собственном доме.., — слышно сквозь зубы прошипела Инна.
— Опять... начинается... Ты всё время недовольна! — бросает Женя раздражённо.
Инна Петровна как будто рассыпается, только брови сдвигает:
— Да ты посмотри на своего мужа! Всё орёт, всё ему мало! Комнату отдали — самим спать негде! У меня давление по нескольку раз за ночь скачет от его криков!
— Ну играет в комп человек, надо же ему как-то отдыхать... Зато он не пьёт...
— А где он так устаёт мне интересно? По полдня всего работает!
— Мама, ты хотела помочь, забыла?! Ты же сама нас к себе жить позвала!
— Значит, я ошиблась! Я то думала, что он на квартиру будет зарабатывать, подработку найдет... Вот я и предложила вам тут пожить, что бы вы на съём не тратились и как можно больше откладывали... А он тут сидит и всё свободное время в носу ковыряется!
Женя мрачная, еле пьёт чай. Егор стоит в коридоре, нервно щёлкает пальцем и не знает заходить ему на кухню или нет, а Ваня в детской что-то напевает себе под нос, ничего не понимая.
---
Через день, в воскресенье, на кухне опять жарко — сковорода плюётся маслом, пахнет луком, шумит чайник. Инна Петровна ходит по комнате из угла в угол, бормочет что-то под нос. На подоконнике серая кошка свернулась клубком, подслушивает, лапой трясёт.
Появляется Леонид Павлович:
— Ну и что ты будешь делать теперь?
— Пусть уезжают, Леонид. Сил моих больше нет. Платим за свет, кормим, а благодарности? Ноль!
— Женя-то твоя…
— Ничего «твоя»! Она ни разу даже словом не обмолвилась «спасибо», только упрёки одни: то борщ не такой, то постельное бельё жёсткое, то телевизор не устраивает. Им тяжело, они молодые. А нам легче что ли..?
Инна Петровна бьёт ладонью по столу. Чайник подпрыгнул.
— Пусть бы снимали квартиру — пусть бы там Егор свои железки разбивал и по ночам визжал! У меня последнее здоровье забирает!
---
Женя слышит спор из-за двери, приходит, упрямо сжимает пакет с вещами:
— Мама, мы не просили помощи!
— Ой-ой-ой! Конечно не просили!
— Мы и уйдём. Всё, хватит, ты сама нас выгоняешь!
— Вот и катитесь к чёртовой матери! — отмахивается Инна.
Чемоданы с хлопком приземляются в прихожей — рубашки, носки, подушки с зайчиками. Мешок с игрушками Вани — драная сова торчит боком.
В коридоре тесно, Женя сжимает губы, у Егора по выражению лица — вагон упрёков и злости, Ваня теребит мамину руку:
— Мам, мы теперь не к бабушке, а куда?
Женя всхлипывает — но, не отпуская сына, поворачивается к родителям спиной.
Инна Петровна закрывает дверь их следом. Звенит звонок, но никто не идёт открывать. За дверью глухо топчутся, потом уезжают — лифт скрипит словно шепчет: «Прощай…»
---
Через пару недель Инна Петровна переставляет утюг на полку, стирает пыль с окна — и вдруг замирает.
Темно, пусто. Нет больше ни воплей, ни криков — ни Вани с топотней босых ног, ни криков Егора. Тишина с эхом.
Она достает новый чайник, клеит на холодильник свежую записку: «Молоко кончилось». Кастрюли супа теперь хватит дня на три, никто его не тронет.
Леонид Павлович, будто весь ссутулился, садится рядом, молча пьёт воду.
— Ну чего ты, Инна…
— Я? Я ничего.
Они оба молчат, слушают как в соседней квартире плачет ребёнок.
Потом Инна всё-таки говорит — шёпотом:
— Я не жесткая… Мне просто… тяжело.
---
Через неделю Женя звонит отцу, шепотом, будто сама не верит в свою просьбу.
— Пап, нам не хватает на коммуналку, можешь одолжить?
Отец мнётся, смотрит на жену — та только плечами пожимает. Он втайне переводит деньги вечером — потом долго сидит у кухонного окна, глядя на стекающий по стеклу дождь.
---
Месяц спустя Ваня приезжает на выходные, привозит с собой плюшевого енота, которого ему подарили новые соседи. Инна Петровна старается не смотреть дочке в глаза, а Леонид только спорит про куртку — мол, в такой тонкой промёрзнешь.
От Вани идут только шутки и весёлые визги по квартире.
Они передают друг другу пакет с пирожками, обсуждают ремонт у кого-то из знакомых. Мягкие, вымученные улыбки. В остальное время молчат — и каждый думает своё, проглатывая холодок, который теперь между ними навсегда.
Благодарю за каждый лайк и подписку на канал!
Приятного прочтения...