― Кто прожорливый? Я?! ― возмущённо осведомился кот и демонстративно отвернулся от стола, на котором стоял мой ужин.
Хороший такой ужин в лучших деревенских традициях русской глубинки: картошечка варёная, зеленью присыпанная; сальцо солёное, тонюсенькими ломтиками нарезанное; грибочки жареные и хлеб домашний с хрустящей корочкой. Ну и капустка квашеная ― куда ж без неё-то? Для кота вроде бы ничего примечательного и вкусненького среди этих яств не было, но если он человеком обернётся…
― Это не я сказала, так что нечего на меня дуться, ― ответила я оскорблённому до глубины его кошачьей души Угольку и села за стол.
― Ну-ну… Приятного аппетита, ― многозначительно пожелал он, продолжая сидеть ко мне спиной.
Интонация показалась мне подозрительной, но от аппетитного вида простых блюд текли слюнки, поэтому я присела за стол и взяла расписную деревянную ложку, но внезапно вспомнила:
― Руки забыла помыть.
― Помой, помой, ― обиженно отозвался кот. ― Когда скрутит, хотя бы на грязные руки грешить не будешь.
― С чего бы меня скрутило? ― начала я понимать, что с ужином что-то не так.
Уголёк запрыгнул на топчан, лениво растянулся на стёганом одеяле, старательно вылизал правую переднюю лапу и только потом снизошёл до ответа.
― Яды по происхождению делятся на четыре вида: растительные, животные, иные природные и синтетические. Нужно всего четыре приёма пищи, чтобы проверить степень твоей к ним устойчивости. По результату можно будет более точно судить о глубине твоего таланта. А я не прожорливый. Не очень-то и хотелось глотать отраву, тебе предназначенную.
У меня пропал аппетит. Напрочь. И обидно стало ― мы же договорились со старушкой, что никакой лжи или тайных экспериментов больше не будет. А она что делает? Решила отомстить за мои угрозы? Если верить сказочке о необходимости срочно передать ведьмовское наследие, то в её же интересах, чтобы я была живее всех живых. Для всех ядов у неё наверняка противоядие имеется, так что бесславная смерть от отравления бледными поганками мне не грозит, но у нас в стране вроде бы запрещены подобные опыты над людьми. Это противозаконно и бесчеловечно.
― А здешние жители вообще боятся хоть чего-нибудь? ― осторожно спросила я у котика. ― Крестного знамения там, воды святой, молитвы искренней…
Нет, ну а почему я должна чужую подлость безнаказанной оставлять? Как они ко мне, так и я к ним.
― Не-а, ― прищурив свои зелёные глаза, ответил кот. ― Природа здешней магии особенная. Она не от нечистой силы происходит, а оберегом от великого зла служит, поэтому Саму и других ведьм общины во всех окрестных церквях уважают.
― Как это? ― не поняла я.
― А вот так, ― ответил Уголёк.
И рассказал мне старую местную легенду.
Брусничное было построено в этих лесах ещё до отмены крепостного права на землях купца Потапова. Человеком и хозяином этот купец был хорошим, крестьян своих не обижал никогда, но женился неудачно. Жена его могла похвастаться редкой красотой лица, но не добротой характера. Ревнивица к тому же. А он души в ней не чаял и закрывал глаза на всё, что она здесь творила. С её появлением для крестьян брусничнинских начались тяжёлые времена. Особенно для женщин. Многих купчиха изувечила, многих и вовсе со свету сжила, а все эти злодеяния стали причиной того, что в земле здешней пробудилось древнее зло. Сказалось это и на природе, и на людях. Зверь лесной без причин на деревенских нападать начал, куры нестись перестали, коровы и козы молоко давали уже кислое и дохли одна за другой. Потом и люди озверели. Поп, из ближайшей церкви приглашённый, посреди деревни замертво упал. Брусничное после этого было названо местом проклятым. Именно тогда в деревне появился старец бородатый, который головой покачал, языком поцокал и заявил, что дальше будет только хуже. Ежели древнее зло не сдержать, оно распространяться будет. Никакими молитвами и церковными обрядами его не усмирить, поскольку очень уж оно сильное и раньше святой веры образовалось. Нужны ведьмы с чистым природным даром ― девять штук. Суть дара значения не имеет, лишь бы собственная сила магическая подходящей была. Всю эту силу нужно слить в один поток, который оплетёт древнее зло подобно крепкому корню и будет служить надёжной защитой до тех пор, пока источников остаётся ровно девять. Дело это доброе и праведное, получше любых индульгенций будет и на том свете ведьмам зачтётся, поэтому желающие нашлись быстро. Точнее, нашлись они не сами ― их привезли из разных краёв с сохранением приговора о смертной казни, но его отсрочкой. Эта мера нужна была для того, чтобы «добровольцы» не сбежали из Брусничного и не начали заново творить бесчинства. Каждая из девяти имела на совести полный комплект смертных грехов, но нужную природу собственной магической силы, поэтому бородатый старец, которого местные называли ведуном, объяснил им, как правильно слить силу воедино и запечатать древное зло. Купец с женой и крестьяне жить бок о бок с жуткими смертницами не пожелали ― снялись с места и куда-то благополучно срулили. Так здесь появилась ведьмовская община, возглавляемая старым ведуном и негласно охраняемая церковью и государством. Роль ведуна в сдерживании древнего зла была нулевой, поэтому после смерти его просто похоронили, а общину возглавила одна из ведьм. Но они тоже не бессмертные. Количество источников должно сохраняться, поэтому ведьмы постоянно ищут для себя преемниц. Неважно, сколько людей живёт в Брусничном и у всех ли есть магический дар ― главное, чтобы соблюдалось основное условие. Бесполезные приходили и уходили, некоторые селились здесь и жили долго, даже не зная о тайне здешней земли, а потом на реке появилась дамба, начали расползаться болота, половодья причиняли ущерб хозяйству и создавали угрозу жизни, поэтому со временем Брусничное снова опустело и даже было лишено статуса населённого пункта. Последнее, кстати, было сделано с подачи здешних кумушек ― для того, чтобы бесполезные люди не совали свои любопытные носы в дела общины и не пытались поселиться там, где им не рады.
― Хм… ― задумчиво хмыкнула я, дослушав эту сказку до конца. ― Получается, на мою многострадальную голову свалилась не только интересная информация, но и пожизненная великая миссия?
― Ага, ― подтвердил правильность моих выводов Уголёк. ― На самом деле всё устроено таким образом, что насильно передать дар и обязанности хранительницы нельзя. Дело это очень ответственное и требует добровольного согласия, ведь от многого отказаться придётся, но Сама торопится, поэтому тебя и взяли в оборот фактически обманом. Да и ты тоже хороша. Не упиралась ни минуты. Сразу же на всё согласилась, не выяснив деталей, да ещё и рада была.
― Пока никаких обрядов не было, я могу взять все свои слова обратно, ― уверенно ответила я.
― Не-а, ― прозвучало в ответ. ― Ты дала обещание в обмен на информацию. Я только что рассказал тебе больше, чем положено знать простым смертным, поэтому слово придётся сдержать. Это нечестно, да, но я существо подневольное, прости уж. Еда, кстати, не отравлена. Это я от обиды на несправедливость сказал и для того, чтобы поручение хозяйки выполнить. Ты меня выслушала, поэтому теперь не отвертишься. Кушай на здоровье, пока не остыло.
Ну болото болотом же ― чем увереннее шагаешь, тем глубже проваливаешься. Я давала согласие на статус ученицы, а вляпалась в чужое безумие по самые уши. И дело даже не в том, верю я в эту легенду о древнем зле и праведницах-ведьмах, а в том, что больных на голову людей очень сложно обмануть или заставить отказаться от замыслов. Они решили, что я просто обязана стать одной из девяти хранительниц непонятно чего. Обнаружили во мне какой-то особенный талант, сыграли на моих собственных интересах и заставили дать обещание. Для меня сделка на словах никакой силы не имеет, но где гарантия, что то действо со сжиганием моего волоса не было каким-нибудь колдовством, которое прикончит меня при попытке к бегству? Я реалистка, да, но за эти два дня уже потихоньку начала сомневаться в своих убеждениях. И верить нельзя никому ― все здесь подлые обманщики. Выход остался только один ― плыть по течению и ждать, когда сумасшедшие тётки меня отпустят. Я тоже убедительно врать умею.
От ужина я наотрез отказалась. Порылась в рюкзаке, откопала там последнюю тонкую пачку печенья, запила его водой из ведра, стоявшего на лавке у двери, и прогнала Уголька на улицу. Не нужен мне надсмотрщик. Особенно такой. Легла на топчан поверх одеяла, поудобнее устроила ушибленную голову на жёсткой подушке и попыталась заснуть, но сон не шёл. Вместо него в голову лезли неприятные мысли, вызывающие желание предпринять очередную попытку бегства. Ну его, это Брусничное. После общения с местными жителями уже и медведи не кажутся страшными. Но есть один нюанс ― окрестностей я не знаю, без фонарика будет сложно выбраться, а у моего телефона зарядка почти на нуле. И электричества нет, потому как в заброшенных деревнях оно ни к чему.
Проверила наличие связи ― тоже глухо. Сама не выберусь, помощь позвать не могу… Никогда ещё не чувствовала себя настолько беспомощной. И ещё эта картошка на столе… Пахнет же! А я уже второй день без нормальной еды. И за окном тени пугающие ― туда-сюда, туда-сюда. Похоже, весь ковен счёл своим долгом продраться к окну через заросли крапивы и на меня поглазеть. Я даже голоса слышала ― перешёптывался кто-то. А потом заснула как-то незаметно для самой себя. Хотела сохранять бдительность на случай очередного коварства со стороны старушки-одуванчика или её подданных, но голод, усталость и ушибленность головы взяли своё.
Проснулась от петушиного крика ― сто лет этих звуков не слышала. Вспомнила гоголевского «Вия» ― там с первыми воплями петухов вся нечисть по норам пряталась. С удивлением обнаружила, что посуда со снедью со стола исчезла. Теперь там на деревянной дощечке стоял закопчённый пузатый чайник, а рядом расположились белая чашка в красный горошек, такого же дизайна сахарница, непочатая пачка пакетированного чёрного чая и плетёная корзинка, в которой обнаружились шоколадные пряники и конфеты в неповреждённой фабричной упаковке ― должно быть, таким образом гостеприимные ведьмы давали мне понять, что травить меня никто намерения не имеет. А в чайнике плескалась самая обычная вид кипячёная вода ― ещё горячая. Я залила ею пакетик чая, влезла в тёплый свитер и вышла на улицу с намерением посетить аварийно опасный нужник за домом.
Вышла и обомлела. От вчерашних зарослей крапивы не осталось и следа. Вместо них во дворе зеленел сочный мятлик, а вдоль аккуратных, отсыпанных речным песком дорожек цвели ромашки. Не внушавшее доверия крыльцо чудесным образом выпрямилось и радовало взгляд свежими досками и опорами. Я на всякий случай потёрла глаза кулаками, вернулась в дом и вышла снова ― ничего не изменилось. Кто-то за ночь навёл во дворе идеальный порядок и даже сложил в аккуратную поленницу у забора дрова, которые ещё вчера были свалены большой бесформенной кучей. Забор, кстати, тоже выглядел новеньким и только что покрашенным в синий цвет, хотя краской не пахло. «Ладно», ― подумала я и пошла за дом. Почти не удивилась, когда увидела обновлённое отхожее место, уже не кажущееся готовым рухнуть на голову тому, кто осмелится войти под его крышу. Внутри теперь всё было устроено более чем прилично и имелись даже пластиковое сиденье с крышкой и упаковка двухслойной туалетной бумаги не самого плохого качества.
Мне начало казаться, что я всё ещё сплю. Даже ущипнула себя за руку, чтобы убедиться, что это не так.
― Нравится? ― с привычным уже урчащим звуком прозвучало за спиной.
― Это всё ты сделал? ― спросила я у Уголька, безошибочно определив собеседника.
― У меня таких возможностей, увы, нет. Это Малинка постаралась. Она у нас на подобные дела мастерица, ― прозвучало в ответ.
― Малинка? ― переспросила я.
― Ты сходи, куда собиралась, а я тебя в доме подожду. Сегодня велено про общину тебе всё рассказать.
Большущий чёрный котяра развернулся и с важным видом потопал по песчаной дорожке за угол, а я подумала: «Ну и чёрт с ними. Раз не понимают, что обилием сведений и окультуриванием территории меня в этой дыре не удержишь, то это уже не мои проблемы. Пусть рассказывают свои сказки ― мне это только на пользу». Но нужник они хороший за ночь отгрохали, придраться не к чему.
Уголёк и правда ждал меня в доме, но уже не в кошачьем обличье. Утро выдалось довольно прохладным, поэтому вместо вчерашней чёрной майки на нём сегодня была чёрная водолазка, а обтянутые чёрными же джинсами ноги всё равно остались босыми.
― Ты обувь вообще не носишь? ― спросила я, зачерпнув железным ковшиком немного воды из ведра и плеснув её в таз, чтобы вымыть руки.
― Она мне ни к чему, ― ответил парень-кот. ― Менять облик иногда приходится экстренно. Шерсть легко трансформируется в одежду по погоде, а таскать с собой повсюду ботинки или кроссовки на случай, если придётся измениться, коту как-то не слишком удобно. Да и при обратной трансформации куда я обувь дену? Бесполезная трата хозяйских средств.
― А зимой ноги не мёрзнут? ― осведомилась я, представив, как он босиком шлёпает по сугробам.
― А зимой и ходить-то особо некуда, ― прозвучало в ответ. ― На прогулку можно валенки взять, но я предпочитаю дома сидеть и без особой нужды по лесу не шастать. Если и выхожу, то в истинном облике, чтобы на подобные мелочи не заморачиваться.
― Удобно, ― согласилась я, присела за стол и придвинула к себе чашку с чаем. ― Ну начинай.
― Что начинать? ― не понял он.
― Про общину рассказывать и ещё сильнее долговую петлю на моей шее затягивать, ― напомнила я будничным тоном. ― Пряники будешь? Я шоколадные не люблю.
Не прожорливый он, ага. Пока я одну конфетку двумя глотками чая запила, этот «не прожорливый» успел все пряники умять, после чего разорвал упаковку и начал её облизывать. Я не возражала ― не мне упрекать кого-то в странных привычках. И всё же не удержалась, спросила:
― Вкусно?
Он смутился. Смял облизанную плёнку, сунул её в «буржуйку», смёл рукой на пол крошки со стола и попытался оправдать своё поведение:
― Я просто сладкое люблю.
― А я разве возражала? ― с напускным безразличием отозвалась я. ― Так что там с общиной? Или ты передумал поручение хозяйки выполнять?
Он не передумал. За время чаепития я заочно познакомилась со всеми обитательницами Брусничного и была поставлена в известность об их способностях и образе жизни.
Жалейка или Сама ― глава, самая сильная и самая старая ведьма этого ковена. Не слишком умело играет на одноимённом музыкальном инструменте, но в магии и перевоплощениях ей равных нет. Может обернуться молодухой, зверем или бесплотным призраком, но к последнему умению прибегает редко, поскольку с возрастом увеличивается риск не вернуться к нормальной физической форме. Получает пенсию по старости, но не тратит её на себя, а полностью вносит в копилку общины.
Ключница ― правая рука главы. Ей сорок девять. Хранительница ведьмовского общака и специалистка по бесконтактному взламыванию замков любой сложности. Эта может даже банкомат уговорить, чтобы он ей без пин-кода и карты деньги выдал. Её дар притягивает финансовую удачу и позволяет богатству общины приумножаться.
Малинка ― всесторонне одарённая ведьма с хронической и неизлечимой клаустрофобией. Интроверт по натуре, но добрая, щедрая и безотказная. Она следит за порядком на придомовых территориях, может даже самое гнилое болото превратить в дивный, благоухающий сад, но слаба здоровьем, поскольку живёт не в доме, а на сеновале, где из четырёх стен в наличии имеются только две. Этой пятьдесят четыре года. Обожает малину в любом виде, за что и получила своё прозвище. На своём приусадебном участке выращивает разные сорта этой ягоды, а саженцы продаёт через Интернет. В городе у неё есть сын ― он помогает давать объявления, раз в неделю приезжает за заказами в ту самую деревню, где я провела одну ночь в обществе кошатника, и занимается рассылкой.
Филомена ― травница, специалистка по зельям и ядам. Поскольку мой магический талант имеет схожую природу, обучать меня будет, вероятнее всего, именно она, но характер у этой дамочки весьма неприятный. Если увидит во мне конкурентку ― добра не жди. Ей всего тридцать два года. В общину пришла несколько лет назад, но сразу же со всеми здесь перессорилась и в случае, если чем-то недовольна, угрожает бросить всё и уйти. Так, оказывается, тоже можно, но последствия выхода из общины одного из «источников» будут непоправимыми, поэтому другие ведьмы скрипят от злости зубами и во всём потакают зазнайке. Дружит она только с Малинкой, поскольку способности той полезны для выращивания редких растений. Материальная выгода от её проживания в Брусничном заключается в выполнении заказов на разного рода снадобья.
Веснушка ― укротительница всех видов зверей и назойливых насекомых. Её дар имеет только одно направление, но он очень сильный. Благодаря ей на ведьмовских подворьях активно несутся куры, плодятся гуси, утки и барашки, а единственная на всю деревню свиноматка приносит по двадцать поросят за раз. Мясо сдаётся какому-то городскому предпринимателю по очень выгодной цене. Белке сорок три года. Своё прозвище она получила за огненно-рыжие волосы и россыпь веснушек по всему телу. Это её воле подчиняются здешние медведи и другое зверьё. Её же стараниями в Брусничном никогда не бывает клопов, комаров, муравьёв, оводов и слепней, мошкары, змей и мышей. Но по деревне шастают ёжики ― их здесь все любят.
Целительница Софья ― единственная обладательница нормального для моего слуха «псевдонима». Ну, тут всё понятно ― это она вправила мне вывихнутую лодыжку, пока я валялась без чувств. Заговаривает зубную боль, без рентгена вправляет грыжи и сломанные кости и в принципе способна вылечить почти любой недуг, кроме душевного. Малинка ― её постоянная пациентка в том, что касается здоровья телесного, но исцелить клаустрофобию Софья, увы, не в силах. Ей шестьдесят семь. Источник дохода тоже понятен ― пенсия и неплохой заработок на тех, кто согласен на что угодно, лишь бы не идти в поликлинику. Софья уже нашла себе преемницу, которая сейчас завершает свои мирские дела и скоро должна приехать на ПМЖ в Брусничное. А нормальное имя ей разрешили иметь потому, что ненормальное не вызывает доверия у пациентов за пределами общины.
Ворчунья ― спец по морокам, иллюзиям, отводу глаз и запудриванию мозгов. Женщина ужасно ворчливая, всегда всем недовольная, но при этом отзывчивая и добродушная. Ей сорок шесть. Дар у неё редкий, такого прежде в общине ни у кого не было, поэтому наставница передала ей только силу, но не знания. Всему, что умеет, Ворчунья научилась сама.
Есть ещё пятидесятилетняя Каркуша, которую никто не любит за дурной глаз и способность к проклятиям, и Ветка сорока пяти лет от роду, которая могла бы стать ученицей Филомены, но по объективным причинам от этой чести отказалась и занимается исключительно вязанием салфеток и ковриков для общины и на продажу.
― А от обучения можно отказаться? ― уточнила я.
― Можно, ― ответил Уголёк. ― Это твоё личное дело, будешь ты развивать свой дар или нет. Если не захочешь, никто не заставит. Главное, чтобы установила связь с общим магическим корнем и оставалась здесь, а потом передала эту связь преемнице. Хоть на ушах стой, только другим не мешай и в чужие дела свой нос не суй. Испугалась, что Филомена тебя со свету сживёт?
― Это ещё вопрос, кто кого первым о тоски и бессилия завыть заставит. Я просто учиться не люблю, ― сообщила я.
Ну и коллектив! Когда пройду обряд посвящения, мне тоже прозвище придумают, чтобы проклятия суеверных людей не прилипали. И ведь, оказывается, у всех, кто здесь живёт, есть паспорта и прописка в разных уголках страны. Ведьмы эти пенсию получают, законный доход имеют и даже как самозанятые зарегистрированы. У них и бухгалтер наёмный где-то есть, который следит, чтобы все налоги уплачивались своевременно. А что живут в заброшенной деревне ― это никого не чешет. Их риски, их ответственность. Местные власти в курсе мистической подоплёки происходящего и особо свои носы сюда не суют. Ужас!