Атомная ракетная подводная лодка вернулась из очередной автономки. Большая часть её пути пролегала под арктическими льдами. Каждый, кому приходилось там бывать, знает, насколько это серьёзно.
Подлёдное плавание значительно отличается от плавания в районах, не покрытых льдом. В том числе, и потому, что всплывать в Арктике надо всегда медленно и аккуратно - но всё равно трудно при этом уберечь лодку хотя бы от минимальных повреждений. А ледяные глыбы и просто крупные льдины, оставшиеся на палубе, могут помешать подводникам выполнить какую-нибудь важную задачу - например, ракетную стрельбу.
Очищать палубу ото льда в разное время пытались по-разному - и просто сталкивали его за борт, и дробили разными способами. А в том походе экипаж лодки выполнял интересный эксперимент: после продавливания льда корпусом лодки и всплытия в надводное положение убирал оставшиеся на ракетной палубе глыбы, подрывая их с помощью небольших тротиловых шашек.
Для того, чтобы что-то взрывать, когда понадобится, на каждой подводной лодке есть специальное нештатное подразделение - корабельная подрывная команда, куда обязательно входят и торпедисты.
В том экипаже один из торпедистов был страстным рыбаком. Правда, скорее всего, не из тех, чьё сердце волнует игра поплавка, который вот-вот скроется под водой - а прагматиком, преследующим на рыбалке конкретную цель: любым путём получить максимальный улов. Похоже, не раз ему доводилось и глушить рыбу взрывчаткой. Маленькие аккуратные тротиловые шашки запали в душу «промысловику», и он путём нехитрых комбинаций заполучил себе несколько штучек.
Тротил - вещество своеобразное. По идее, можно бить его молотком и даже простреливать пулями - без детонатора не взорвётся. Можно его даже поджигать - и опять взрыва не будет, просто сгорит - и всё. Лишь бы только в этом месте не нарастало давление, иначе...
Но в жизни не всегда и не всё в точности соответствует теории. Бывало, на надводных кораблях боевые торпеды, снаряженные тротилом, при случайных выстрелах из торпедных аппаратов влетали то в собственную дымовую трубу, то в помещение камбуза. Или вообще пикировали с высоты корабельного борта на бетонную причальную стенку. И ничего! А вот почему в 1962 году в Полярном на подводной лодке «Б-37» сдетонировал торпедный боезапас - никто до сих пор точно не знает и, видимо, уже не узнает...
Наш герой, мечтая о будущих рекордных уловах, спрятал заветные тротиловые шашки в самом укромном и надёжном, с точки зрения торпедиста, месте - в своём отсеке, рядом с боевыми торпедами...
Скорее всего, ничего страшного из-за этого всё-таки бы не произошло - и после возвращения в базу запасливый парень благополучно утащил бы свой трофей домой вместе с сэкономленными за поход разовым бельём, шоколадом и консервами.
Но при неблагоприятном стечении обстоятельств вполне могло бы случиться и иначе - и тогда бесследное исчезновение ушедшего в подлёдное плавание атомохода стало бы очередной страшной загадкой прошедшего века...
Не произошло ни того, ни другого.
Командир подводной лодки при своём очередном осмотре отсеков наткнулся на спрятанный тротил - и началось служебное расследование, перешедшее потом в уголовное дело (чтобы впредь другим неповадно было).
Когда командир дивизии оглашал перед строем приговор, вынесенный незадачливому браконьеру военным трибуналом, он сказал:
- Нескоро ещё этот человек в следующий раз будет ловить рыбу - причём, скорее всего, на удочку!
Но даже и без такого вольного обращения со взрывчатыми веществами подлёдные плавания непросты и небезопасны.
А ведь ещё сравнительно недавно людям казалось, что арктический ледовый покров - это примерно то же самое, что лёд на каком-нибудь хорошо знакомом им пруду или на озере, только в Арктике его немножко больше.
В наших краях, где бывает настоящая зима, каждый мальчишка знает, что по замёрзшим водоёмам можно кататься на коньках. За пару недель до этого - пока первый лёд всё ещё тонок, но уже держит кое-какой вес - можно аккуратно, потихоньку сползать на него с берега и, лёжа на прозрачной, как стекло, поверхности, с любопытством следить за жизнью подводного мира, как сквозь стенку аквариума. Можно стукнуть по льду камнем или какой-нибудь железкой - и тогда от белой отметины, оставшейся после удара, разбегутся радужные трещинки, а потом из пробитой дырки появится и спрячется обратно фонтанчик воды.
Повзрослевшим мальчишкам на льду ещё интереснее.
Можно пробурить там лунку - и, поудобнее расположившись перед ней, опустить в манящую темноту леску с наживкой - вдруг да повезёт. А можно сделать прорубь и окунуться туда самому. Неописуемое удовольствие - влететь в ледяную воду прямо из парилки!
Особо горячие парни, нырнув в прорубь, могут рискнуть своей бесшабашной головой, двигаясь не только вверх-вниз, но и сделав подо льдом несколько гребков в сторону. Если отчаянным смельчакам хватает воздуха в лёгких, чтобы всё-таки найти обратный путь и вылезти наверх, они, придя в себя, обычно вспоминают, что снизу лёд столь же ровен и гладок, как и сверху.
Вот примерно на таком уровне и были познания людей об арктических льдах, когда начиналось освоение Северного Ледовитого океана из-под воды. Наш «вероятный противник» при подготовке своей первой арктической подлёдной экспедиции приладил на рубку атомной подводной лодки полозья - точно такие же, как на санях, только перевёрнутые «вверх ногами» и размером побольше. Замысел был гениально прост: погрузиться, приледниться, упереться снизу полозьями в ледяную крышу - и поехали!
Ничего из этого проекта не получилось. Гипотеза о том, что арктический лёд снизу ровен, оказалась ошибочной. Лодка вернулась в базу повреждённой - и хорошо ещё, что вообще вернулась.
Я не раз бывал под «полярной шапкой» - и частенько вспоминал о том неудавшемся эксперименте, когда глядел на показания эхоледомера - прибора, измерявшего толщину льда, царственно и величаво проплывавшего над нашими головами. Ровным это бескрайнее поле почти никогда не было: перепады в метр-два, а то и в десятки метров, были рядовым явлением. Самописец эхоледомера то и дело рисовал на ленте длинные острые зубья, направленные вниз, в нашу сторону. Но даже тогда, когда они менялись на безобидные с виду бугорки или вообще на относительно ровную плиту, было видно, какой мощный многометровый лёд преграждает лодке путь на поверхность.
Если бы нам вдруг понадобилось во что бы то ни стало всплыть, подходящее место для этого - полынью, разводье или просто «окошко», затянутое относительно тонким льдом - искать, возможно, пришлось бы очень долго. Но найти такое место - это лишь полдела. Нужен точный манёвр, чтобы остановить подводную лодку строго под найденной «отдушиной» (учитывая, что лёд ещё и дрейфует). А потом надо долго-долго и медленно всплывать, не давая многотонному кораблю разгоняться - чтобы он не ударился о лёд. То эффектное всплытие, которое совершила компьютерная «К-19» в американском фильме, хорошо лишь для кино. В действительности оно привело бы, скорее всего, к гибели или тяжёлому повреждению лодки...
По своей сложности всплытие подводной лодки в полынье похоже на посадку самолёта на корабль. Главное отличие - в том, что у подводников, как правило, есть возможность в любой момент прервать неудавшийся манёвр, а у лётчиков - далеко не всегда... Ну и, конечно, в том ещё, что самолёт тратит на это минуты и секунды, а подводная лодка - несколько долгих часов.
Суровые арктические районы лишь на первый взгляд кажутся безжизненными. Даже сам лёд живой, он постоянно движется и дышит, то расширяясь, то сжимаясь. Жизнь вовсю кипит под ним - рыбы, креветки, медузы и тюлени постоянно попадали в объективы наших глубоководных телекамер. Жизнь есть и наверху - мы знали, что по ледяным полям постоянно бродят в поисках пищи вечно голодные белые медведи. Я много раз слышал о том, что эти звери нередко вплотную подходят к появившимся во льду кораблям, но увидеть их в Арктике мне долго не удавалось.
И однажды всё-таки увидел!
После очередного всплытия я стоял на мостике, с наслаждением дыша свежим и холодным арктическим воздухом. Пробившиеся сквозь туман солнечные лучи отражались от белизны заснеженного льда (вот уж действительно ослепительной!) и заставляли щуриться. Горизонт из-за тумана не был виден, но зато можно было любоваться тем, что было рядом с нами. Между нашим корпусом и ближайшей кромкой была полоска воды - чистейшей, сине-зелёной, под которой угадывалась многокилометровая глубина. Наша палуба была почти полностью завалена искрящимися на изломах кусками льда. Некоторые глыбы были значительно выше человеческого роста!
Захватывало дух от гордости за свою подводную лодку (сокращённо называемую в наших флотских документах «пл»), за всю советскую технику и за людей, которые ею управляют. Настроение было отличным! Наш могучий корабль, подняв на себе тонны льда, снова всплыл вблизи Северного полюса! На память вдруг пришли сами собой знакомые с детства строки Баратынского из стихотворения о весне:
Шумят ручьи! Блестят ручьи!
Взревев, река несёт
На торжествующем хребте
Поднятый ею лёд!
Поддавшись своему праздничному настроению, я немного изменил две строчки. Получилось так:
Свершилось всплытие, и вот
Взревев, пл несёт
На торжествующем хребте
Поднятый ею лёд!
Улыбнувшись этой нечаянной литературной поделке, я вновь огляделся вокруг - и вдруг увидел какое-то движение метрах в трёхстах от себя. Там, то и дело скрываясь за ледяными торосами, бежал вразвалку какой-то грязно-белый зверь - как мне сначала показалось, очень большая собака. Вскинув бинокль, я присмотрелся - «собака» оказалась хозяином этих мест, белым медведем! Вот мишка повернул свою крупную башку, глянул в сторону лодки чёрными внимательными глазами - и побежал дальше...
Конечно, трудными, но всегда очень интересными были наши подлёдные плавания в Арктике. Очень жаль, что, скорее всего, больше мне там побывать уже не придётся...
Зелёный призрак
Руки человека могут порой создавать удивительные вещи. Общеизвестно, что эти же руки могут и уничтожать созданное.
Моряки и корабелы обычно не любят смотреть, как режут корабли. Этот процесс называют по-разному: и скучноватым термином «утилизация», и фатальными словами «завершение жизненного цикла».
Понятно, что ничто не вечно под луной. Когда-нибудь у каждого корабля наступает его последний выход в море, а потом его списывают и перестают считать кораблём. Нередко после этого стоит бедняга где-нибудь на грязной отмели, как печальный памятник своему славному прошлому, а коррозия неумолимо превращает его в бесполезную труху. Так что, наверное, даже хорошо, когда корабль, умирая окончательно, получает шанс вернуться в море в новом облике, но всё же...
После увольнения в запас мне, увы, приходилось по роду своей тогдашней работы присутствовать при разделке отслуживших своё кораблей и судов. Пусть даже и не подводных лодок - поэтому было не так больно - но всё равно, процесс превращения корабельных корпусов с гармоничными, законченными линиями обводов в груды бесформенных кусков металла приводил меня порой в состояние тоски и депрессии.
Правда, нередко в потаённых корабельных уголках, обнажённых пламенем газовых резаков, нам попадались всякие любопытные вещи разного рода - и тогда мне бывало даже интересно рассматривать такие находки.
Например, однажды мы нашли комплект сигнальных флагов, спрятанный кем-то от кого-то в незапамятные времена и потому успевший истлеть.
А как-то раз перед нами оказалась толстая подшивка пожелтевших газет «На страже Заполярья», где можно было прочитать, как известный всему миру Первый секретарь ЦК КПСС товарищ Н.С. Хрущёв клеймил позором американский империализм за агрессивную политику, вероломство и лживость (так ничего у них с тех пор кардинально и не изменилось)...
Тусклым осенним днём из трюма очередного судёнышка, превращаемого на моих глазах в металлолом, достали невесть как очутившуюся там раму от подросткового велосипеда «Салют». Я посмотрел на неё - и память, словно машина времени, мгновенно перенесла меня лет на сорок назад.
Когда я окончил третий класс, родители подарили мне новый замечательный велосипед.
До него у меня был другой - отличная красная «трёхколёска» на монолитных резиновых шинах. Со сверкающим и таким громким звонком! Звонок, правда, достаточно быстро сломался, но это уже детали…
На этом «велике» я и вся моя малолетняя родня изъездили вдоль и поперёк двор бабушки Тины, у которой я отдыхал каждое лето. Какие сложные и стремительные манёвры выполняли мы порой в довольно узких местах! А когда все лихие наездники немного подросли, взрослые сняли одно из задних колёс велосипеда (что было заботливо предусмотрено его создателями) - и я довольно скоро, хоть и не без некоторых мучений, научился ездить на двух колёсах. Прошло некоторое время, я подрос ещё больше - и очень вовремя узнал от друзей, что на любом велосипеде, оказывается, можно увеличивать высоту седла и руля. Благодаря этому наш стальной «конь-огонь» послужил мне ещё пару месяцев. Теперь я уезжал на нём всё дальше и дальше от дома - и тут выяснилось, что маленькие узкие колёса моего старого доброго велосипеда сильно вязнут в песке, а при быстром спуске с крутых горок от немилосердной тряски не спасают даже мощные пружины под седлом. Вдобавок ко всему, под конец лета я снова начал задевать своими коленями велосипедный руль - даже несмотря на то, что он уже был поднят вверх до предела...
И вот родители, в очередной раз оставшиеся летом на Севере, прислали нам перевод для покупки нового велосипеда - сейчас уже точно не помню, то ли на тридцать пять, то ли на пятьдесят три рубля. И то, и другое по тем временам было совсем не малой суммой. Родители никогда не посвящали меня в свои финансовые дела - и, хоть я не раз слышал от них шутливую фразу «в долгах - как в шелках» - суть её тогда была мне непонятна. Что значит - «в долгах»? Откуда у нас могли быть долги, если отец исправно приносил домой получку?
Лишь сравнительно недавно я узнал от родных, что много лет подряд мои родители были в нашем большом семейном клане самыми обеспеченными в материальном плане людьми - а поэтому они считали своим долгом помогать своим младшим братьям и сёстрам. Те из них, кто учился в институтах, регулярно получал, помимо своих крошечных стипендий, переводы от моих родителей. Ежемесячно отсылались деньги и бабушке Тине (документы которой сгорели во время пожара в архиве - и из-за этого ей не платили пенсию).
Такую помощь нашим близким родители обременительной для себя не считали - сами они никогда не стремились жить в роскоши, никогда не пытались озолотиться, ничего не копили «на чёрный день» - и поэтому помогали, как могли, совершенно естественно, от чистого сердца, безвозмездно.
Как я теперь понимаю, от получки до получки нам самим денег хватало вполне, а вот чтобы поехать в отпуск куда-нибудь на юг, родителям приходилось брать в долг у друзей. С гордостью вспоминаю: все наши друзья были такими же добрыми и бескорыстными, как и мои родители. Накопленные долги аккуратно возвращались в течение года (почти до самого отъезда в следующий отпуск).
В тот прекрасный летний день, когда почтальон принёс заветный перевод от родителей, я вместе с маминым братом, дядей Толей, отправился за велосипедом в магазин «Культтовары». Это было старое приземистое деревянное здание, стоявшее на самом краю городского рынка. Глаза мои разбегались каждый раз, когда я заходил в тот магазин! На стеклянных полках лежали и великолепные рыболовные снасти, и различная техника для фото- и кинолюбителей (включая поразивший моё воображение герметичный бокс для подводной съёмки), и самый разный спортивный инвентарь.
Но сейчас нас интересовали только новенькие велосипеды, стоявшие в рядок у стены, и мы довольно быстро выбрали один из них - пусть не самый большой, но и не маленький - на раме которого красовалась надпись «Салют». Расплатившись, мы выкатили его на улицу и торжественно повели домой, взявшись с двух сторон за рукоятки руля.
По дороге я всё не мог налюбоваться своим «Салютом». Он сиял под добрыми лучами уральского солнышка свежей светло-зелёной краской, хромированными деталями и искрящимся светоотражателем на заднем крыле, похожим на красный леденец. Мне не терпелось вскочить в седло и опробовать велосипед на ходу - да вот только его для этого ещё нужно было подготовить. Глянув в технический паспорт, я узнал, что велосипед сделан на Атигском машиностроительном заводе. Раньше я такого названия не встречал - и поэтому оно показалось мне каким-то таинственным, загадочным.
Настроение было праздничным не только у меня - радовался и дядя Толя. Он шёл и напевал:
От Махачкалы до Баку
Волны катятся на боку,
И, качаясь, бегут валы
От Баку до Махачкалы!
Дома мы стали готовить велосипед к тому, чтобы на нём, наконец-то, можно было кататься. Мы подкачали насосом обе камеры, промыли керосином подшипники, подтянули некоторые спицы в колёсах и все гайки. Самостоятельно я тогда с этим точно не справился бы! Попутно я узнал от дяди Толи - велосипедиста со стажем (а ещё - хорошего инженера с закалкой авиатехника) - много интересного и об устройстве своего велосипеда, и о том, как с ним надо обращаться.
И вот мы с велосипедом начали привыкать друг к другу. Отличная это оказалась техника! Сколько километров пронёс он меня в то лето, подобно коню-иноходцу из песни Высоцкого, «по камням, по лужам, по росе»!
Я и раньше не сопротивлялся, когда бабушка отправляла меня не в самый близкий путь за квасом или молоком (все остальные продукты можно было купить в магазине рядом с домом) - а теперь вся дорога туда и обратно занимала лишь пару минут. При этом душа моя ликовала: вот как мы с велосипедом можем! Катаюсь не просто так - а с пользой для всех! А о том, что на свою любимую рыбалку я теперь мог уезжать вообще достаточно далеко, можно даже не говорить...
Хоть мой «Салют», в отличие от иноходца из песни, никогда не бунтовал против человека, сидящего в его седле, в пути случалось всякое. Не раз переднее (а изредка - даже заднее) колесо велосипеда начинало слегка напоминать цифру «8», но все возникавшие технические проблемы оказывались вполне решаемыми.
Точно такой же «Салют» был тогда у моего друга Славы Касьянова. Однажды мы отправились на своих велосипедах в многочасовое путешествие по окрестностям Очёра. Нам тогда было интересно, весело и, в то же время, немного страшновато. Мы побаивались встречи с какой-то «бандой чернорубашечников», которая, по «достоверным» слухам, недавно объявилась в наших краях и теперь наверняка сидела где-то здесь, прямо в придорожных зарослях, и высматривала себе добычу. Правда, нам тогда, пожалуй, больше следовало бы опасаться машин и колёсных тракторов, которые носились туда-сюда по одной с нами грунтовой дороге (не слишком-то широкой).
Зато какие просторы и какая красота открывались тогда нашим глазам! Чтобы это понять, надо просто однажды приехать летом на Урал…
К счастью, наш «дальний поход», в котором я сумел по-новому увидеть родную землю, закончился благополучно.
А через пару лет мой «Салют» получил своё собственное имя - я старательно вывел зелёной краской на его руле слова "GREEN FANTOM". Конечно, с точки зрения английской орфографии, слова «ЗЕЛЁНЫЙ ПРИЗРАК» следовало бы написать как "GREEN PHANTOM" - но слишком уж сильным было тогда влияние любимого всеми советскими школьниками французского фильма «Фантомас»...
Так уж получилось в тот день, что старая велосипедная рама, извлечённая из ржавого трюма - точно такая же, как была у моего «Зелёного призрака» - оказалась для меня приветом из детства.
Друзьям и врагам посвящается
Недавно я в очередной раз пообщался со своим давним другом и сослуживцем Сашей Андреевым - круглолицым, улыбчивым, добродушным Сашкой. В нашем экипаже он был командиром гидроакустической группы. Поговорили о том, о сём - ну и, конечно, вспомнили прожитое и пережитое в разное время и на разных кораблях.
Интересная была работа у нашей «К-513»! Чаще всего она противостояла подводным лодкам «супостата» - искала в океане натовские ракетоносцы или «снимала с хвоста» у наших чужие противолодочные подводные лодки, следившие за ними.
А однажды в Баренцевом море произошла интересная встреча. Акустики «К-513» обнаружили атомную подводную лодку - и началась игра в «кошки-мышки». Несмотря на решительное и непредсказуемое маневрирование, оторваться и скрыться обнаруженному атомоходу не удавалось в течение восьми часов подряд! Но когда наша лодка всплыла под перископ на очередной сеанс радиосвязи, она неожиданно получила приказание прекратить слежение и следовать в базу.
После возвращения начался детальный анализ маневрирования обеих подводных лодок, магнитофонных записей, других материалов - и тогда удивились даже видавшие виды специалисты. Стало понятно, что «К-513» обнаружила, скорее всего, атомную ракетную подводную лодку - но только какую-то очень странную. Она при всех своих попытках отрыва от слежения почему-то и большого хода развить не могла, и отчаянно шумела (у «супостата» к тому времени таких подводных лодок, кажется, уже не осталось).
Разгадка оказалась очень простой. В те дни с боевой службы возвращалась одна из наших ракетных подводных лодок проекта 667А - к тому времени уже успевшая достичь весьма почтенного возраста. На ней произошла какая-то серьёзная неприятность с главной энергетической установкой, и корабль шёл в базу «на честном слове и на одном крыле». Возможно, по этой причине соответствующий командный пункт назначил аварийной лодке для возвращения кратчайший маршрут - очевидно, не учитывая, что он проходит через район, где находилась «К-513».
Это решение, конечно же, было ошибочным. Маршруты движения и районы, назначаемые подводным лодкам в море, всегда выбирались таким образом, чтобы эти корабли ни в коем случае не могли сблизиться на дистанцию обнаружения друг друга (если, конечно, перед ними не ставилась задача каких-то совместных действий). А поскольку две субмарины встретились - каждый из командиров решил, что обнаружил «вероятного противника», и начал действовать так, как ему в таком случае и полагалось.
Экипажи обеих лодок узнали, что произошло на самом деле, только на берегу, когда там встретились два офицера, два брата, два штурмана - один был на борту того самого аварийного ракетоносца, а второй, по иронии судьбы, - на «К-513». Хорошо, что предыдущая встреча братьев - под волнами Баренцева моря - произошла в мирное время, поэтому всё закончилось благополучно: улыбками, шутками и дружеским застольем группы офицеров из обоих экипажей, а не обменом торпедными залпами...
Все наши ровесники успели застать интересный исторический период. Мы служили в мощном океанском флоте Советского Союза в те годы, когда наш флаг знали во всём мире. Пусть не везде нашу страну любили - но, по крайней мере, уважали её силу и вынуждены были считаться с её интересами.
Мы с Сашей больших высот в службе не достигли - по сути, мы были просто винтиками одного большого механизма - но своё дело делали. Сколько бессонных ночей и пройденных миль осталось у нас за спиной!
Конечно, случалось тогда всякое - нередко нас драли, как сидоровых коз (чаще всего - по заслугам!), порой нас предавали, порой - «подставляли», но всё равно у нас осталось ощущение, что мы участвовали в одном важном, хорошо сделанном совместными усилиями очень многих людей, деле.
Было в те незабываемые годы очень нелегко и нашим семьям, которые ждали нас на берегу. Даже в сравнительно благоустроенных военных городках им постоянно приходилось преодолевать бытовые неудобства - и серьёзные, и, казалось бы, мелкие, но, зачастую, такие досадные!
Не все жёны наших знакомых сумели выдержать испытание Севером. И не у всех мужья вернулись живыми с моря…
Орденов тогда почти никому из нас не давали - да и медали, что украсили, со временем, наши парадные тужурки, оказались, в основном, юбилейными и «песочными» (то есть - за выслугу лет). Благодарностями нас тоже особо не баловали - недаром в нашей среде говорили: «Лучшее поощрение для офицера - это когда его не наказали». Зато мы были вознаграждены за всё осознанием своих побед (больших и малых) над трудностями, обстоятельствами и, конечно же, над собой. Наша служба не была бесконечным парадом (хотя, к слову сказать, подготовка к параду - это тоже нелёгкий труд), но временами она дарила нам такие незабываемые события и ощущения!
Саша вспомнил, как наша лодка впервые зашла в одну из африканских стран. По ночам он нёс вахту вместе с другим лейтенантом, Ваней Степановым, прикомандированным минёром. Парни сидели на мостике, мечтая и разговаривая вполголоса. Как прекрасны были тишина, тепло и аромат доселе неведомого никому из нас экзотического уголка Земли, открывшегося после ледяных объятий полярной зимы и замкнутого пространства прочного корпуса! В невообразимо чёрном южном небе горели звёзды, казавшиеся совсем близкими - яркие, как лампочки. Сияло во всей своей красе созвездие Южный Крест, с незапамятных времён притягивающее к себе взоры «флибустьеров и авантюристов». Внизу маслянисто блестела тёмная вода спящего океана. Вся окружавшая их величавая природа дышала миром и покоем...
Лейтенанты тогда испытывали одно и то же чувство - чувство гордости за себя, двух простых русских парней, запросто сидящих на мостике современного атомохода, мощного и красивого, который перенёс их к далёким, сказочным берегам. И, конечно, они безмерно гордились нашей страной, по приказу которой они здесь охраняют этот мир и покой!
Говорят, чем ближе старость, тем больше человек идеализирует свою молодость. Может быть, нам с Сашей ещё предстоит проверить, так ли это - а пока что мы помним, что за служба была у нас, не пытаясь приукрашивать ничего. Нелегко бывало не только в море, но и на берегу. Чем мы только там ни занимались! И казармы обустраивали своими руками, и кололи лёд на «объектах приборки» вместе с нашими матросами, и несли кучу всяких нарядов - как внутренних, так и гарнизонных - никак не связанных напрямую с нашей службой. Не унывали! Утешались шутками вроде такой: «Глаза офицера от счастья горят - он заступает в воскресный наряд». И все считали такое положение дел вполне нормальным...
Но когда погибла подводная лодка «Комсомолец», тогда, помнится, не только командование разных уровней, но и общественность задумались: почему такое могло произойти? Кто-то умный из числа флотских офицеров в те дни сказал:
- Что может быть в том случае, если дирижёра, в дополнение к его основной работе, заставят лично руководить уборкой снега и мусора вокруг филармонии, непосредственно заниматься воспитанием всех музыкантов оркестра, организацией их быта, питанием, расквартированием, обеспечением одеждой, всеми видами довольствия, и т. д., и т. п.? Вряд ли из этого получится что-нибудь хорошее. Скорее всего, у него не останется времени даже для того, чтобы просто заглянуть в партитуру...
Ну а нас тогда спасало от серьёзных аварий только то, что наши экипажи были опытными, много плававшими и состоявшими больше чем наполовину из высокопрофессиональных подводников - офицеров и мичманов. Верилось, что так будет всегда!
Что было потом с нашей страной и с её Военно-морским флотом - помнят все...
И вот, наконец, пришли другие времена. Пусть всё у нас сегодня идёт довольно непросто и неоднозначно - но Россия вновь стремится подняться во весь рост. Мы поднимаемся, несмотря ни на что - и это вызывает бешенство у тех, кто всегда мечтал нас уничтожить.
Смиритесь, любезные, и изучайте получше историю (а заодно и географию). А ещё - не забывайте замаливать свои грехи!
Предыдущая часть:
Продолжение: