В жизни нам нередко встречаются незаурядные люди. И жаль, что иногда должно пройти много-много лет прежде, чем мы по-настоящему начинаем понимать весь масштаб личности тех, с кем когда-то могли видеться каждый день - возможно, даже не придавая этому особого значения.
Судьба подарила мне встречи со многими интересными людьми. Одним из них был мой первый преподаватель военного дела - или, по-старому говоря - «военрук».
В девятом классе у нас, согласно программе, появилась новая дисциплина - кажется, она называлась «Начальная военная подготовка». Я помню, как впервые взял в руки учебник по этому предмету - и, бегло просмотрев его, пришёл в тихий восторг. Вот, наконец-то, мы будем изучать в школе уже не бесчисленные тычинки с пестиками и не унылые бемоли с бекарами, а настоящую «науку побеждать» для настоящих мужчин! С выбором своей будущей профессии я тогда уже определился - решил поступать в Высшее военно-морское училище подводного плавания имени Ленинского комсомола.
Ничего, что специфической военно-морской тематике в том учебнике было отведено совсем немного места - всё равно, его содержание мне показалось очень интересным (например, весьма обширные разделы, посвящённые стрелковому оружию). А какой советский мальчишка в те годы не интересовался оружием и военной техникой?
В предвкушении начала занятий по военному делу я изрисовал обложки большинства своих тетрадей торпедами - пушками - пулемётами - кораблями - самолётами, за что получил у одноклассников довольно безобидное прозвище «милитарист». Пролетал день за днём, но долгожданных уроков начальной военной подготовки всё не было и не было!
Оказалось, что должность преподавателя этого предмета до сих пор была вакантной: наша североморская школа № 12 существовала всего лишь несколько недель, и к началу нового, первого в её жизни, учебного года ещё не всё было до конца готово… Уроки начальной военной подготовки раз за разом заменялись, к моему разочарованию, другими предметами.
И вот, наконец, Эмма Семёновна, наша «классная», с торжествующей улыбкой сообщила:
- В нашу школу назначен преподаватель военного дела - Марк Исаевич Рейтман, североморский поэт!
Я почувствовал некоторое разочарование. Причина радости Эммы Семёновны - учителя русского языка и литературы - была вполне понятна. Ну а для меня же в то время, когда я переживал период юношеского максимализма, слово «поэт» было почти ругательным. Оно почему-то стойко ассоциировалось с образом не в меру восторженного или, наоборот, не в меру мрачного неврастеника (почти в любом случае - человека «не от мира сего», который бесстрашно манипулирует рифмами, но ни на что не годен в повседневной жизни).
Правда, вскоре я услышал, что, до недавнего времени, Марк Исаевич служил в штабе Северного флота, и это меня несколько успокоило: вряд ли в такие места попадают пустые мечтатели.
А отец, когда я его я спросил, не знает ли он, случайно, нашего нового военрука, улыбнулся и сказал:
- Рейтман? Марк Исаевич? Достойный человек и отличный офицер!
И вот состоялась наша первая встреча. В класс уверенной походкой вошёл седой капитан 1 ранга. В его взгляде удивительным образом сочетались твёрдость и доброта. Марк Исаевич рассказал нам о себе: биография его, в общем-то, была похожа на биографии тысяч людей того поколения. Рабочий паренёк из Подмосковья (кстати, работавший на «номерном» заводе, который выпускал корабельные орудия) пошёл по комсомольской путёвке на флот, поступил в высшее военно-морское училище. Стал офицером (штурманом), воевал на эскадренных миноносцах. Сначала - на кораблях дореволюционной постройки, типа «Новик» (одним из них был «Карл Либкнехт»), а потом - на прославленном «Гремящем». На нём он участвовал в проводках арктических конвоев, на нём, через несколько лет, стал старшим помощником командира. Правда, о том, что такое война, он нам почти ничего не рассказывал.
Марка Исаевича мы приняли и полюбили сразу.
Будучи человеком сугубо флотским, он, тем не менее, никогда не забывал, что преподаёт нам начальную военную подготовку - то есть, обязан дать такие знания, которые должны пригодиться его нынешним ученикам-мальчишкам, независимо от того, куда их потом могут призвать. Марк Исаевич всегда одинаково уважительно говорил обо всех военных - где бы кто ни служил и какую бы форму ни носил. Как оказалось, он прекрасно разбирался даже в таких тонкостях, которые были связаны сугубо с «неродными» ему сухопутными войсками.
Наш новый учитель восхищал нас ещё и как человек с богатым опытом - не только служебным, но и житейским. А ещё, он периодически - причём, всегда к месту - демонстрировал нам своё замечательное чувство юмора.
Марк Исаевич не скрывал от нас, что пишет стихи, но никогда и не выпячивал этого. Свои стихи он нам иногда читал или просто комментировал, но никогда не устраивал из уроков вечеров поэзии.
К слову, встречу с нашим военруком как с поэтом администрация школы всё же однажды устроила. Помню, как, читая стихотворение, начинавшееся словами «Цвет волос твоих - лист осенний», он не отводил потеплевшего взгляда от той Единственной, которой оно было посвящено (супруга Марка Исаевича вела в нашей школе математику).
Так получилось, что одноклассники единодушно предложили мою кандидатуру на должность нештатного командира класса (объяснялось это очень просто - ведь я был в их глазах «милитаристом»)! Мои обязанности были достаточно просты - в числе прочего, я должен был в начале урока командовать «Смирно!» и производить доклад. Марк Исаевич попросил, чтобы при этом я обращался к нему по воинскому званию, если он в форме, а когда «по гражданке» - тогда «товарищ военный руководитель». Слово «военрук», видимо, казалось ему устаревшим или неблагозвучным.
Помню, как под руководством Марка Исаевича мы с ребятами несли в школу через весь город стрелковое оружие, полученное в городском военкомате: пару автоматов, ручные пулемёты Калашникова и Дегтярёва, несколько малокалиберных винтовок. Как здорово это было! Вместе с нами радовался и наш учитель. Он восхищался советской техникой - и стрелковым оружием (как только нарезные стволы выдерживают несколько тысяч выстрелов!) - и космическими кораблями (надо же, с поверхности Земли стартует ввысь сооружение, которое весит почти как целый эсминец)!
Принесённые нами пулемёты и автоматы для стрельбы не годились - они были учебными. Стрелять можно было только из «малокалиберок» - но нужен был тир. Марк Исаевич блестяще решил эту проблему, восхитив всех своими организаторскими способностями.
Он присмотрел вполне подходящее для будущего тира место в подвале школы и предварительно согласовал всё с директором. Потом Марк Исаевич договорился в военной комендатуре гарнизона, чтобы дисциплинарно-арестованных матросов и солдат, сидевших на гауптвахте, посылали на «исправление» в подвал нашей школы - сначала, на земляные работы, а потом - для того, чтобы делать на огневом рубеже деревянные настилы. Из опыта истории наш учитель, конечно же, знал, что подневольный труд никогда не был ни качественным, ни производительным - но, в данном случае, у арестантов была прямая заинтересованность в том, чтобы идти именно на наш «строительный объект». Если тебя, за время «отсидки», так и так неизбежно и регулярно отправляют на какие-нибудь работы (как правило - грязные и тяжёлые), то лучше уж, при этом, находиться в тепле, чем на холоде и ветру.
Дерево для настила в тире тоже не стоило нашей школе ни копейки - Марк Исаевич знал, что на аэродромах, расположенных вблизи Североморска, периодически появляется замечательный деревянный брус от укупорок для авиабомб, и вскоре его нам завезли столько, сколько было надо.
Так что, через несколько недель в нашей школе появился свой собственный тир - причём, отличный, соответствующий всем требованиям!
Будучи свидетелями того, как всё это было сделано, мы ничуть не удивились, когда узнали один любопытный факт из биографии Марка Исаевича за тот период, когда он только-только вступил в командование одной известной в городе береговой частью.
Дело было так. Принимая дела и обязанности вскоре после назначения туда, он обратил внимание, что на территории части есть много озёр с большим перепадом высот между ними. Марк Исаевич сказал, что здесь будут работать фонтаны - но, кажется, никто его заявления тогда всерьёз не принял. А между тем, новый командир показал своим подчинённым, что его слова с делами не расходятся - он сумел выкроить время, чтобы пригласить специалистов, составить, вместе с ними, проект и, всё-таки, запустить настоящие фонтаны на территории части!
Да, у нашего военного руководителя слова с делами не расходились. Он и в других очень ценил обязательность и пунктуальность - но, при этом, оставался романтиком и поэтом.
Ни я, ни мои одноклассники долгое время не знали, что на стихи Марка Исаевича написан целый ряд песен, причём, не только на морскую тематику. Тем поразительнее оказалось внезапно сделанное мной открытие. Однажды в передаче «Встреча с песней» прозвучала «Крапивушка», после которой постоянный ведущий передачи, Виктор Татарский, сказал, что слова песни написаны Марком Рейтманом!
А ещё, всего каких-то несколько лет назад, мы с отцом слушали «Песню подводника» («Вдали исчезли берега огни»), автором слов которой был тоже Марк Исаевич, - и решили, что, пожалуй, эта песня получилась ничуть не хуже, чем знаменитая «Усталая подлодка».
Экзамена по начальной военной подготовке школьной программой предусмотрено не было, но, через год с небольшим, нам представилась возможность на деле показать, чему нас научил наш военный руководитель.
Стартовала новая военно-спортивная игра для старшеклассников - «Орлёнок». В достаточно упорной борьбе мой 10-Б выиграл первое место, поэтому, сборная школы была сформирована на базе нашего класса. Подготовка к городским соревнованиям давалась нам непросто: и психологически, и по той причине, что пора уже было готовиться к выпускным экзаменам (постоянно не хватало времени). Но сборная получилась сильной! Достаточно вспомнить, что участвовать в состязании по разборке-сборке автомата Калашникова было доверено Саше Красильникову, результат которого оказался просто недостижимым для всех остальных, а нашими медсёстрами стали лучшие из лучших - две неразлучные подруги, Оля Киловатая и Полина Тимофеева. Командовать снова доверили мне.
Подготовкой нашей сборной к городским соревнованиям Марк Исаевич руководил лично. Его замечания (пусть даже, порой, высказанные в достаточно резкой форме) оказались для меня очень полезными.
И вот, наступил решающий день. Как напишет позже в «Североморской правде» представитель городского военкомата Б. Постол, главный судья соревнований, «...на плац вышел взвод школы № 12 - и стало ясно, что эти ребята будут сегодня победителями». Все наши (включая нескольких ребят из 8-9 классов) отработали просто здорово! В результате, мы действительно победили - даже, несмотря на досадную ошибку, которую я допустил в состязании по определению азимутов на ориентиры.
Строевые приёмы на месте и в движении наша сборная выполнила безукоризненно. Но, дополнительно, (и, видимо, существенно!) на полученную нами за этот вид подготовки оценку повлияла внезапная «кадровая перестановка», которую Марк Исаевич предложил сделать накануне. Получив точные разведданные, что судейская коллегия процентов на девяносто будет состоять из мужчин, он, неожиданно для всех, поставил направляющими не могучих парней, как это сделали во всех других сборных, а трёх рослых, длинноногих, симпатичных девчонок - Иру Крынину, Наташу Морозову, Марину Радецкую. И, кажется, его военная хитрость удалась на славу!
После триумфального выступления сборной нашей школы я (кажется, с лёгкой руки Лены Карамышевой) получил новое прозвище - «Гарик-взводный». Ощущение лаврового венка на голове было очень приятным, хотя, я понимал, что без помощи и руководства Марка Исаевича наша победа вряд ли была возможна.
С тех пор прошло столько лет...
Увы, нет уже с нами Марка Исаевича - но мы до сих пор с восхищением и благодарностью вспоминаем нашего учителя. Живут и его стихи, и его песни - например, ансамбль Северного флота с неизменным успехом исполняет «Встречу с Севером» и «Полярный день».
Клавдия Петровна как гарант навигационной безопасности.
Не секрет, что все гражданские суда Советского Союза проектировались и строились так, чтобы их, в случае чего, можно было использовать и в военных целях, а курсанты наших «мореходок» в обязательном порядке проходили военно-морскую подготовку. Многие из них после выпуска успешно служили на кораблях ВМФ.
А в начале шестидесятых годов на гражданские суда, бывало, ещё и прикомандировывали флотских офицеров. Делалось это (по согласованию двух министерств) для того, чтобы военные могли, если надо будет, командовать мобилизованными судами, - а ещё и затем, чтобы освежить знания гражданских судоводителей по некоторым специфическим вопросам (прямо на рабочем месте, не призывая на военные сборы).
Вот таким образом и получилось, что молодой штурман с подводной лодки однажды вышел в море на рыболовном траулере.
Стемнело (а на Севере зимой темно бывает почти круглые сутки), да ещё и пошли один за одним плотные снежные заряды. Чтобы уточнить навигационную обстановку, штурман решил включить радиолокационную станцию. К удивлению и разочарованию офицера, лучик развёртки на электронном индикаторе радиолокатора остался стоять неподвижно, не желая бегать по кругу, как ему было положено.
Штурман озабоченно сказал капитану, который молча и спокойно стоял рядом:
- Похоже, нет вращения антенны?
Старый морской волк в ответ кивнул, а затем приоткрыл дверь, что вела из ходовой рубки на крыло мостика, и крикнул кому-то в темноту:
- Клавдия Петровна, начинай!
Лучик вздрогнул и начал вращаться, рисуя на экране знакомые очертания берега и светящиеся пятнышки проходящих рядом кораблей и судов. Всё - как на ладони! Вот только вращался он как-то странно, неравномерно, рывками.
После того, как вся обстановка была нанесена на карту, молодой подводник решил из любопытства посмотреть: что же это такое творится с радиолокационной станцией?
Он увидел то, чего никак не ожидал увидеть. Женщина-буфетчица, одетая как положено, по-зимнему, стояла ниже антенны радиолокатора (грамотно - чтобы не попадать под электромагнитное излучение), и крутила эту антенну деревянной шваброй, не обращая внимания на снег, ветер, темноту и плеск волн!
Урок мужества
Это было в 1966 (а может быть, в 1967) году, когда я учился в третьем или четвёртом классе. На Север вновь пришла весна; хоть зима всё ещё никак не хотела отступать, дни неуклонно удлинялись, солнце заливало всё вокруг своим сиянием - и снег под его напором уже заметно оседал, становясь похожим на чуть подмокший сахар. Приближался май - а с ним и мой, пожалуй, самый любимый праздник - День Победы.
В том возрасте я уже отчётливо осознавал, что за Победу наша страна заплатила неимоверно высокую, страшную цену - но (возможно, в силу своего тогдашнего детского оптимизма) всё ещё не мог по-настоящему ощутить горького привкуса этого великого праздника.
Я запоем читал военные мемуары и с удовольствием смотрел в кино и по телевизору всё, что касалось Великой Отечественной войны. Незаслуженно забытый сегодня фильм «Жаворонок» я посмотрел тогда, наверное, раз восемь (естественно, ещё не понимая многого из того, что хотели донести до зрителя его создатели). Хотя мне и было очень жаль геройски погибшего интернационального экипажа «тридцатьчетвёрки», каждый раз я восхищался: какие у нас были танки! А какие искусные и смелые танкисты! Как мы тогда дали фашистам прикурить!
Сегодня смотреть этот фильм уже не могу. Причём даже не из-за показа кадров деловитого, хладнокровного расстрела безоружных людей, что само по себе страшно. В момент, когда за одиночным танком, чудом вырвавшимся с немецкого полигона из-под убийственного орудийного огня, побежали по помещичьему полю угнанные в Германию женщины, внезапно и безоговорочно поверившие, что уже пришли наши - ком в горле...
А в тот год в нашей школе - так же, как и делалось раньше накануне Дня Победы - решили провести встречи с ветеранами Великой Отечественной войны, чтобы дети могли из первых уст услышать их воспоминания. Такие мероприятия спустя много лет стали называться «уроками мужества».
Помню, как наша учительница, Ираида Ильинична Дмитриева, привела в класс пожилого (по нашим тогдашним меркам), но всё ещё бодрого и подтянутого мужчину. На его пиджаке сверкало несколько рядов орденских планок, аккуратно вставленных в выпуклые прямоугольнички из оргстекла. Это был чей-то дедушка, приехавший ненадолго в Ягельную к своей родне. Ираида Ильинична его нам, конечно, представила - но я, к сожалению, либо тогда нечётко расслышал, либо просто (почти через пять десятков лет) забыл, как звали этого, безусловно заслуженного, человека.
О людях его поколения пелось: «Три войны за спиной, три войны за спиной комсомольцев двадцатого года».
Моя память, увы, не сохранила, был ли тот дедушка участником зимней войны 1939-1940 года - той, которую Александр Твардовский назвал «войной незнаменитой». Если даже и не был - всё равно наш гость сумел пройти не через три, как в песне, а, по меньшей мере, через четыре войны!
На фронтах Гражданской он вместе с друзьями-комсомольцами воевал в кавалерии. Мы все тогда слабо представляли себе, что это такое - насколько страшна воспетая многими поэтами лихая кавалерийская атака и как ужасно выглядит поле боя после отчаянной рубки. Наш гость рассказывал об этом весьма немногословно. Да, ему тоже выдали шашку. Да, он кого-то этой шашкой рубил. Как всё это происходило, он после боя вспомнить не мог - только потом весь правый рукав его кожаной куртки был в крови - значит, и в самом деле рубил...
Однажды его отряд освободил какое-то село от банды «атамана Маруси». Это имя мне уже попадалось в одной из книг, и я, помню, тогда очень удивился: надо же, какое прозвище придумал себе грозный атаман! Не выдержав, я переспросил с места:
- Скажите пожалуйста, что за имя - атаман Маруся? Это всё-таки была женщина или нет?
- Женщина, но порядки она устанавливала жестокие...
Ответив на мой вопрос, ветеран с лёгкой улыбкой продолжал:
- А через некоторое время после окончания Гражданской войны нас, кавалеристов, отправили на учёбу - и затем посадили в железные коробочки, небо коптить...
- В танки?
- Да, в танки. Первой моей машиной был «Т-26». Очень неплохой, хотя к началу Великой Отечественной войны он, конечно, уже устарел. Зато в военном конфликте с Японией, который был на территории Монголии (Хасан и Халхин-Гол), этот танк показал себя очень хорошо!
Затем наш гость очень скупо (явно щадя нашу неокрепшую детскую психику) рассказал о том, через что ему довелось пройти в 1941 году. На нескольких боевых эпизодах пожилой танкист остановился чуть подробнее - в том числе, рассказал нам, как ему в доводилось, воюя уже на «Т-34», давить немецкие противотанковые пушки. Вспомнил он и о том, как в одном из боёв враги подбили шедший рядом танк, в котором заживо сгорели его друзья.
Мой приятель Саша Шутов серьёзным, прерывающимся от волнения голосом, спросил:
- А Вы... помните имена тех, кто погиб в этом танке?
Ветеран ответил, что, конечно, помнит - и, глядя прямо перед собой неподвижным взглядом, полным светлой грусти, перечислил их. К сожалению, я запомнил имя лишь одного (благодаря редкой фамилии) - «Ванюшка Сторожев».
Мы слушали рассказ человека, который не просто пережил то страшное и героическое время. Наш гость лично прошёл через великие события, которые для нас были страницами истории. Он говорил о том, как наша армия сначала отходила с боями на восток, а потом перешла в наступление. Однажды машина, на которой воевал этот танкист, подорвалась на противотанковой мине. Погибла половина экипажа - а сам он с тяжёлым ранением попал в госпиталь, в глубокий тыл.
Дальше наш гость с улыбкой рассказал, как однажды он вместе с другом - таким же танкистом, выздоравливающим после ранения - ходил в увольнение в город, где был расположен госпиталь:
- Военное время, строгие порядки, патрули на улицах... У меня нет правого глаза, а у друга не было левого. Вот так мы с ним и шли, договорившись, что я буду смотреть влево, а он - вправо. Но товарищ отвлёкся, чтобы купить папирос - и я не увидел патруля, который подошёл к нам для проверки документов как раз справа. Пришлось оправдываться...
Класс удивлённо загудел:
- Как это - нет глаза? У Вас же есть оба глаза!
- А вот так!
Наш гость снял очки и легонько постучал пластмассовой дужкой по своему правому глазу. Раздался звук, от которого похолодела душа - такой мог исходить лишь от твёрдого и явно неживого предмета. Виновато улыбнувшись, пожилой танкист сказал:
- Искусственный, стеклянный... - и продолжил рассказ.
Несмотря на последствия тяжёлого ранения, ему позволили вернуться в строй и довоевать. А вскоре после Победы его полк вместе со многими другими перебросили на Дальний Восток - воевать с Японией.
Я тогда впервые услышал название «Квантунская армия».
Это была уже вторая (после Хасана и Халхин-Гола) встреча нашего гостя с японцами. О своём противнике и о той войне он сказал так:
- Японцев с детства воспитывали в духе преклонения перед своим императором. Им внушали, что нет выше счастья и большей доблести, чем умереть за своего императора. Ну а мы, в отличие от них, шли не для того, чтобы умереть, а чтобы победить.
Конечно, было нелегко. Например, когда мы переходили через пустыню Гоби, приходилось экономить буквально каждый глоток воды - а ведь ещё надо было думать, чем заполнять кожухи станковых пулемётов типа «Максим» (им требовалось водяное охлаждение). И ещё периодически беспокоили японские солдаты-смертники. Они, хорошо замаскировавшись среди песков, поджидали колонны Красной Армии с конкретной целью: подпуская нас к себе настолько близко, что становились видны знаки различия, выборочно убивать наших командиров. Это японцам иногда удавалось - и, как правило, после своего одиночного выстрела они в ответ получали несколько наших пуль.
Квантунская армия была, конечно, очень сильным противником, но против неё шли не новички, а прекрасно вооружённые советские войска с большим боевым опытом. Похоже, полной неожиданностью для японцев стало и то, что у нас оказалась полноценная артиллерия (пушки через Хинганский хребет временами несли буквально на руках), и то, что через горы сумели пройти наши танки!
Японцы дрались смело, сопротивлялись отчаянно. Но всё равно мы их победили!
Вспоминая сегодня тот урок мужества, я думаю: да, наша страна тогда снова победила. И за эту победу опять погибло столько людей! Кровь их была пролита не напрасно - но как, конечно же, хотелось жить тем, кто, разгромив гитлеровскую Германию, умирал за победу над Японией, так и не успев повидать ни своего дома, ни своих родных! Об этом пожилой танкист нам не рассказал...
Юбилейная медаль
Жизнь у всех складывается по-разному. А этого лейтенанта можно было назвать настоящим баловнем судьбы! Попал на плавающий корабль, в хороший экипаж, за год совершил три автономки. В последнюю из трёх он уходил уже в звании старшего лейтенанта и в должности командира БЧ-5 (то есть механика) подводной лодки - пусть дизель-электрической, зато крейсерской, ракетной!
Везение везением, но дело было не только в этом. Он всегда считался парнем старательным и неглупым, да ещё и учителя хорошие попались!
Вернулся молодой механик из очередной автономки, в которую ходил, будучи прикомандированным к чужому экипажу, и тут же встретил замполита со своего корабля. На груди у «зама» сияла новенькая медаль с профилем Ильича - «В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина». Старший лейтенант позавидовал замполиту и спросил:
- А меня почему такой же не наградили?
Политработник неуклюже пошутил:
- Потому что нехрен тебе было по морям шляться - надо было служить!
Лицо молодого механика побледнело от благородного гнева, а замполит, моментально осознавший свою ошибку, испугался: за такую шуточку в те времена могли очень серьёзно призвать к ответу. Парень-то ведь был не в увеселительных круизах, а выполнял, по большому счёту, боевую задачу стратегической важности в мирное время.
Желая загладить свою вину, политработник в тот же день написал официальную бумагу и отправил её по своей линии в Москву. Там говорилось, что этот механик - грамотный, перспективный офицер, умелый руководитель, сочетающий требовательность к подчинённым с заботой о них, передовик социалистического соревнования, что он лучше всех конспектирует первоисточники классиков марксизма-ленинизма и правильно понимает линию партии. Кстати, почти всё соответствовало действительности! А вывод послания был следующим: такого замечательного офицера надо обязательно наградить какой-нибудь замечательной медалью!
Москва отреагировала своеобразно. То ли все юбилейные медали к этому времени уже закончились, то ли что-то другое произошло - так или иначе, в один прекрасный день оперативные дежурные разных уровней оперативно выстроили цепочку от Главного штаба ВМФ до крошечной базы на краю земли - прямо до казармы, в которой находился в тот момент молодой механик. Его вызвали его к телефону и предупредили:
- Сейчас с вами будет разговаривать Главнокомандующий Военно-морским флотом!
Такого звонка, естественно, не ожидал никто. Испугался, конечно, и сам старший лейтенант, и (ещё больше!) его командир. Он бегал вокруг своего молодого механика, прижимавшего к уху телефонную трубку, и шипел:
- А ну, признавайся, что натворил! Признавайся, сукин сын!
Старший лейтенант не признавался. Он внимал словам грозного Адмирала Флота Советского Союза и однообразно отвечал:
- Так точно! Есть! Так точно! Есть!
В общем, парень получил вместо вожделенной юбилейной медали... орден Красной Звезды!
Продолжение этой счастливой истории оказалось весьма печальным - и, увы, достаточно типичным для нас...
Баловню судьбы пришлось пить вместе со всеми, кто поздравлял его, а таких было немало: кто-то искренне радовался за своего приятеля и сослуживца, кто-то считал своим долгом наказать «выскочку», потребовав от него «накрыть поляну», а кто-то просто был любителем «халявы».
В результате нескончаемых застолий парень, что называется, «сел на стакан»: в молодом возрасте это происходит гораздо легче и быстрее, чем в зрелом...
Сильно пьющего человека (пусть даже это орденоносец, облагодетельствованный самим Главкомом) на подводной лодке держать бесполезно и опасно - и его, в конце концов, без лишнего шума списали на береговую базу (как это нередко делалось в таких случаях - под предлогом «кадрового усиления»).
Прошло несколько лет. Дивизия подводных лодок перешла на другой флот - а береговая база осталась на месте и досталась по наследству другому соединению.
Один из подводников ушедшей дивизии, которого судьба вновь забросила в родные места, начал выяснять «методом опроса местного населения», не остался ли тут кто-нибудь из его старых сослуживцев. Ему сказали:
- Да есть один... На бербазе служит...
- А как мне его найти?
- Сегодня, скорее всего, уже никак.
На следующий день история повторилась. Но кто ищет - тот всегда найдёт. Изрядно заматеревший старший лейтенант был обнаружен в одном из подвальных помещений камбуза играющим в карты с такими же пьяными, как и он сам, слесарями-сантехниками...
Предыдущая часть:
Продолжение: