— Да пошла она к чёрту со своими просьбами! — Даша швырнула телефон на диван так, что тот подпрыгнул и упал на пол. — Слушай, дорогой, больше я ни копейки не дам твоей мамане! Пусть сначала долги вернёт!
Степан замер у холодильника с банкой пива в руке. Капельки конденсата стекали по алюминию — точь-в-точь как пот по его лбу. Он знал этот тон. Когда Даша начинала шипеть, как рассерженная кобра, значит, буря неизбежна.
— Что случилось? — он осторожно поставил банку на стол, будто разминировал бомбу.
— Что случилось?! — Даша развернулась к нему всем корпусом. Короткий халат задрался, обнажив загорелые ноги — но сейчас Степану было не до красоты жены. — Твоя драгоценная мамочка опять звонит! Опять просит денег! На лекарства, видите ли!
В соседней квартире что-то с грохотом упало. Оля, наверное, опять ругается со своим Мишкой. Стены в их хрущёвке тонкие — слышно всё. И сейчас наверняка слышат их.
— Маме совсем плохо стало...
— Плохо?! — Даша захохотала, но в смехе не было ни капли веселья. — А когда мне было плохо после операции, где была твоя заботливая мамаша? Когда я лежала пластом, а ты работал сутками?
Степан сглотнул. Горло пересохло. Он помнил те дни. Помнил, как мать отказалась приехать помочь, сославшись на собственные недомогания. А Дашу выхаживала тётя Таня — единственная, кто не бросил в трудную минуту.
— Она старая, Даш...
— Старая! — голос жены взвился до визга. — А мне что, двадцать лет? Я тоже устаю! Я тоже болею! Но кто меня спрашивает?
Даша метнулась к окну, дёрнула тюль. Во дворе играли дети, их смех доносился снизу. Жизнь текла своим чередом, а здесь, в их двушке на пятом этаже, назревал очередной семейный ураган.
— Ты знаешь, сколько она нам должна? — Даша не оборачивалась, говорила в стекло. — Сто тысяч, Степан. Сто! За два года. То на ремонт просила, то на санаторий, то на зубы. А отдала что? Ноль целых, ноль десятых!
— Она пенсионерка...
— И что?! — Даша резко повернулась. Глаза горели лихорадочным блеском. — Пенсионерка! А мы что — олигархи? Ты на заводе вкалываешь за тридцать тысяч, я в магазине за двадцать пять! У нас у самих кредит за машину, ипотека! А твоя мамочка живёт как у Христа за пазухой!
Степан опустился на табуретку. Тяжело. Как будто вся тяжесть мира легла на плечи. Мать действительно не торопилась возвращать долги. Всегда находилась причина отложить, оттянуть. "В следующем месяце, сынок. Обязательно в следующем."
— Лидия Николаевна у вас проблемная, — вдруг вспомнил он слова тёти Тани. — Всегда такой была. Ещё когда твой отец жив был, она умела деньги тратить.
— Вот именно! — Даша подскочила, как на пружине. — Тётя Таня сразу раскусила твою маменьку! А ты что? Сын маменькин!
Эти слова ударили больнее пощёчины. Степан сжал кулаки. Вены на руках вздулись.
— Не смей так говорить.
— А как мне говорить? — Даша подошла ближе. От неё пахло дорогим кремом и злостью. — Как? Когда она последний раз интересовалась, как мы живём? Когда последний раз спросила о моём здоровье? Только звонит и требует! Как банкомат!
В коридоре раздались шаги. Кто-то поднимался по лестнице. Тяжело, медленно. Степан насторожился — в это время дня соседи обычно не ходили.
— Кто это? — шёпотом спросила Даша.
Звонок в дверь разорвал напряжённую тишину. Один раз. Второй. Настойчиво.
— Я знаю, кто это, — голос у Даши стал ледяным. — Твоя мамаша. Приперлась сама. За деньгами.
Степан подошёл к двери, заглянул в глазок. Лидия Николаевна стояла на площадке, опираясь на трость. Лицо осунувшееся, под глазами тёмные круги. Но во взгляде — знакомая Степану с детства непреклонность.
— Мам...
— Не смей открывать! — прошипела Даша. — Не смей!
Но Степан уже поворачивал ключ в замке.
— Степочка, — мать вошла в квартиру, даже не поздоровавшись с Дашей. — Мне срочно нужны деньги. Совсем плохо стало. Врач сказал...
— Стоп! — Даша загородила проход в комнату. — Стоп прямо здесь! В прихожей остановись!
Лидия Николаевна впервые внимательно посмотрела на невестку. Оценивающе. Холодно.
— Дарья, не встревай во взрослые разговоры.
— Взрослые?! — Даша взорвалась. — А кто из нас ведёт себя как взрослый человек? Кто берёт деньги и не возвращает?
— Я твоему мужу как мать...
— Как попрошайка! — не дала договорить Даша. — Обычная попрошайка!
Лидия Николаевна побледнела. Трость дрогнула в её руке.
— Степан, ты позволишь этой... девице так со мной разговаривать?
— Мам, — голос у Степана дрожал, — может, правда стоит сначала вернуть долги?
Мать посмотрела на сына так, будто он предал её. Будто весь мир рухнул.
— Значит, так... — она медленно повернулась к двери. — Значит, деньги важнее матери...
— Не манипулируй! — крикнула Даша вслед. — Хватит манипулировать!
Дверь захлопнулась. Лидия Николаевна ушла, но её слова висели в воздухе, как проклятие.
Степан и Даша стояли друг напротив друга. Дышали тяжело. А в соседней квартире Оля уже вовсю обсуждала по телефону услышанный скандал:
— Ты слышала? У них там война началась! Свекровь приходила денег просить, а Дашка её выгнала!
Степан закрыл лицо руками. Он знал — это только начало. Мать так просто не отступит. А Даша... Даша уже точила когти для следующего боя.
— Она вернётся, — тихо сказал он.
— Пусть возвращается, — холодно ответила Даша. — Пусть долги отдаёт!
За окном кричали дети, лаяла собака, жизнь шла своим чередом. А в квартире на пятом этаже назревала буря, которая могла разрушить всё...
Две недели спустя
— Всё, я больше не могу, — Степан швырнул ключи на комод так, что они со звоном упали на пол. — Достали вы меня обе!
Даша подняла голову от журнала. За эти две недели она постарела лет на пять. Под глазами залегли тёмные тени, губы поджались в тонкую линию. Лидия Николаевна звонила каждый день. Иногда по три раза. То плакала в трубку, то угрожала лишить наследства, то жаловалась соседям на "бессердечную невестку".
— Куда это ты собрался? — голос у неё был усталый.
— Уезжаю. К Серёге. Пожить немного отдельно. Подумать.
— Подумать? — Даша встала с дивана. Халат распахнулся, но она не поправила. — О чём думать, Степан? О том, как бросить жену ради мамочки?
— О том, как жить дальше! — он развернулся к ней. Лицо красное, глаза воспалённые. — Мне надоело быть мячиком между вами! Надоело!
— Значит, сбегаешь...
— Не сбегаю! Просто... нужна пауза.
Степан запихал в сумку рубашки, носки, джинсы. Руки тряслись. В голове стучало: "Мужик должен решать сам. Мужик должен быть главным." А он чувствовал себя щенком, которого дёргают за поводок с двух сторон.
— И долго ты планируешь "паузу"? — Даша прислонилась к дверному косяку.
— Не знаю. Сколько потребуется.
Он ушёл, не оглянувшись. А Даша так и стояла в дверях, пока не услышала хлопок подъездной двери.
Месяц спустя
Оля с пятого этажа почти задохнулась от возмущения, когда увидела Степана в "Максимуме". Он танцевал с какой-то блондинкой в обтягивающем платье. Танцевал и смеялся. А блондинка прижималась к нему так, что даже неловко стало смотреть.
— Дашка, — Оля ворвалась в квартиру, даже не постучавшись, — ты сидишь тут как монахиня, а твой муженёк по клубам шастает!
Даша медленно повернулась к соседке. Месяц одиночества изменил её. Похудела, заострились скулы. Но в глазах появилась какая-то новая твёрдость.
— Что ты сказала?
— В "Максимуме" видела! Сегодня! С бабой какой-то вертится! Молодой такой, грудастой!
Оля ждала, что Даша заплачет, закричит, побежит искать мужа. Но та только кивнула.
— Понятно. Спасибо, что сказала.
— Ты что, не поедешь туда?
— Зачем? — Даша пожала плечами. — Если человек решил стать свиньёй, кто я такая, чтобы его останавливать?
На следующий день Даша пошла к адвокату. Маленький кабинетик на первом этаже жилого дома, пахло застарелым табаком и чужими проблемами.
— Развод по инициативе жены, — адвокат строчил в блокноте. — Основание?
— Несовместимость характеров. И измена.
— Доказательства измены есть?
— Найдутся, — холодно ответила Даша.
Она не стала искать доказательства. Не стала следить, фотографировать, нанимать детективов. Просто подала документы и стала ждать.
Степан узнал о разводе через две недели, когда повестка пришла Серёге на адрес.
— Ты что творишь? — он ворвался в квартиру как ураган. — Какой развод? Мы же просто поссорились!
Даша складывала вещи в чемодан. Аккуратно, методично. Сначала бельё, потом блузки, потом юбки.
— Поссорились? — она даже не подняла головы. — Это когда муж месяц живёт неизвестно где и развлекается с молодыми дурами, это просто ссора?
— Я же не изменял тебе! Просто... расслаблялся немного.
— Расслаблялся. — Даша захлопнула чемодан. — Ну и продолжай расслабляться. Без меня.
— Дашка, не дури! Мы же любим друг друга!
— Любили. — Она наконец посмотрела на него. Взгляд холодный, как у незнакомой женщины. — А теперь я еду в Крым. К тёте Соне. Начинать новую жизнь.
— В Крым? — Степан опешил. — Насовсем?
— А что мне тут делать? Ждать, пока ты нагуляешься и соизволишь вернуться домой? Слушать, как твоя мамочка названивает и требует денег? Нет, Степан. Всё.
Она взяла чемодан и прошла мимо него к двери. В прихожей обернулась:
— Ключи оставлю у Оли. Квартира твоя, вот и живи в ней с мамой. Может, она тебе и борщ варить будет.
Крым. Евпатория. Август
Тётя Соня встретила племянницу на перроне с букетом полевых цветов и слезами на глазах.
— Доченька моя! — она обняла Дашу так крепко, что та чуть не задохнулась. — Как же ты исхудала! Кожа да кости!
Соня жила в маленьком домике в пяти минутах от моря. Виноградник во дворе, персиковые деревья, запах жасмина по вечерам. Всё здесь дышало покоем и какой-то древней мудростью.
— Отдыхай, — сказала тётя в первый же вечер, когда они сидели на веранде с чаем. — Никого не слушай, ни о чём не думай. Просто живи.
И Даша начала жить. Впервые за много лет — просто жить. Встаёт, когда хочется. Идёт на море, когда хочется. Читает книги, которые не успевала читать годами. Помогает тёте Соне в огороде, учится варить настоящее крымское варенье из инжира.
— Ты знаешь, — сказала она как-то вечером, когда они чистили персики, — я забыла, каково это — не злиться. Каждый день. На всех подряд.
— Злость — это когда человек не живёт своей жизнью, — мудро заметила тётя Соня. — А чужой. Вот и злится.
В конце августа Даша устроилась на работу в местную гостиницу. Администратором. Небольшая зарплата, но её хватало на простую жизнь. А главное — никто не звонил, не требовал, не упрекал.
По вечерам она гуляла по набережной, смотрела на закаты и думала: "А ведь я могу быть счастливой. Одна. Без всех этих скандалов и долгов."
Степан звонил первые две недели. Умолял вернуться, клялся, что больше никогда не будет ходить по клубам. Потом звонки стали реже. А в сентябре и вовсе прекратились.
Зато начала звонить Лидия Николаевна.
— Дарья, — голос свекрови дрожал от негодования, — как ты могла бросить моего сына? Он совсем пропал! Пьёт каждый день!
— Лидия Николаевна, — спокойно ответила Даша, — ваш сын взрослый мужчина. И если он пьёт, то это его выбор. А я начала новую жизнь.
— Какую новую жизнь? Ты жена!
— Была женой. А теперь — свободная женщина.
И положила трубку. А потом вообще сменила номер телефона.
В октябре пришла официальная бумага о расторжении брака. Даша долго держала её в руках, а потом аккуратно сложила и убрала в шкаф. Как память о прошлой жизни.
— Не жалеешь? — спросила тётя Соня.
— Жалею, — честно ответила Даша. — Но не о том, что ушла. А о том, что так долго терпела.
Вечером она впервые за полгода купила себе новое платье. Яркое, синее, как крымское море. И поняла: жизнь только начинается...
Ноябрь. Евпатория
Олег появился в её жизни неожиданно, как тёплый дождь среди засухи. Приехал в гостиницу по делам — что-то связанное с поставками сантехники — и сразу обратил внимание на новую администраторшу.
— Вы не местная, — сказал он, облокотившись на стойку ресепшен.
— Откуда знаете? — Даша подняла голову от компьютера.
— Акцент. И ещё... — он улыбнулся, — местные так не улыбаются. У вас улыбка московская. Вежливая, но настороженная.
Ему было сорок пять, разведён, двое детей в Симферополе. Работал на себя — небольшая фирма по ремонту квартир. Руки крепкие, рабочие, но нежные. Говорил мало, слушал внимательно. И главное — не требовал ничего. Просто был рядом.
— А что с мужем? — спросил как-то вечером, когда они сидели в кафе на набережной.
— Бывший уже, — коротко ответила Даша.
— Понятно. — Он не стал расспрашивать. — У всех свои истории.
К декабрю они уже встречались. Не официально — просто проводили время вместе. Олег возил её по горам, показывал дикие пляжи, учил отличать хорошее вино от плохого.
— Ты другая стала, — заметила тётя Соня. — Мягче как-то.
— Это здесь всё мягче, — ответила Даша. — Воздух, море, люди.
А в это время в Подмосковье разворачивалась своя драма.
Подмосковье. Декабрь
Степан спился окончательно к новому году. Потерял работу в октябре — приходил пьяный, начальник терпел-терпел, да и выгнал. Лидия Николаевна переехала к сыну "присматривать за ним", но на деле командовала и пилила с утра до ночи.
— Я же говорила, эта стервозная баба тебя испортит! — кричала она, размахивая скалкой. — Хорошая жена должна терпеть!
— Отстань, мать! — огрызался Степан и наливал очередную рюмку.
Квартира быстро превратилась в притон. Горы немытой посуды, пустые бутылки, запах перегара и старости. Соседка Оля теперь сторонилась их двери — слишком много скандалов доносилось оттуда.
— А помнишь, как Дашка всё время прибирала? — пьяно бормотал Степан. — Вечно что-то мыла, стирала... Бесилась, когда я носки на пол кидал...
— Забудь ты её! — шипела мать. — Найдём тебе другую! Хорошую, домашнюю!
Но где найти? Сорокалетний алкоголик без работы, с матерью на шее — не самый завидный жених.
В феврале Степан попал в больницу с белой горячкой. Лидия Николаевна металась между больницей и квартирой, плакала, молилась, но винила всех подряд — только не себя и не сына.
— Это всё она! — говорила она врачам. — Жена бывшая! Довела человека!
Врачи только пожимали плечами. Таких историй они видели сотни.
Крым. Март
— Выходи за меня, — сказал Олег в один из тёплых мартовских вечеров.
Они стояли на пирсе, волны лениво облизывали камни, воздух пах весной и солью.
— Рано ещё, — тихо ответила Даша.
— Почему рано? Мне сорок пять, тебе сорок два. Сколько ждать-то?
— Не готова ещё. К новому браку.
— А к новой жизни готова?
Даша посмотрела на море. Где-то там, за горизонтом, осталась её прежняя жизнь. Квартира в хрущёвке, скандалы, долги, бесконечные претензии. А здесь — покой, понимание, возможность дышать полной грудью.
— Готова, — сказала она. — К новой жизни готова.
Июнь. Евпатория
Свадьба была скромная — только тётя Соня, дети Олега и несколько друзей. Но Даша чувствовала себя счастливой. По-настоящему счастливой.
— Жалеешь о чём-нибудь? — спросил Олег в брачную ночь.
— О потраченных годах жалею, — честно ответила она. — О том, что так долго боялась начать сначала.
А в Подмосковье Степан выписался из больницы, устроился грузчиком в супермаркет и начал медленно выкарабкиваться из ямы. Лидия Николаевна теперь сидела тихо — испугалась, что сын может умереть.
— Может, Дашке позвонить? — робко предложила она как-то вечером.
— Поздно, мать, — устало ответил Степан. — Поздно уже.
И был прав. Некоторые мосты, когда их сжигают, не восстанавливают. А некоторые женщины, когда уходят по-настоящему, не возвращаются.
Сентябрь
Даша стояла на балконе своего нового дома — Олег построил его сам, своими руками. Виноградник, персиковые деревья, вид на море. Всё то, о чём она мечтала, но боялась мечтать.
В руках — письмо от тёти Тани из Москвы. Та рассказывала новости: Степан женился на продавщице из того же супермаркета, Лидия Николаевна переехала к своей сестре, квартиру продали за долги.
"А помнишь, как ты боялась остаться одна?" — писала тётя Таня. — "Говорила, что без мужа пропадёшь?"
Даша улыбнулась и отложила письмо. Не пропала. Наоборот — наконец-то нашла себя настоящую. Ту, которая не кричит, не скандалит, не требует. Которая просто живёт и радуется каждому дню.
— О чём задумалась? — Олег обнял её сзади.
— О том, что иногда нужно потерять всё, чтобы найти себя.
— Мудро, — засмеялся он. — А теперь иди ужинать. Я лапшу сварил.
И Даша пошла. В свой дом, к своему мужу, к своей новой жизни. Той, которую выбрала сама. И за которую никого винить не придётся.
Море шумело за окном, обещая завтра новый день. И Даша знала — он будет хорошим. Потому что плохими бывают только те дни, которые мы позволяем другим испортить нам.
А её дни теперь принадлежали только ей.