Володя долго мешал сахар в чае. Круг за кругом, звенящая ложечка о фарфор. Я заметила — обычно он делает два помешивания, максимум три. А тут уже минуту мешает.
Странно как-то.
— Галь, я не обязан тебя любить.
Эта фраза прозвучала между моим «хочешь добавки?» и его обычным пыхтением над кроссвордом. Так просто. Будто он сказал «дождь собирается» или «молоко закончилось».
Я замерла с чайником в руках.
— Что ты сказал?
— Я сказал — не обязан. — Он наконец посмотрел на меня. — Тридцать лет я был обязан. Работать, содержать, молчать, когда ты расстраивалась. А любить... этого в нашем соглашении не было.
Чайник выскользнул из рук и с грохотом упал на пол. Кипяток брызнул на мои босые ноги, но я не почувствовала жжения. Только этот звук — металл о кафель — врезался в память навсегда.
— Володя, ты что несёшь?
— Марина предложила пожить у неё. — Он кивнул в сторону окна, за которым виднелся соседский забор. — Попробуем.
— Попробуете что?
— Жить. Просто жить. Без обязательств.
***
Помню, как он в первый раз сказал «люблю». Мы выбирали обои для нашей первой квартиры — маленькой однушки на окраине. Я показывала ему образцы, а он вдруг обнял меня сзади и прошептал на ухо: «Галь, а я тебя люблю». Просто так. Ни с того ни с сего.
Мне было двадцать четыре. Ему — двадцать шесть. Мы верили, что это навсегда.
А теперь дверь хлопнула. Тот же человек, только постаревший и уставший, ушёл с одной сумкой через наш невысокий забор. Даже не обернулся.
Я так и стояла на кухне среди лужи кипятка, в мокрых тапочках, с открытым ртом. В окно видела, как Марина встречает его у калитки. Обнимает крепко, как родного. Целует в щёку.
А может, не только в щёку.
***
Часы на стене тикали громко, будто отсчитывали последние секунды моей прежней жизни. Половина девятого утра. Вторник. Обычный день, который стал границей между «до» и «после».
Я села на табурет и попыталась собрать мысли в кучу. Тридцать лет брака. Сын, который живёт в другом городе и звонит по воскресеньям. Дом, который мы покупали в кредит и выплачивали пятнадцать лет.
Дача с её бесконечными грядками, совместные фотографии в альбомах, которые давно никто не листает.
И вот — «не обязан любить».
Внутри что-то оборвалось. Не сердце — что-то глубже. Будто нитка, на которой держалась вся моя жизнь, лопнула от натяжения.
«А что теперь?» — думала я, разглядывая лужу на полу. «Плакать? Звонить подругам с причитаниями? Или попробовать понять, что вообще происходит?»
***
Телефон зазвонил. Конечно, мама. У неё какое-то шестое чувство на мои неприятности.
— Галка, как дела? Что планируете на выходные?
— Мам, он ушёл.
— Кто ушёл? Володя? Куда ушёл? На работу?
— К соседке. Жить.
Пауза. Такая долгая, что я подумала — связь оборвалась. Потом мамин голос, ставший вдруг стальным:
— Собираюсь. Еду к тебе.
— Не надо, мам. Я справлюсь...
— Через час буду. И Люду с собой привезу.
— Мам, пожалуйста...
— Никаких "пожалуйста". Мужики — они все одинаковые. Думают, что мы без них пропадём.
***
Мама приехала с подкреплением — тётей Людой и нашей соседкой Зинаидой Петровной. Боевая тройка женщин, переживших в жизни всякое и готовых разнести в щепки любого, кто посмел обидеть «нашу Галю».
— Где этот подлец? — Тётя Люда сразу перешла к делу, даже пальто не сняв. — Я ему такое устрою!
— Люд, успокойся, — мама начала распаковывать сумки с едой, которую, видимо, собирала на ходу. — Сначала надо Галю в чувство привести.
Зинаида Петровна молча ставила чайник. Самая мудрая из них, она знала — слова сейчас не помогут. Помогут крепкий чай, тёплые объятия и просто присутствие рядом.
— Ты хоть поела что-нибудь? — мама ощупывала мой лоб, будто я простыла. — Бледная какая-то.
— Не хочется есть.
— Как это не хочется? Ещё чего! Вот котлеты принесла, свежие, утром делала. И пирожки с капустой, твои любимые...
— Мам, пожалуйста. Не сейчас.
Я впервые в жизни отказалась от маминых пирожков. Это их напугало больше, чем мои слёзы.
Тётя Люда присела рядом и взяла меня за руку:
— Галка, ты не думай ни о чём. Мы всё решим. Главное — чтобы ты не сломалась.
— А если уже сломалась?
— Тогда склеим. — Зинаида Петровна налила чай в мою любимую кружку — ту, с розочками, которую подарила мне бабушка. — Женщины мы или кто? Не такое переживали.
***
К вечеру отряд поддержки разошёлся, оставив холодильник набитым едой и список дел на листочке: «подать на развод», «поменять замки», «требовать свою долю». Мама хотела остаться на ночь, но я попросила побыть одной.
Мне нужно было осмыслить случившееся в тишине.
Дом казался огромным и чужим. Тридцать лет он занимал в нём столько места — своим сопением по ночам, стуком тапочек по утрам, запахом одеколона в ванной, газетами, разбросанными по столу. А теперь эта пустота звенела в ушах громче любого шума.
Я зашла в его кабинет. Стол завален бумагами, на которые я никогда не обращала внимания. Он всегда говорил: «Женщины в финансах не разбираются». И я не лезла, доверяя ему полностью.
«А зря», — подумала я теперь.
***
Какие-то справки, бумажки, счета... Я листала всё это, не понимая половины терминов. А потом нашла папку, подписанную его аккуратным почерком: «Личное».
Внутри лежали фотографии.
Он с какой-то женщиной на фоне моря. Он в ресторане, поднимающий бокал. Он обнимает кого-то на фоне незнакомого дома. И даты на обороте — два года назад, год назад, полгода...
Марина. Я узнала её профиль даже на размытых снимках.
Два года. Он два года жил двойной жизнью, а я готовила ему завтраки и спрашивала, как дела на работе.
«А я-то думала, что он просто устал», — крутилось в голове. «Молчаливый стал, задумчивый. А он, оказывается, всё это время ел мои котлеты и строил другую жизнь».
Под фотографиями лежали бумаги о продаже дачи. Нашей дачи. Той самой, где мы каждые выходные пололи грядки и мечтали о том, как будем встречать там внуков. Договорённость оформлена на одного покупателя — Владимира. Дата продажи — месяц назад.
Он продал дачу и не сказал мне ни слова.
***
Я долго сидела с этими бумагами на коленях. Злость поднималась откуда-то из живота, горячая и тягучая, как мёд. Он не просто ушёл. Он методично планировал побег, продавал наше общее имущество, строил новую жизнь с новой женщиной.
А я была просто декорацией, которую можно выбросить, когда она надоест.
«Что я буду делать?» — спрашивала я себя. «Плакать до утра? Умолять вернуться? Или покажу ему, что значит фраза "не обязан"?»
В час ночи я оделась и вышла на улицу. В доме Марины горел свет на кухне. Они пили чай, возможно, обсуждали меня. Наверное, смеялись над глупой женой, которая ничего не подозревала.
Я не стучала в калитку. Просто открыла её — замок сломался ещё весной, а чинить никто не торопился. Прошла к дому. Окно было приоткрыто на проветривание.
— ...главное, что все бумажки я успел переоформить, — говорил он. — Дача уже не её. А квартиру делить будем пополам, не больше.
— А вдруг что-то найдёт? — это голос Марины, слегка встревоженный.
— Да что она найдёт? У неё кроме кулинарных рецептов в голове ничего нет.
Марина засмеялась. Этот смех резал глубже любой обиды.
«Посмотрим, что у меня в голове», — подумала я и тихо вернулась домой.
До утра я планировала.
***
Первым делом поехала к нотариусу. Анна Сергеевна, пожилая женщина с усталыми глазами и опытом семейных разбирательств, внимательно изучила мои бумаги и покачала головой:
— Таких умников у меня каждую неделю по два-три. Думают, жену обведут вокруг пальца.
— А что можно сделать?
— Подавать на разбирательство. Продажу отменить. И компенсацию за моральный ущерб тоже можете потребовать. Дача была в совместной собственности, а вашего согласия на продажу не было.
Второй визит — к юристу. Молодой парень по имени Игорь, которому я рассказала всю историю. Он внимательно слушал, изредка записывая ключевые моменты.
— У вас отличные шансы, — сказал он в конце. — Особенно если есть доказательства сокрытия доходов и имущества.
— А как найти доказательства?
— А фотографии эти где хранились? В вашем доме? Значит, имеете полное право их изучать. И все его бумажки тоже просматривайте внимательно. Ищите переводы денег, которые он от вас скрывал.
***
Следующие две недели я превратилась в частного детектива. Изучала каждую справку из его папки, звонила в банки, выясняла, на какие счета переводились деньги от продажи дачи.
«Надо же, а ведь я кое-что понимаю в финансах», — думала я, разбирая очередную выписку. «Может, и правда не такая глупая, как он думает».
Оказалось, что за последние три года он открыл два депозита и накопительный счёт. Всё на своё имя. Сумма заставила меня присвистнуть — почти два миллиона рублей. Это были наши общие накопления, деньги от продажи его материной квартиры после её ухода, мои отложенные премии за переработки.
Всё, что он считал «своим», на самом деле было нашим.
Когда я принесла всё это Игорю, тот улыбнулся довольной улыбкой охотника, выследившего дичь:
— Вашему мужу грозит серьёзное наказание за обман с имуществом. Плюс возврат всех средств и компенсация морального ущерба.
— А сколько времени это займёт?
— Месяца два-три, если он не будет сильно сопротивляться. Обычно такие типы сдаются быстро, когда понимают, что их раскрыли.
***
Володя позвонил через месяц. Голос растерянный, совсем не такой уверенный, как в тот утренний разговор на кухне:
— Галя, ты что творишь? Мне какие-то бумаги пришли по почте.
— А что я творю, Володя?
— Ну как что... Из-за дачи весь переполох. Мы же договоримся по-хорошему, без лишнего шума.
— Это ты имеешь в виду под «по-хорошему»? Когда ты два года планировал уход, продавал наше общее имущество и прятал деньги на своих счетах?
Долгая пауза.
— Откуда ты всё это знаешь?
— Не важно откуда. Важно, что теперь знаю абсолютно всё.
— Галь, ну давай встретимся, поговорим как цивилизованные люди...
— Говори с Игорем. Его телефон скоро получишь.
***
Разбирательство выиграла легко. Он пытался доказать, что дача была куплена исключительно на его деньги, но все справки и выписки говорили об обратном.
Продажу признали недействительной, дачу вернули в совместную собственность, а с него взыскали штраф за попытку обмана.
Я смотрела, как он выходит из здания — сгорбленный, постаревший на десять лет. Рядом не было Марины. Оказалось, она бросила его ещё две недели назад.
Соседка рассказала мне позже: «Как только Маринка узнала про разбирательство и что у него могут отобрать половину имущества, сразу выставила чемоданы за дверь. Говорит: «Я не на бедняка подписывалась»».
Вот так-то, Володя. Твоя «настоящая любовь» оказалась очень практичной.
***
Квартиру мы продали, разделив деньги строго поровну. На свою долю я купила маленькую двушку в новом районе — светлую, с огромными окнами и видом на парк. И записалась на курсы дизайна интерьеров.
Мечтала об этом лет десять, но он всегда говорил: «Ерунда это всё, пустая трата денег».
Теперь трачу свои деньги как хочу.
Первое задание выполнила для соседки — помогла переделать её кухню. Небольшой гонорар, но какое же это было счастье! Видеть, как пространство преображается под твоими руками, как люди улыбаются, глядя на результат.
«Оказывается, у меня есть талант», — думала я, расставляя цветы в новой квартире. «Интересно, а что ещё во мне есть такого, о чём я не знала?»
***
Через полгода после развода я возвращалась с очередного проекта — помогала молодой семье обустроить детскую. На душе было легко и радостно. Работа приносила не только деньги, но и настоящее удовольствие.
И тут увидела знакомую фигуру у своего подъезда.
Володя стоял с букетом хризантем и растерянной улыбкой. Постарел, похудел, в глазах что-то жалкое и виноватое.
— Привет, Галь.
— Привет.
— Красивая стала. И моложе как-то выглядишь.
— Возможно.
Он протянул цветы:
— Можно поговорить?
Я взяла букет. Хризантемы — жёлтые, пышные. Осенние цветы, немного печальные. Но красивые.
— О чём хотел поговорить?
— Ну... я думал... может, попробуем ещё раз? Всё-таки тридцать лет вместе прожили. Это же что-то значит?
Я посмотрела на него — сгорбившегося, в старой куртке, которую помнила ещё с наших молодых лет. Стало жалко. Но не себя — его.
— Володя, а ты помнишь, что сказал мне утром, когда уходил?
Он нахмурился, очевидно пытаясь вспомнить:
— Много чего говорил... Был расстроен...
— Ты сказал: «Я не обязан тебя любить». Точно эти слова. Помнишь теперь?
— Галь, ну что ты... Это в сердцах было, сгоряча...
— Знаешь что, — я улыбнулась, и это была искренняя, тёплая улыбка. — Я тебе даже благодарна за эти слова.
— Благодарна?
— Да. Потому что ты сказал правду. И знаешь что ещё? Я тоже не обязана тебя любить. И не обязана прощать. И не обязана пускать тебя обратно в свою жизнь.
Он растерянно моргал, не находя слов.
— Но я желаю тебе счастья, — добавила я. — Честно желаю. Только ищи его без меня.
И поднялась по ступенькам в свой новый дом, где пахло свежей краской и возможностями, а не старыми обидами и чужим одеколоном.
***
Хризантемы я поставила в красивую вазу, которую купила себе на первую зарплату дизайнера. Цветы и правда были красивые.
Жаль только, что не тюльпаны.
Красные тюльпаны — я всегда их больше любила. Яркие, весенние, полные жизни и надежды. Я покупала их себе каждую весну, когда хотелось почувствовать приближение тепла.
Но Володя об этом не знал. За тридцать лет так и не узнал, какие цветы я люблю по-настоящему.
А теперь уже поздно было узнавать. И не нужно.
Завтра схожу в цветочный магазин и куплю себе тюльпаны. Красные, яркие, дерзкие. Потому что могу. Потому что хочу. Потому что никому ничего не должна и ни перед кем не обязана отчитываться.
И это прекрасно.
Я села в кресло у окна с чашкой чая и посмотрела на свою новую жизнь. Небольшая квартира, но каждая вещь в ней выбрана мной. Работа, которая приносит радость. Планы на будущее, которые зависят только от меня.
«Спасибо тебе, Володя», — подумала я, отхлёбывая чай. «За то, что освободил меня. Правда, не думаю, что ты это планировал, но получилось именно так».
За окном начинался новый день. И он был полностью мой.
***
Если вы узнали в этой истории себя или свою подругу, подписывайтесь на канал — здесь ещё много правдивых рассказов о том, как женщины находят силы начать заново.
***