Таня нервно теребила краешек дорогущей кружевной скатерти, которой мама ее жениха, Демида, застелила стол. Ирина Валентиновна неспешно разливала по тонким фарфоровым чашкам крепкий чай. Таня разглядывала сервиз. Изящный, с позолотой, завитушками и плавными изгибами — как будто из фильма про каких-нибудь дворян. Чашечки мелодично позвякивали о блюдца.
— Набор неполный, — заговорила Ирина Валентиновна. — Остался еще от моей прапрабабушки, представляете, Татьяна?
Таня покраснела. Кивнула. Как она могла это представлять? В ее семье такого фарфора видом не видывали. Откуда у простых работяг фарфор?
— Но, к великому сожалению, одна из чашечек разбилась в том году, а одна просто… пропала, — она помолчала, слегка улыбаясь одними уголками губ. — Затерялась где-то в веках.
Таня снова кивнула и бросила быстрый взгляд на Демида. Тот невозмутимо, с аристократичной ленцой попивал чай, глядел, как Ирина Валентиновна разрезает на кусочки небольшой тортик, что они принесли с собой.
— Кстати, Таня отлично печет, — заметил он. — В прошлый раз угостила меня вишневым кексом. Никогда не ел кекса вкуснее!
Он игриво подвигнул невесте, отчего к щекам ее прихлынула кровь. Да что он делает?! Неужели не понимает, что она и без того смущена до предела?
Ирина Валентиновна кивнула, оценивающим взглядом скользнув по Таниным рукам — с коротко подпиленными ногтями, без намека на салонный маникюр. Эти руки с детства привыкли работать: мыть пол в двухкомнатной хрущевке, готовить еду, месить тесто. У родителей не хватало времени — пахали на заводе чуть ли не сутками, чтобы хоть как-то прокормить детей.
— Это ценно, — ровным тоном сказала Ирина Валентиновна. — У нас в семье всегда любили домашнюю выпечку.
Позже, на кухне, где Таня истерично пыталась отстирать с шелковой салфетки посаженное ею пятно, Демид обнял ее сзади, прижав подбородок к макушке.
— Ну ты точно как простушка среди знати, — сказал он и тихо засмеялся. — Не понимаю, почему ты так смущаешься мою маму. Она обычная женщина. Не стоит так робеть, Тань.
Таня закрыла на секунду глаза, крепко сжав в кулаке салфетку, потом резко повернулась к нему.
— Знаешь, я никогда не видела людей с таким воспитанием, — честно ответила она. — Я выросла в обычной семье, мои родители — работяги. У нас такого фарфора просто отродясь не было!
Демид опять засмеялся. По-доброму, тепло. Тане стало чуть легче.
— Танюш, мне правда все равно, из какой ты семьи. Думаешь, у нас не было плохих времен? После смерти отца нам пришлось продать квартиру, — он задумался на мгновение, погрузился в воспоминания. — Детство я провел с просторной «сталинке», у нас было два огромных балкона, шесть комнат с высоченными потолками… Но после смерти отца квартиру пришлось продать и переехать сюда, потому что хорошо обеспечить меня мать не могла. Бывало, ели макароны неделями.
Таня отвела глаза. Она знала эту историю — Демид уже как-то раз рассказывал. И ей было безумно жаль его. Наверное, это трудно — расти в достатке, а потом в один день его просто лишиться.
Демид вдруг схватил ее на руки, закружил по кухне, будто она находились не в обычной «панельке», а в огромном бальном зале с хрустальными люстрами.
Ирина Сергеевна, заглянув в дверь, лишь вздохнула:
— Молодежь. Кровь кипит!
Демид даже не обратил на нее внимания. Он уже целовал Танины щеки, горячо шепча какие-то ласковые слова.
В тот день Таня вдруг понял: можно быть бедной — и бесценной.
* * *
Свидание было назначено в их любимом кафе — уютном местечке с потрясающим видом на реку, где они когда-то впервые признались друг другу в любви. В тот вечер Демид опоздал на двадцать минут — неслыханно для него, человека, больше всего ценившего пунктуальность.
Когда он сел напротив Тани, его лицо было напряженным, а в глазах читалось что-то тяжелое, чего она никогда прежде не видела.
— Мама против, — коротко сказал он.
За столом повисла тишина. Таня почувствовала, как похолодели кончики пальцев.
— Против чего? — прошептала, хотя уже знала ответ.
— Против нашей женитьбы.
Слезы выступили мгновенно, но Таня изо всех сил сжала зубы, чтобы не разрыдаться при всех. Она представляла этот разговор тысячу раз и все равно оказалась не готова.
— Она считает, что ты не из нашего круга, — пояснил Демид. Он говорил тихо, но каждое слово било, как молотком. — Говорит, что я «опускаюсь».
Таня бессильно закрыла лицо руками, чтобы он не видел ее глаз. Конечно, она знала, что не особенно нравится Ирине Валентиновне, но чтобы вот так… резко, категорично. Грубо!
Демид вдруг схватил ее за запястье и с силой сжал — так, что Таня чуть вскрикнула от боли.
— Я не опускаюсь! — сказал с таким напором, что это казалось криком. — Я поднимаюсь! Потому что ты — лучшее, что со мной случалось!
Он выглядел злым. Таким она его еще не видела. Ни разу.
— Мы все равно поженимся.
* * *
Свадьба была скромной. Родители Тани плакали от счастья, младший брат, Ромка, впервые надел галстук и костюм — и все время ерзал, будто его нарядили в колючие штаны. Друзья Демида из университета поднимали тосты, смеялись, шутили, а мать… не пришла.
Ирина Валентиновна отправила утром сообщение: «У меня мигрень. Желаю вам счастья». И — все. Холодно, сухо, словно писала не родному сыну, а деловому партнеру.
Таня старалась не показывать, как сильно ее это ранило, но когда они с Демидом остались наедине в своей первой совместной квартире (маленькой, арендованной, но своей), она разрыдалась, как маленькая девочка.
— Она меня ненавидит!
— Нет, — покачал головой Демид, гладя ее по плечу. — Она просто не может вот так сразу смириться. Но она примет тебя, любимая. Обещаю.
Прошло три месяца. Ирина Валентиновна не звонила, не писала, будто вычеркнула сына из жизни. Но однажды раздался звонок в дверь. На пороге стояла она. В руках — торт в коробке.
— Проходила мимо, — пояснила будто нехотя. — Решила зайти, посмотреть, как тут у вас дела. Демид дома?
— Дома, — кивнула Таня, не зная, как реагировать на этот неожиданный визит. Посторонилась, пропуская свекровь в тесную прихожую.
Торт оказался жутко приторным, но Таня ела, упорно делая вид, что нравится. Демид смотрел на них обеих с едва заметной улыбкой.
Потом были редкие чаепития, неловкие комплименты («Это платье тебе весьма к лицу»), а однажды — даже помощь деньгами.
Как-то раз, когда Таня мыла посуду после ужина, свекровь вдруг сказала:
— Я была слишком резка к тебе, Татьяна. Ты… хорошая девушка.
Всего три слова, но Таня поняла — это начало. Демид, стоя в дверях, заговорщически подмигнул ей: «Я же говорил».
Лед между ними таял медленно, но верно — капля за каплей.
* * *
Демид стал другим.
Сначала Таня думала, что ей кажется. Ведь вроде бы и со свекровью отношения наладились, и у них дела пошли хорошо — что может быть не так? Демид нашел новую работу по специальности, с хорошей зарплатой и удобным графиком. Таня была счастлива. Они даже отметили это событие в ресторане.
А потом, спустя, наверное, месяц или два он вдруг начал допоздна задерживаться на работе, на все вопросы отмахивался: «Проект горит».
Он стал отключать уведомления на телефоне, а когда она однажды случайно задела его смартфон на тумбочке — так резко схватил его, будто она хотела что-то украсть.
— Демид, что происходит? — спросила Таня в одну из ночей, когда он пришел под утро, пахнущий незнакомыми духами.
— Устал, — буркнул он, снимая через голову галстук.
Таня проплакала все утро, пока муж спал.
Отношения с Ириной Валентиновной, только-только наладившиеся, снова ухудшились: та стала холодно-отстраненной, язвительной, как раньше.
— Ты не вписываешься в нашу семью, — любила повторять она, щуря ярко накрашенные глаза. — Демиду нужна женщина его уровня.
А Тане почему-то неотступно казалось, что свекровь что-то знает, но не говорит. Сердце было не на месте, душа рвалась в клочки, а семья разрушалась, казалось, на глазах.
Мысль, что у горячо любимого мужа есть другая, Таня гнала от себя до последнего, не желала верить. Она никогда не была той, кто лезет в чужой телефон, читает чужие сообщения, но… ей требовалось опровергнуть свои догадки. И однажды, когда Демид уснул, она не выдержала. Сосканировала его лицо, разблокировала экран.
Первой попалась его переписке с матерью.
«Жанна Сергеевна серьезная женщина. У нее связи. И она не будет у тебя клянчить деньги на косметику, как твоя Танька».
«Она замужем, мам», — ответ Демида.
«Тем лучше. Не будет обязательств. А при крайней нужде муж может стать бывшим очень быстро».
Таня сидела, трясясь, со смартфоном в руке, в ушах звенело, будто ее ударили по голове.
Следующим вечером Демид опять вернулся поздно, ближе к полуночи. Таня не спала — сидела на кухне, глядя воспаленными глазами в темноту за окном.
— Где был?
Ее голос не дрожал, не срывался. Просто надломился и будто высох.
— На работе.
Таня подняла взгляд.
— У Жанны Сергеевны?
Она не хотела говорить, что все знает. Хотела подождать. Но все вырвалось само собой, будто без ее участия. Демид замер, лицо окаменело.
— Ты лазила в мой телефон?
— Да! — Таня вскочила, схватила стоящую на столе пустую вазу (подарок свекрови) и с размаху швырнула ее в стену. В бессилии сжала кулаки, глядя, как осколки сыплются на пол. — Ты!.. Ты!..
Он даже не пытался оправдываться. Просто стоял, сжав губы.
— Наша женитьба была ошибкой, — сказал он наконец так тихо, что Таня едва расслышала. — Ты девочка простая. Без денег, без ничего. А с Жанной у меня будущее. Перспективы. Она меня по работе продвинет, поможет. А с тебя что взять?
* * *
Таня не вставала с кровати четыре дня. Не было сил. Не было желания. Зачем вообще жить, если любимый человек может вот так хладнокровно предать и не поморщиться? Ее душа умирала в страшных муках. Так ей казалось.
Потом пришла Света, подруга. Встряхнула, вытянула из болота, куда ее уже начало засасывать с головой. Уверенно сказала:
— Ты ему отомстишь. Я нашла номер этой стервы! Найду и номер ее муженька. Пусть знает про гульки супружницы.
— Светка, ты чего? — слабо, без эмоций улыбалась Таня. — Зачем мне это?
— Тебе не нужно — мне нужно! Я это все просто так не оставлю!
Света возмущалась так, будто обманули и предали не Таню, а ее. Потрясала кулаком, грозно хмурила уложенные гелем брови.
Она позвонила мужу Жанны Сергеевны, кажется, даже встречалась с ним — и вернулась довольная, как кошка с улицы.
— Я ему все рассказала, показала пруфы, — сообщила с порога. — Ты бы его видела! Он мрачнее тучи стал. Мы все правильно сделали. Фирма принадлежит ему, так что твоего Дёмку он обещал оттуда турнуть.
Таня почему-то испугалась. Турнуть? Уволить то есть? Но это же перспективная работа, да и зарплата хорошая!
Демид позвонил через месяц.
— Тань, я был дураком, — его голос был сдавленным. — Я ошибался, Тань.
— Что, будущее не удалось? — ядовито усмехнулась в ответ Таня.
Она не хотела с ним разговаривать. За прошедший месяц она многое передумала, пережила — и поняла, что не имеет права прощать.
— Я был идиотом… — предпринял он еще одну попытку.
— Да, ты прав. Прощай.
Оказалось, что Жанна Сергеевна рассталась с Демидом сразу, как только муж обо всем узнал. И даже более того — забрала все дорогие подарки, уволила. И заблокировала. Фирма-то и правда не ей принадлежала.
Что было с ней дальше, Таня не знала, да и не интересовалась. Какая разница? Каждый получил по заслугам в этой истории — и этого было достаточно.
* * *
Спустя год Таня собиралась на вечеринку в клуб «Граффити» — место, куда раньше никак не могла бы попасть. Света крутилась вокруг, помогая приладить по фигуре дорогое платье Armani, которое сама и одолжила ей на вечер. Стоило оно баснословных денег, и копила она на него очень долго.
— Ты уверена, что он будет? — раз уже, наверное, десятый спросила Таня.
Света кивнула.
— Будет. Сто процентов.
И он пришел. В черном классическом костюме, с уложенными волосами, галстуком-бабочкой и с бокалом вина в руке. Тот же Демид — красивый, притягательный, но уже без прежней уверенности в себе. Как будто слегка потускневший. Или помятый.
Увидев Таню, он изумленно замер.
Она прошла мимо, гордо вскинув голову и взяв под руку высокого брюнета (друга Светы). Почувствовала, как Демид прожигает ее взглядом. На мгновение скосила глаза в его сторону, чуть улыбнулась.
— Таня, — одними губами сказал он.
Она не оглянулась.
Когда-то она считала, что не подходит Демиду — ведь он «аристократ», из обеспеченной семьи; они привыкли пить чай из тонкого фарфора и вытирать рот шелковыми салфетками. А она?..
Но теперь она знала — это он не достоин ее.
Фарфор, который когда-то казался небом, вдруг потускнел.
Автор: Саша Ибер