— Твоя Ева хочет в отпуск, пусть сама его и оплачивает. И я думаю, безработным не положен отпуск — сказала я мужу.
Он молчал. Стоял у окна и смотрел на двор. Там наша соседка Марь Иванна развешивала белье. Простыни белые-белые...
А я продолжала:
— Надоело мне это всё! Каждый месяц — то ей на продукты, то на коммуналку, то ещё что-нибудь. Мы что, банк какой-то?
Вадим обернулся. Посмотрел на меня так... Будто впервые увидел. И я поняла — что-то не так.
— Юль — говорит он тихо. — А ты знаешь, почему она не работает?
— Конечно! Лень ей. Привыкла на шее сидеть.
— Нет...
Это «нет» прозвучало как приговор. Как когда врач говорит: «Садитесь». И ты уже знаешь — ничего хорошего не скажет.
— Как это — нет? — Я почувствовала, что голос дрожит.
Вадим сел за стол. Положил руки ладонями вниз. Я такое видела только один раз — когда он рассказывал про смерть отца.
— Юля... Моя сестра больна.
Мир качнулся. Как в автобусе, когда водитель резко тормозит.
— Что значит — больна?
— Уже полгода лечится. Химиотерапия каждые три недели.
Я села. Просто упала на стул.
— Почем ты не рассказывал раньше?
— Она просила не говорить. Сказала — Юлька и так переживает за всех. Зачем ей лишние проблемы?
Лишние проблемы... А я думала, она тунеядка. Думала — умышленно ничего не делает, чтобы мы содержали.
— Надо было мне сказать. Я даже не догадывалась.
— Обещал ей. А сейчас... она в больнице. Вчера увезли. Совсем плохо стало.
Я встала. Пошла к окну. Марь Иванна уже убрала белье. Веревки пустые качались на ветру.
— Мне нужно к ней.
— Конечно.
— Вадим... А этот отпуск?
— Она хотела успеть. Съездить к морю. Пока ещё может. Врачи сказали — если химия поможет, то летом, может быть, сможет поехать.
Я заплакала. Как ребенок — с всхлипами и соплями.
— Я такая дура... Такая дура!
Вадим обнял меня. Гладил по голове, как мама в детстве.
— Не дура. Просто не знала.
— Я же видела — она похудела. И бледная стала. Думала — на диете... А она... она оказывается… да?
— Не знаю. Врачи говорят разное.
Мы стояли, обнявшись посреди кухни. За окном темнело. Где-то играли дети. Жизнь шла своим чередом.
А у меня внутри всё переворачивалось.
— Поедем к ней завтра?
— Поедем.
— И насчет отпуска... Найдём деньги. Продам серьги мамины, если надо.
— Найдём — кивнул Вадим. — Обязательно найдём.
Я вспомнила, как в детстве с Евой играли в больницу. Мы жили в соседних домах и часто играли вместе. Она всегда была врачом, а я — пациентом. Лечила меня травками, которые рвала во дворе. Говорила: «Не бойся, Юлечка, все будет хорошо».
Теперь врачи лечат её. Настоящие. Но детской уверенности в голосе у них нет.
— Вадим... А если она не выздоровеет?
— Выздоровеет. Должна выздороветь. Она сильная…
Но мы оба знали — никто ничего не должен. Жизнь не работает по принципу справедливости.
Я пошла собирать сумку. В больницу. К Еве. Которую почти потеряла из-за собственной глупости.
А в голове крутилось: «Вадим если твоя сестра Ева хочет в отпуск...»
Теперь я хочу, чтобы она хотела. Хочет отпуск — поедет. Хоть на край света. Только бы хотела...
Только бы была жива, чтобы хотеть.
Телефон зазвонил. Незнакомый номер.
— Алло?
— Вадим? Это из больницы. Ваша сестра спрашивает, когда вы приедете.
— Еду. Уже еду.
Вадим бросил трубку.
— Поехали...
Я побежала к двери. Вадим догнал на лестнице:
— Юль, подожди! Возьми хотя бы куртку!
Но мне было не до курток. Ева ждёт...
Приехали. Вадим остался ждать в машине. А я пошла…
В больнице пахло хлоркой и страхом. Я шла по длинному коридору. Каблуки стучали по линолеуму. Как метроном. Отсчитывали время.
Её палата. Дверь приоткрыта.
— Ева? — позвала я тихо.
— Юлька?! — голос слабый, но радостный. — Заходи!
Я толкнула дверь и... не узнала её. Совсем. Худая, лысая, в больничной пижаме. Только глаза те же. Серые.
— Ой — сказала она и прикрыла голову платком. — Я же страшная теперь.
— Дура — прошептала я и обняла её. Осторожно. Будто фарфоровую куклу. — Красивая ты. Очень красивая.
Мы сидели молча. Держались за руки. Как в детстве, когда боялись грозы.
— Юль... Ты же на меня не сердишься? За то, что не сказала?
— Сержусь. Очень сержусь.
Она опустила голову.
— Но не за то, что не сказала, — продолжила я. — За то, что одна всё тянула. Мы же не чужие!
— Я не хотела тебя расстраивать...
— Да, меня расстраивать нельзя, да? Я что, из стекла?
Ева улыбнулась. Впервые за вечер:
— Из стекла. Красивого такого. Хрустального.
— Идиотка.
— Сама идиотка.
Мы засмеялись. И я поняла — вот оно. То, чего не хватало все эти годы. Просто быть рядом. Без претензий, без обид.
— Слушай — сказала я. — А давай правда съездим куда-нибудь? Когда выпишешься?
— Куда? — глаза заблестели.
— К морю. В Крым, например. Помнишь, мы в детстве мечтали?
— Но денег нет...
— Найдём. Я серьги продам. Мамины. Всё равно не ношу.
— Юлька... А вдруг врачи не разрешат?
— Разрешат. Обязательно разрешат. А если не разрешат — сбежим тайно.
Ева рассмеялась. По-настоящему. И на секунду мы вспомнили, как в детстве верили в чудеса...
— Договорились — сказала она. — Только... если что-то случится...
— Ничего не случится.
— Но если...
— Ева — перебила я. — Ничего. Не. Случится.
В палату заглянула медсестра:
— Извините, время посещений закончилось.
— Уже? — удивилась я.
— Уже поздно — кивнула Ева. — Иди. Вадим волнуется.
Я встала. Поцеловала её в лоб.
— Завтра приеду. С утра.
— Приезжай.
У двери обернулась:
— Ева... А отпуск твой... когда хотела поехать?
— В июле. Если химия поможет.
— Поможет. Точно поможет.
Я шла по тёмному коридору. И впервые за много лет точно знала — завтра будет новый день. И послезавтра тоже будет. И мы будем вместе.
А в июле... В июле мы обязательно поедем к морю. Обязательно.
Даже если придётся нести Еву на руках… Она мечтала и должна увидеть море…
Обязательно.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍