Ключи звякнули в замке тише обычного. Я пришла раньше — совещание отменили в последний момент, и вместо четырех часов переговоров получилось полчаса быстрых решений. Сумку поставила у входа, туфли сняла автоматически. В квартире витал запах борща — Валентина Петровна, свекровь, опять готовила на всю неделю.
Голос её доносился из кухни. Говорила она с кем-то по телефону, и тон был деловой, спокойный. Я хотела пройти в комнату, но что-то заставило остановиться.
— Да, двухкомнатная, сорок два метра. Ремонт свежий, мебель вся новая. Техника тоже.
Я замерла. О какой квартире речь? Наша что ли?
— Когда можно показать? В любое время, только предупредите заранее. А что там жильцы? — свекровь хмыкнула. — Так это временно всё. Она временная.
Сердце ухнуло куда-то в пятки. Я прижалась к стене, не веря собственным ушам.
— Нет, сын мой добрый, но несерьезный. А эта... временная. Понимаете, о чём я? Поживут ещё немного, а там видно будет. Квартира-то моя, я и решаю.
Временная. Слово отозвалось во мне, как удар колокола. Четыре года совместной жизни, два года в этой квартире. Я своими руками клеила обои, выбирала плитку для ванной, стояла в очередях за мебелью. А я — временная.
— Да что вы, какие проблемы! Уведомлю заранее, съедут куда надо. У неё родители есть, не пропадёт.
Ноги подкосились. Я села прямо на пол в коридоре, спиной к стене. В голове звенело. Все эти месяцы, когда Валентина Петровна приходила с утра до вечера, переставляла мою посуду, меняла занавески, делала замечания — я думала, это просто характер. Оказывается, она просто хозяйка. А я гость. Нежеланный гость.
— Цену? Ну, рынок сейчас хороший. Думаю, четыре миллиона восемьсот возьмём легко. Может, и пять дотянем.
Свекровь замолчала, видимо, слушала собеседника.
— Риелторскую комиссию два процента? Нормально. Договорились. Звоните завтра, обсудим детали.
Я услышала, как она кладёт трубку, включает чайник. Сделала усилие, встала. Ноги дрожали, но держали. Прошла в комнату, закрыла дверь. Села на кровать — нашу с Алексеем кровать, которую мы выбирали вместе в магазине.
Временная. Это слово крутилось в голове, не давало покоя. Получается, пока я строила планы, думала о детях, о нашем будущем, свекровь уже всё решила. И Алексей... он знает?
За стеной слышались привычные звуки: Валентина Петровна гремела кастрюлями, мыла посуду. Как обычно. Как будто ничего не случилось. А для неё и правда ничего не случилось. Она просто хозяйка, которая распоряжается своим имуществом.
Я посмотрела на фотографию на тумбочке — мы с Алексеем на даче у его друзей. Смеёмся, обнимаемся. А я уже тогда была временной? Или это решение свежее?
В дверь постучали.
— Оля, ты дома? — голос свекрови был как ни в чём не бывало дружелюбным. — Борщ сварила, давай ужинать.
Я сглотнула ком в горле.
— Спасибо, Валентина Петровна. Не голодна пока.
— Как не голодна? Целый день на работе, а есть не хочешь. Это нехорошо.
Нехорошо. Много чего нехорошо, оказывается.
Молчание и недосказанность
Алексей пришёл в половине девятого. Усталый, растрёпанный — новый проект отнимал все силы. Я сидела за столом с книгой, делала вид, что читаю. На самом деле уже полчаса смотрела в одну точку.
— Привет, — он поцеловал меня в макушку. — Как дела?
— Нормально.
Он посмотрел на меня внимательнее. Алексей всегда чувствовал, когда что-то не так.
— Что случилось?
Я хотела рассказать. Слова уже готовы были сорваться с языка: "Твоя мать продаёт квартиру и называет меня временной". Но что-то остановило. Может, страх. А может, гордость.
— Ничего. Просто устала.
Он пожал плечами, поверил. Пошёл в душ. Я проводила его взглядом и поняла: он не знает. Точно не знает. Валентина Петровна пока молчит.
На следующий день свекровь появилась с утра. Принесла пирожки с капустой, расставила по тарелкам, заварила чай. Вела себя как обычно — заботливо, но с лёгким оттенком покровительства.
— Олечка, а ты бы хотела детишек?
Вопрос прозвучал неожиданно. Я поперхнулась чаем.
— Хотела бы...
— А Лёша хочет?
— Не знаю. Мы не говорили серьёзно об этом.
Валентина Петровна кивнула, как будто получила нужную информацию.
— А то знаешь, время-то идёт. Тебе уже двадцать семь. А мужчины... они могут и подождать. У них времени больше.
Я смотрела на неё и думала: зачем эти разговоры, если я временная? Или это часть плана — выяснить, насколько я серьёзно настроена?
— Валентина Петровна, а вы... не думали о том, чтобы жить отдельно от нас?
Она вскинула брови.
— Зачем мне отдельно? Это моя квартира. Я здесь прописана с семьдесят восьмого года.
Прописана. Собственница. А мы жильцы. Временные жильцы.
Вечером Алексей заметил моё настроение.
— Оль, с тобой точно всё в порядке? Ты какая-то... отстранённая.
— Может, нам стоит поговорить о нашем будущем?
— О каком будущем?
— О том, где мы будем жить. О детях. О планах.
Он сел рядом, взял за руку.
— А что, есть проблемы с тем, где мы живём?
Я посмотрела ему в глаза. Честные, открытые. Он действительно не знает.
— Нет. Наверное, нет.
— Тогда о чём речь?
Я не ответила. Он обнял меня, и я позволила себе на минуту расслабиться. Но в голове крутилось: он не защитит меня. Не потому что не хочет, а потому что не понимает, от чего защищать.
Следующие дни прошли в странном напряжении. Валентина Петровна приходила каждый день, но я уже слушала её по-другому. Каждая фраза, каждый взгляд казались многозначительными.
— Олечка, а у тебя родители как? Не скучают?
— Нормально. А что?
— Да так, интересуюсь. Может, стоит их почаще навещать?
Или:
— А работа у тебя стабильная? А то сейчас времена неспокойные, сокращения везде.
Я начала записывать эти разговоры в дневник. Не знаю зачем — просто хотелось зафиксировать. Понять логику.
А логика была простая: Валентина Петровна готовила почву. Мягко, ненавязчиво подталкивала к мысли, что моё место здесь непрочное.
Юридическая правда
Юридическая консультация помещалась в старом здании на Тверской. Коридоры пахли канцелярией и чужими проблемами. Я сидела в очереди уже полчаса, мяла в руках номерок и репетировала вопросы.
— Проходите, — женщина лет пятидесяти с усталыми глазами указала на стул напротив стола.
— Меня зовут Ольга. Я живу в квартире свекрови. Хочу понять свои права.
Юрист взяла ручку, придвинула блокнот.
— Сколько лет живёте?
— Два года. Но встречаемся с мужем четыре.
— Зарегистрированы?
— Да.
— Вписаны в квартиру?
— Нет.
— Документы о совместном приобретении жилья есть?
— Квартира свекрови. Мы только делали ремонт.
— Чеки сохранили?
Я достала папку. Чеки за краску, обои, сантехнику, мебель. Женщина пролистала, покачала головой.
— Это не доказательство вашего права на жилье. Это бытовые расходы.
— То есть?
— То есть вы живёте на жилплощади собственницы по её доброй воле. Юридически — вы гость.
Слово резануло. Гость. Как и говорила Валентина Петровна — временная.
— А если нас попросят съехать?
— Обязаны съехать. Максимум — можете потребовать разумный срок на поиск нового жилья. Месяц, два.
— А ремонт? Мебель?
— Если не докажете, что это было вложение в недвижимость с целью получения доли, то это подарок собственнице.
Я откинулась на спинку стула. Значит, всё. Два года жизни, все сбережения, потраченные на обустройство, — всё это просто подарки.
— А муж мой что-то может сделать?
— Он собственник?
— Нет.
— Прописан?
— Да, с детства.
— Тогда он имеет право пользования. А вы — только как член его семьи. Если брак распадётся...
— Что если брак распадётся?
— Тогда основание для проживания исчезает.
Я заплатила за консультацию и вышла на улицу. Москва гудела, люди спешили по своим делам, а я стояла и понимала: я никто. Юридически я никто в том месте, которое два года считала домом.
Телефон зазвонил. Алексей.
— Где ты? Мама волнуется, говорит, ты с утра ушла и не сказала куда.
Мама волнуется. Хозяйка переживает за временную жилицу.
— Я по делам. Скоро буду.
— Хорошо. Мы тебя ждём.
Ждут. Пока ждут.
Я шла по Тверской и думала о том, что делать дальше. Вариантов было немного: смириться и жить в состоянии неопределённости или начать готовиться к худшему.
В киоске купила газету с объявлениями. Цены на аренду однокомнатных квартир заставили присвистнуть. На мою зарплату можно было снять что-то на окраине, в старом доме. И это при условии, что работа останется стабильной.
Дома Валентина Петровна встретила с пирожками.
— Олечка, ты где пропадала? Я беспокоилась.
— По делам ездила.
— По каким делам?
Вопрос прозвучал слишком заинтересованно. Я подняла глаза. Свекровь смотрела внимательно, изучающе.
— По работе.
Она кивнула, но было видно — не поверила.
Вечером, когда Алексей засыпал, я лежала с открытыми глазами и планировала. Если Валентина Петровна действительно решила продавать квартиру, времени у меня мало. Нужно искать жильё, откладывать деньги на залог, готовиться морально.
А ещё нужно было решить главное: говорить Алексею или нет. И если говорить, то когда и как.
Авито и последняя капля
Покупать тостер я собиралась уже месяц. Наш сломался ещё в январе, но всё не доходили руки. В субботу утром, пока Алексей спал, а Валентина Петровна ещё не приехала, решила наконец заняться этим.
Авито открылось привычно — кучи объявлений, фотографии техники. Набрала в поиске "тостер", выставила фильтры по цене. Листала, сравнивала, читала описания.
И тут глаз зацепился за знакомое. В правом углу экрана, в блоке "Похожие объявления", висела фотография нашей кухни.
Сердце ёкнуло. Я кликнула на объявление.
"Сдаю просторную 2-комнатную квартиру от собственницы. 42 кв.м, свежий ремонт, вся мебель и техника. Район хороший, транспорт рядом. Семейным парам приоритет. 45000 руб/месяц + коммунальные."
Фотографии. Наша кухня с жёлтыми занавесками, которые я шила сама. Наша гостиная с диваном, за который мы полгода копили. Наша ванная с плиткой, которую Алексей клеил три выходных подряд.
Коврик у входной двери — тот самый, в голубую полоску, который я привезла от мамы.
Дата размещения: вчера.
Руки тряслись. Я перечитала объявление ещё раз. "От собственницы". "Семейным парам приоритет". Что это значит? Что мы съезжаем, а на наше место будут искать новых жильцов?
Телефон свекрови был указан в контактах. Её настоящий номер.
Я закрыла ноутбук, встала. По квартире ходить не могла — казалось, стены давят. Вышла на балкон, села на старый стул. Воздуха не хватало.
Значит, всё решено. Валентина Петровна не просто думает о продаже. Она уже готовится сдавать квартиру. А мы... что мы?
В голове пульсировали обрывки мыслей. Может, это план: сначала сдать, потом продать? Или наоборот — решила, что лучше получать стабильный доход? Но тогда где мы?
Ключи в замке. Алексей проснулся.
— Оль, ты где?
— На балконе.
Он вышел, растрёпанный, в домашних штанах.
— Что ты тут делаешь? На улице же холодно.
Я посмотрела на него. Хотелось крикнуть: "Твоя мать сдаёт нашу квартиру! Смотри!" Но что-то удержало.
— Думаю.
— О чём?
— О разном.
Он сел рядом, обнял.
— Поделись. Может, вместе придумаем решение.
Вместе. Он говорил "вместе", а его мать тем временем фотографировала нашу мебель для объявления.
— Лёша, а если бы тебе пришлось выбирать между мной и мамой?
Он удивился.
— Зачем мне выбирать? Вы же не враги.
— А если бы пришлось?
— Оль, ну что за странные вопросы? Мы семья. Все вместе семья.
Семья. В которой одни принимают решения, а другие только исполняют.
Я встала, пошла в комнату. Алексей остался на балконе, не понимая, что произошло.
Весь день это объявление стояло перед глазами. Я открывала Авито снова и снова, читала отзывы о Валентине Петровне как о хозяйке. "Приятная женщина, всё честно", "Квартира как на фото", "Хозяйка адекватная".
Хозяйка адекватная. Она и правда адекватная. Она распоряжается своей собственностью как хочет. А я сижу тут и обижаюсь.
К вечеру приняла решение.
Сборы без слёз
Чемодан достала из антресолей поздно ночью, когда Алексей спал. Старый, синий, ещё мамин. Поставила в углу за шкафом, чтобы не было видно.
Собирала по чуть-чуть. Каждый день брала что-то одно: книгу, фотографию, любимую кружку. Складывала в коробку на работе. Коллеги не спрашивали — решили, что делаю генеральную уборку.
Валентина Петровна продолжала приходить каждый день. Теперь я смотрела на неё по-другому — не как на назойливую свекровь, а как на хозяйку, которая ждёт, когда неудобные жильцы освободят территорию.
— Олечка, а ты не думала о том, чтобы больше времени проводить с родителями? — спросила она в четверг, накладывая мне котлет.
— Почему спрашиваете?
— Да так. У них дом большой, места много. А здесь тесновато всё-таки.
Тесновато. Сорок два квадратных метра тесновато для трёх взрослых людей. Логично.
— Валентина Петровна, а вы не планируете что-то менять в квартире?
Она насторожилась.
— Что менять?
— Не знаю. Может, ремонт какой-то. Или мебель.
— Зачем? Всё же хорошее, новое.
Новое. Купленное нами, но новое.
В пятницу нашла квартиру. Однокомнатная, на Савёловской, тридцать тысяч плюс коммунальные. Дорого, но другого варианта не было. Сказала хозяйке, что съеду через неделю.
Письмо Алексею писала два дня. Десятки черновиков, сотни вариантов. Как объяснить, что уходишь не потому, что не любишь, а потому что больше не можешь жить в неопределённости?
В итоге получилось коротко:
"Лёша, я ухожу. Не потому что ты плохой, а потому что мне нужно знать, что у меня есть дом. Настоящий дом, где меня не могут назвать временной. Твоя мать права — я действительно временная в вашей жизни. Но я не хочу больше быть временной в своей. Ты выбрал молчание. Я выбираю себя. Не ищи меня. По крайней мере, пока."
В воскресенье Алексей уехал к друзьям на дачу. Валентина Петровна тоже не планировала приходить — у неё была какая-то встреча с одноклассницами.
Идеальный день для переезда.
Чемодан собрался быстро. Одежда, документы, несколько книг, фотография с мамой. Больше ничего своего здесь не было. Всё остальное — мебель, техника, посуда — пусть остаётся. Всё равно оно не моё.
По телевизору шли новости: "На Урале женщина через суд отсудила у бывшей свекрови компенсацию за ремонт квартиры..." Я усмехнулась. Бороться можно. Но я устала бороться. Хочется просто жить.
Письмо положила на кухонный стол, рядом с ключами.
В последний раз обошла квартиру. Жёлтые занавески на кухне, диван в гостиной, плитка в ванной — всё это останется здесь. Новые жильцы будут пользоваться тем, что мы создавали с любовью.
Ничего. Создам новое. Своё.
Такси подъехало ровно в три. Водитель помог занести чемодан, не задавал лишних вопросов. Хороший человек.
Когда машина отъехала от подъезда, я не оглянулась.
Письмо на столе
Алексей вернулся с дачи в половине восьмого. Усталый, загорелый, довольный — провёл день на воздухе, помогал другу строить баню. В руках пакет с яблоками и мёдом.
— Оль, я дома! — крикнул он, снимая куртку.
Тишина.
— Оля?
Прошёл в комнату. Пусто. Может, у подруги? Или в магазин пошла?
На кухне заметил сразу — на столе лежал лист бумаги. Рядом ключи. Его ключи от квартиры.
Сел, развернул письмо. Почерк знакомый, ровный. Прочитал один раз. Потом ещё раз.
"Ты выбрал молчание. Я выбираю себя."
Что за молчание? О чём она?
Достал телефон, набрал её номер. Длинные гудки, потом автоответчик. Ещё раз. То же самое.
Написал сообщение: "Оля, что происходит? Где ты? Позвони, пожалуйста."
Сообщение не прочитано.
Обошёл квартиру. В шкафу не хватало её вещей — не всех, но некоторых. Косметика в ванной частично исчезла. Фотография с её мамой пропала с тумбочки.
Она действительно ушла.
Но почему? Что случилось? Вроде всё было нормально. Да, последнее время она была какая-то задумчивая, но он списывал это на усталость на работе.
Позвонил маме.
— Мама, Оля от меня ушла.
— Как ушла?
— Письмо оставила и исчезла. Говорит, что я выбрал молчание. Ты не знаешь, о чём речь?
Валентина Петровна помолчала.
— Лёша, а ты с ней разговаривал о ваших планах?
— О каких планах?
— О том, где будете жить дальше. О детях. О будущем.
— А что тут разговаривать? Живём же нормально.
— Сынок... — голос мамы стал осторожным. — Может, ей хотелось больше определённости?
— Какой определённости?
— Ну... понимания, что это всерьёз и надолго.
Алексей сел на диван, где ещё вчера они смотрели фильм. Оля лежала, положив голову ему на плечо. Всё было как всегда.
— Мам, а ты с ней о чём-то разговаривала? Может, она что-то говорила?
— Мы разговаривали. Обычные разговоры.
— О чём?
— О жизни. О планах. Я спрашивала, хочет ли она детей.
— И что она отвечала?
— Что хочет. Но не знает, хочешь ли ты.
Алексей потёр лицо руками. Дети. Они правда никогда серьёзно об этом не говорили. Как-то само собой подразумевалось, что когда-нибудь потом...
— Мам, а что ещё?
— Ничего особенного, Лёша. Обычные женские разговоры.
После разговора с мамой он ещё несколько раз пытался дозвониться Оле. Писал сообщения, просил перезвонить, объяснить. Ничего.
К ночи понял: она не ответит. По крайней мере, не сегодня.
Лёг в пустую постель, смотрел в потолок. Четыре года отношений. Два года совместной жизни. И он даже не заметил, когда она стала несчастной.
Что такое "временная"? Почему она так написала в письме?
Новые корни
Весна пришла рано. Уже в марте снег растаял, и Москва преобразилась — стала светлее, просторнее. Я шла по Тверскому бульвару на встречу с кураторами проекта и думала, как изменилась за эти полгода.
Однокомнатная квартира на Савёловской оказалась уютнее, чем я ожидала. Высокие потолки, большие окна, старый паркет, который скрипел под ногами. Я полюбила этот скрип — он напоминал, что дом живой.
Первые месяцы были трудными. Деньги кончались быстро, одиночество давило по вечерам. Но постепенно появился ритм. Работа, курсы английского, спортзал. По выходным ездила к родителям или встречалась с подругами.
А ещё я стала писать. Сначала просто дневник, потом короткие заметки о женщинах, которых встречала. О продавщице в магазине, которая растила двоих детей одна. О соседке, которая в пятьдесят пять пошла учиться на психолога. О подруге, которая открыла своё кафе после развода.
Заметки превратились в статьи. Статьи — в блог. Блог стал популярным.
— Ольга Николаевна, — куратор проекта была женщина лет сорока, энергичная и деловая. — Ваша заявка на грант очень интересная. Расскажите подробнее о программе поддержки женщин в кризисных ситуациях.
Мы сидели в кафе рядом с офисом благотворительного фонда. За окном цвели яблони, люди спешили по своим делам.
— Идея простая, — я достала планшет с презентацией. — Женщины часто оказываются в ситуации, когда нужно начинать жизнь заново. Развод, потеря работы, семейные конфликты. И они не знают, с чего начать.
— А вы предлагаете?
— Комплексную поддержку. Юридические консультации, психологическая помощь, профориентация. И главное — сообщество. Женщины, которые прошли через похожее, помогают тем, кто только в начале пути.
Куратор кивала, делала пометки.
— У вас есть опыт работы с такими программами?
— Личный опыт, — я улыбнулась. — Полгода назад я сама была в похожей ситуации.
После встречи шла домой пешком. Телефон зазвонил на Патриарших. Незнакомый номер.
— Алло?
— Оля, это я.
Сердце подпрыгнуло. Алексей. Первый раз за полгода.
— Привет.
— Как дела?
— Хорошо. А у тебя?
— Нормально. Оля, я... можно увидеться?
Я остановилась у фонтана, смотрела на играющих детей.
— Зачем?
— Поговорить. Я многое понял за это время.
— Что именно?
— То, что ты была права. И то, что я был дураком.
В голосе слышалась усталость, раскаяние.
— Лёша, прошло полгода. Я другая теперь.
— Знаю. Читал твой блог.
Это удивило.
— Читал?
— Каждую статью. Ты... ты нашла себя. Это видно.
Мы помолчали. Где-то вдалеке играла музыка, смеялись дети.
— Мама продала квартиру, — сказал он вдруг.
— Да?
— В мае. Сказала, что планировала это давно, но не знала, как нам сообщить.
Я усмехнулась. Валентина Петровна до конца осталась собой.
— А ты где живёшь?
— Снимаю студию рядом с работой. Понимаешь теперь, каково это.
— Да, понимаю.
— Оля, я хочу сказать тебе кое-что. Можно?
— Говори.
— Ты настоящая. Тогда я этого не понимал, а теперь понимаю. Ты настоящая, а я был трусом.
В кармане шуршала бумага — ответ из фонда должен был прийти на этой неделе. Новая жизнь, новые планы, новые люди. И где-то в прошлом — старая история, которая научила меня главному: дом — это не стены, а состояние души.
— Спасибо, что позвонил, — сказала я. — Береги себя.
— Оля, подожди...
Но я уже отключилась.
Дома заварила чай, села к окну. На столе лежали документы по проекту, план на завтра, книга, которую читала на ночь. Моя жизнь. Мой выбор. Мои правила.
В телефоне пищало сообщение от мамы: "Как дела, дочка?" Я набрала ответ: "Отлично. Живу."
И это была правда. Я жила. По-настоящему жила впервые за долгое время.