Осенью 1982 года подводная лодка «К-513», на которую я совсем недавно был назначен командиром БЧ-3 (минно-торпедной боевой части, или, проще говоря - минёром), вновь вышла из базы.
Пройдя сравнительно небольшое расстояние в северном направлении, лодка развернулась на юг. Ей теперь предстояло пересечь сначала Северный полярный круг, а потом экватор и приступить к выполнению задач боевой службы в южной части Атлантического океана. Эта автономка была второй в моей жизни и первой в составе моего нового экипажа.
С каждым днём вода за бортом становилась всё теплее. Вот, наконец, и назначенный нам район в Южной Атлантике!
Лишь несколько человек из экипажа во время кратковременных подвсплытий могли видеть в перископ волны, под которыми мы ходили, небо, облака и светила. Штурмана первыми прочувствовали, где мы находимся: они начали использовать для определения места подводной лодки звёзды легендарного созвездия Южный Крест - того самого, под которым в средние века ходили пираты южных морей.
Акустики тоже ощутили, что «К-513» несёт службу в новом для нас районе: изменился шумовой фон. Был бы среди них хоть один биолог - тогда бы мы достоверно знали, какие именно позвоночные и беспозвоночные издают в окружающей нас воде такие разные звуки: барабанный бой, визги, жужжание, стрекотание, чириканье - то, что называется у специалистов скучноватым словом «биошумы».
Однажды акустики заволновались, обнаружив что-то похожее на сигналы гидролокатора. Правда, через пару секунд стало ясно: да ведь это поют киты! Мы шли прямо на них. Вот раздался раскатистый вздох - это один из гигантов всплыл и выбросил вверх фонтан. А теперь он нырнул и и вскоре оказался совсем недалеко от нас. И тут из динамика в рубке гидроакустиков послышались ритмичные звуки - биение громадного сердца, которое у кита весит, как говорят, до тонны!
Все остальные подводники ощутили наше прибытие в Южную Атлантику лишь по тому признаку, что даже на стометровой глубине в большинстве отсеков стало жарко (в турбинном - в особенности!) Трюмные отвели от клапана глубиномера первого отсека шланг в душевую, и теперь все желающие могли принимать душ из забортной воды. А ещё в южных широтах перестал отпотевать наш прочный корпус - трюмы высохли!
В течение нескольких недель мы патрулировали в назначенном районе, а потом вышли из него, повернули на восток и к исходу октября приблизились к африканскому побережью. У нас был запланирован заход в Луанду, столицу Анголы.
Незадолго до захода в территориальные воды этой страны радисты, как стало известно позже, приняли сообщение о кончине тогдашнего советского лидера, Леонида Ильича Брежнева (все его должности я сейчас едва ли сумею вспомнить и перечислить правильно).
Командир с замполитом решили эту информацию до экипажа не доводить, пока не встанем на швартовы. Хотели, видимо, перестраховаться: вдруг от такого оглушительного известия кто-нибудь что-нибудь, неровен час, сотворит...
И вот взревел сжатый воздух, вытесняя воду из цистерн главного балласта. Мы всплыли в надводное положение и пошли в кильватере за встречавшим нас большим противолодочным кораблём «Маршал Тимошенко». Лодку слегка покачивала ленивая океанская зыбь.
Я вышел на мостик и заступил на вахту. Над спокойным океаном висела лёгкая утренняя дымка. Цвет воды показался мне более тёмным, чем на Севере. Может быть, просто потому, что солнце ещё не взошло?
Внезапно из воды со стороны левого борта выскочила стайка летучих рыб, наискосок пронеслась над палубой и, преодолев по воздуху довольно большое расстояние, снова нырнула в волну. Я тогда увидел их впервые в жизни. Мне показалось, что длинные грудные плавники этих рыб трепетали с такой частотой, что трещали, как крылья стрекоз.
Воздух Атлантики был просто одуряюще свежим, мы от такого уже успели отвыкнуть. Хотя у нас на лодке газовый состав атмосферы отсеков практически всегда был в норме, но всё же то была искусственная смесь...
Помимо советского Военно-морского флага, мы подняли ещё и Государственный флаг Анголы. Изображения мачете и сектора от зубчатого колеса, которые перекрещивались на его полотнище, очень походили на наши серп и молот.
В Африке была зима, но взошедшее солнце засияло так ярко, что мои руки моментально обгорели по локоть. Правда, наши боцмана вскоре соорудили над мостиком тент, который хорошо защищал от избытка ультрафиолета.
Зашли в бухту Луанды. Штурман, Володя Юферов, тяжело дышал, вращая громадный маховик ручного привода перископа. Он пеленговал береговые ориентиры. Бухта оказалась большой и очень удобной. Там стояло много рыболовных судов, в том числе, и наших, и кубинских, а также плавучая мастерская «ПМ-21», которая тоже пришла с Севера - кажется, из Видяево.
«Маршал Тимошенко» уже встал у причальной стенки, мы ошвартовались к его борту.
Нас перед заходом в иностранный порт проинструктировали очень странным образом: всем, в том числе, и советским морякам с других кораблей, мы должны были говорить, что наша лодка не атомная, а дизельная!
Можно было подумать, что никто не видел сборника “Jane’s fighting ships”, где, среди прочего, были и фотографии нашего корабля, известного всем как “Victor II”, и его достаточно полные тактико-технические элементы...
Главную энергетическую установку из действия не выводили, поэтому, все продолжали нести вахту, как на ходу, и на берег нас отпускали только посменно.
В Анголе продолжалась многолетняя гражданская война, и нами в течение всего времени стоянки строго соблюдались определённые меры безопасности, о которых подробно рассказывать не буду.
После швартовки командование довело до экипажа, что Леонид Ильич ушёл из жизни. Естественно, мы в своих разговорах постоянно возвращались к этому безрадостному событию. Всем было ясно, что к глобальной катастрофе это не приведёт, да вот только что же будет со страной дальше?
Тем не менее, выходя за пределы прочного корпуса, мы радовались жизни: над головой было голубое небо, светило жаркое африканское солнце, а у ног искрилась прозрачная вода Южной Атлантики.
Вскоре, когда нам разрешили ходить на дикий пляж, мы узнали, что вода эта очень ласковая. Местные жители считали, что она сейчас чересчур холодна, поэтому никто из них не купался. Но мы-то знали, что в Чёрном море даже летом вода почти никогда не бывает такой тёплой!
Прибрежный песок имел красноватый оттенок. Он был изрыт чьими-то норками, иногда довольно широкими. По берегу бегало несколько местных свиней. Эти странные животные были чёрного цвета и казались вырезанными из фанеры: в профиль - высокие и горбатые, а спереди или сзади - совсем узкие.
Я поднял из воды витой «домик» какого-то моллюска. Он показался мне пустым, но вскоре оттуда вылез маленький осьминожек с золотистыми глазами, уверенно дополз до воды и уплыл.
У берега я нашёл много красивых половинок от раковин какого-то двустворчатого моллюска, почти белых снаружи и нежно-розовых изнутри. А те немногие из нас, кому было разрешено нырять с аквалангами, конечно же, набрали гораздо больше даров местных вод. Ребятам повезло вдвойне: они и много интересного нашли, и не нарвались под водой ни на кого из ядовитых и очень опасных жителей океана.
На пальмах сидели птицы - не какие-нибудь экзотические, а вполне знакомые. Может быть, некоторые даже прилетели сюда на зиму из Союза?
Увы, вскоре наши маленькие радости были резко ограничены, что называется, «волевым порядком».
Точно уже не помню, сколько дней продолжался траур по Генсеку в СССР (я читал тогда об этом в радиограмме с политической информацией), а в Африке, в знак особого уважения к нашей стране, траур был длиннее на несколько дней. Когда на пляже отдыхала наша очередная боевая смена, к ребятам подошли кубинские рыбаки. Они с недовольными лицами смотрели, как несколько подводников со счастливым хохотом кувыркаются в волнах, а другие с азартными воплями играют на песке в волейбол. Кубинцы с осуждением сказали нашим на достаточно приличном русском языке:
- Как вы можете радоваться и веселиться, когда у вас в стране такое большое горе? Как только вам не стыдно?
Купание и игра были прекращены, ребят вернули на лодку. Вскоре к нам приехал советский консул и распорядился: больше никаких пляжей и купаний! Максимум, что нам теперь разрешали - это подниматься на борт «Маршала Тимошенко» и загорать на его вертолётной площадке (чтоб с берега не было видно).
Зато теперь мы занялись рыбалкой. Никогда больше не видел столько крупной и красивой кефали, как тогда! Громадные серебристые торпедообразные рыбины косяками паслись прямо у нашего борта, объедая с резины противогидролокационного покрытия яркую нежно-зелёную бахрому водорослей, которой лодка обзавелась всего лишь за несколько дней. Уж я тогда славно отвёл душеньку!
Рыболовов в экипаже было много, и в те дни свежая кефаль на лодочном камбузе не переводилась. Какие только блюда ни готовили из неё наши трудолюбивые и искусные коки во главе с мичманом Михаилом Елеником! (Он потом ушёл служить в экипаж подводной лодки «Комсомолец» и трагически погиб в Норвежском море. Жаль! Михаил в своём деле был настоящим виртуозом, а самое главное - он был добрым и отзывчивым человеком).
Отдыхом в чистом виде, конечно, этот заход нельзя было назвать. Мы продолжали нести свои привычные вахты, а для нашей техники такие условия работы вообще были, по сути дела, экстремальными. Густая консистентная смазка из-за жары стекала с металла, как водичка, и на стальной поверхности, если не уследить, тут же появлялась ржавчина. Часть нашей надстройки, выполненная из алюминиево-магниевого сплава, стремительно корродировала. Мои «толстые торпеды», каждая из которых содержала больше тонны перекиси водорода, отвечали на жару резко увеличившимся газовыделением.
Вообще, кубинцев в Анголе, похоже, было тогда немало. Не только среди рыбаков - кубинцами там были многие военные, причём, все как один - чернокожие. Автомобиль, в кузове которого ехали кубинские солдаты, был слышен издалека - белозубые ребята азартно отбивали свои национальные ритмы на касках, котелках и другом снаряжении. Те из моих знакомых, кому довелось пообщаться с посланцами Острова свободы, рассказали, что кубинцы бесстрашны, умирают легко и весело, а в жизни у них есть три главных удовольствия: потанцевать, позаниматься любовью и повоевать.
Некоторым удалось побывать в казарме, где жили кубинские военные. Они удивились: почему там нет портретов Фиделя? Ответ был потрясающе кратким и откровенным: мол, зато, когда умрёт наш вождь, нам не придётся ниоткуда снимать его портретов!
Мы слушали по радио, что творилось у нас в стране, какие принимаются постановления по увековечению памяти Леонида Ильича, и тогда даже заподозрить не могли, насколько точно всё предсказали наши собратья по оружию!
Забегу чуть вперёд. В Западной Лице тех лет на разных углах висели многочисленные щиты с цитатами Генсека. Когда мы вернулись из автономки, бросилось в глаза, что «Л.И. Брежнев» на этих щитах закрасили и написали повсеместно вместо имени вождя «Материалы XXVI съезда КПСС» или «Материалы XVIII съезда ВЛКСМ». Ну и, конечно, больше нигде не было ни одного портрета маршала Брежнева в мундире цвета топлёного молока...
Ещё одна интересная деталь. Всем известно, что в Западной Европе и Америке наших соотечественников называют «русский Иван». На Кубе - «русский Серёжа». Интересно, а как нас называют в Африке? Это выяснилось случайно. К группе наших офицеров подошёл чернокожий, поглядел на звёздочки на погонах и осторожно спросил:
- Американо?
- Руссо!
Африканец лучезарно улыбнулся и сказал:
- Саня, друг! - и при этом звонко щёлкнул себя указательным пальцем по горлу - такой понятный всем нашим жест... Больше по-русски он не знал ни слова.
Каждая из боевых смен по очереди съездила на экскурсию в город. Побывали мы и в музее Вооружённых Сил Анголы - бывшей португальской крепости с высокими зубчатыми стенами. Много чего там было - от средневековых пушек до практически современной техники. Рядом с музеем был небольшой зоопарк. Посетили и его, и теперь каждый из нас мог правдиво говорить: я был в Африке, видел там и крокодилов, и разных обезьян! То, что животные были не на воле, а в клетках - это уже детали...
Мы стояли в Луанде в течение двух недель. Пополнив с подошедшего танкера "Даугава" запас пресной воды, «К-513» вышла из бухты (снова в сопровождении «Маршала Тимошенко»). А после этого наша лодка вновь погрузилась и продолжила выполнение поставленных задач.
Незабываемые дни!..
Его маленькая Швеция
Если бы молодость знала, если бы старость могла...
(Анри Этьен)
Атомная подводная лодка, которая была совсем недавно спущена на воду, стояла у заводской стенки. Представителям промышленности предстояло доделать на ней ещё очень и очень многое.
Экипаж корабля состоял из совсем молодых ребят - самому старшему из них, командиру, было всего лишь чуть больше тридцати.
В солнечный воскресный полдень на борт лодки вернулся с берега старший лейтенант, которого до утра понедельника там не ждали. Офицер был совершенно не похож на себя - задумчив, мрачен и неразговорчив. Он явно был чем-то подавлен, а что у него стряслось - не признавался. Лишь на третьи сутки друзьям-приятелям удалось его разговорить и вытянуть из него вот такой рассказ.
В субботу наш герой пошёл в ресторан. Кто мог бы упрекнуть молодого холостого парня, честно зарабатывавшего себе на хлеб, за то, что он решил хорошо поесть, чуть-чуть выпить и немного расслабиться?
Вскоре за его столик, спросив разрешения, подсели двое - пожилой мужчина и девушка лет двадцати. Соседи оказались обаятельными людьми и приятными собеседниками, и часа через полтора старший лейтенант общался с ними уже легко и непринуждённо - так, как будто они были знакомы очень давно, хотя, в действительности, парень не знал о них практически ничего.
Заиграла музыка, и девушка предложила молодому офицеру потанцевать. На следующий танец он пригласил её. С каждой минутой новая знакомая нравилась нашему герою всё больше и больше. Он уже не сводил с неё своих восхищённых глаз, наслаждался звуками её мелодичного голоса и с волнением вдыхал едва уловимый, тонкий, дразнящий аромат её духов.
Когда молодая пара танцевала, пожилой спутник девушки поглядывал на них с явным одобрением.
Вечер подходил к концу. Несмотря на громкую музыку, старший лейтенант услышал, что новые знакомые вполголоса говорят о нём. Мужчина спросил молодую красавицу:
- Он тебе нравится?
- Да.
- Ну так приглашай его к нам!
Добрались до окраины города - живописного места почти на самом берегу. Компания подошла к маленькому симпатичному деревянному двухэтажному домику. Открывая калитку, хозяин с гордостью сказал молодому подводнику:
- Вот здесь мы и живём!
Зашли, вновь сели за стол. Пока молодёжь пила чай, хозяин поднялся на второй этаж. Вернувшись, он сказал:
- Ну вот, ребята, я вам постелил наверху, а сам лягу здесь. Устраивайтесь, располагайтесь!
Ночь была просто незабываемо хороша. Утро тоже оказалось прекрасным. Счастливая пара проснулась от солнечного света. Снизу слышались милые домашние звуки - скрип половиц, негромкое позвякивание ложечек о фарфор, свист кипящего самовара. Они подарили друг другу ещё один долгий и нежный поцелуй, оделись и спустились вниз.
Хозяин, который, видимо, уже давно был на ногах, сказал с доброй улыбкой:
- Ну что, проснулись? А я уже чаёк поставил! Сейчас вот пойду ещё варенья из погреба принесу!
Он вышел, и тут старший лейтенант задал молодой женщине немного запоздалый вопрос:
- А хозяин дома - кто он тебе? Отец?
- Муж!..
Оказалось, что, женившись на полюбившейся ему девушке, немолодой мужчина договорился с ней, как компенсировать то, что он сам ей дать уже не всегда мог. Супруги решили сообща выбирать для этой цели парня, который нравился бы обоим, и приглашать его жить у них. Такое решение казалось им разумным, правильным и честным.
Тем временем хозяин вернулся. Перекладывая в глиняную чашку из большой стеклянной банки настоящее домашнее варенье, он обратился к гостю:
- Ну что, нравится тебе у нас? Правда ведь, хорошо здесь? А вечером вот баньку истоплю, попаримся! Приходи к нам почаще. Мы ещё и на рыбалку с тобой будем ходить!
После завтрака старший лейтенант сообщил, что ему надо срочно прибыть в часть по какой-то неотложной служебной необходимости.
Неловко попрощавшись с гостеприимными хозяевами, он вышел, а завернув за угол, даже зачем-то перешёл с шага на бег. Наш молодой герой вовсе не был ни Рыцарем Печального Образа, ни ханжой, но утро, которое он, сам того не подозревая, встретил в лоне «шведской семьи», застало его врасплох.
Прикосновение к истории
В середине пятидесятых годов на Балтике служила подводная лодка "С-189", где старшим помощником командира был мой отец (сейчас этот корабль стоит на Неве в качестве музея). "С-189", прошедшая серьёзный восстановительный ремонт, сегодня радует глаз бережно и любовно окрашенным корпусом, но из-за своего «старорежимного» силуэта выглядит очень древней, хотя ей пока нет даже шестидесяти лет.
Отцу в годы его службы на подводных лодках проекта 613, бывших тогда в нашем флоте самыми новыми кораблями, однажды довелось управлять очень старой подводной лодкой - «Пантерой» типа «Барс» (естественно, не нынешней, а построенной ещё в 1916 году по проекту И.Г. Бубнова). Это была та самая «Пантера», которая во время Гражданской войны прославилась потоплением эсминца "Vittoria" - одного из тех кораблей, на котором английские интервенты вошли тогда в наши воды. Лодку вывели из боевого состава ещё в 1940 году, однако, и после этого ещё целых пятнадцать лет она продолжала служить флоту в качестве плавучей зарядовой станции.
Однажды в середине пятидесятых годов «Пантера» должна была совершить переход между Кронштадтом и Ленинградом - ведь технически она тогда всё ещё была способна двигаться своим ходом - но тут возникла сложность: её командир, перед которым никогда не ставились задачи кораблевождения, не был допущен к самостоятельному управлению подводной лодкой. Выход нашли просто: на время перехода на «Пантеру» прикомандировали имевшего такой допуск офицера с плавающей лодки, которым и оказался мой отец.
Он встал на мостик легендарной лодки и во время перехода управлял оттуда её манёврами. «Железо», прослужившее около 40 лет, продолжало работать исправно. «Пантера» даже не в самых простых условиях плавания (невское течение довольно сильное!) нормально реагировала и на перекладку руля, и на изменение числа оборотов винтов. В результате, всё было выполнено благополучно и своевременно, никаких эксцессов во время того сравнительно кратковременного плавания не возникло.
По окончании перехода командир «Пантеры» пригласил прикомандированного офицера к себе - попить чаю. Отец спустился вниз, огляделся и обомлел: никаких переборок внутри корпуса не было, весь его объём состоял из одного отсека! Вся лодка свободно просматривалась из носа в корму! Непривычное для нынешнего подводника зрелище...
А ещё, рассказывая о сравнительно коротком этапе своей службы, прошедшем на Балтике, отец вспоминал, как на торжества по случаю очередной годовщины Кронштадта туда приезжал Главнокомандующий ВМФ, Адмирал флота Советского Союза Николай Герасимович Кузнецов. К приезду Главкома заблаговременно и тщательно готовились. В том числе, в план подготовки входила посыпка всех дорожек кирпичной крошкой. Времени для этого было предостаточно, рабочей силы - тоже: на стоявших в базе кораблях было много матросов. Не было проблем и с материалом: на кронштадтских фортах, подвергавшихся многочисленным бомбардировкам и артобстрелам, после войны лежало немало битого кирпича. Правда, кирпич этот был особенный. Матросы, которые с большим трудом дробили его кувалдами, ругались:
- Вот ведь сукин сын был этот Пётр Первый! На хрена при нём такой кирпич делали?!
Особой прочностью отличался не только петровский кирпич.
В годы правления Петра Первого ещё не было придумано противокорабельных мин, поэтому на подходах к Кронштадту в секретных местах под водой соорудили ряжи из дубовых брёвен. Неприятельские корабли, которые попытались бы высадить десант, при столкновении с этими сооружениями должны были получить тяжёлые повреждения. В советские времена ряжи, за ненадобностью, взорвали. Куски дуба, пролежавшего в воде более двухсот лет, оказались прочнее камня!
В архангельском порту, наверное, до сих пор есть причал, который тоже построили ещё при Петре, а удлинили в хрущёвские времена. Интересно было читать акт водолазного осмотра этого сооружения, датированный семидесятыми годами прошлого века: «Причал №… Первая часть, дата постройки - XVIII век. Состояние удовлетворительное. Вторая часть, дата постройки - 1956 год. Состояние аварийное».
Но вернёмся в Кронштадт, в пятидесятые годы. Заступая дежурным по бригаде подводных лодок, отец зашёл на инструктаж к командиру соединения, Евгению Гавриловичу Юнакову. В его кабинете, помимо самого комбрига, сидел невысокий человек в хлопчатобумажном кителе. Это был Александр Иванович Маринеско, командир легендарной «С-13». Они с комбригом общались запросто, как старые друзья, называя друг друга по имени и на «ты». Когда Юнаков представил Александра Ивановича и моего отца друг другу, они обменялись рукопожатиями. Маринеско производил приятное впечатление, хотя по его лицу было заметно, что он явно нездоров и чем-то угнетён.
О командире «С-13» до сих пор ходит много небылиц - главным образом, потому, что этот честный, справедливый, мужественный человек для наших идеологических работников не вписывался в существовавшие рамки Героя, и многие годы имя Маринеско тщательно замалчивали. Впрочем, о жизни этого славного подводника снят уже не один фильм и написана не одна книга (авторы которых, чаще всего, просто спекулировали на известности Александра Ивановича). В конце концов, высокое звание Героя Маринеско всё-таки было присвоено, но уже через много лет после его смерти. Мало кто знал, как этот человек нуждался в заботе и элементарном внимании в последние годы своей жизни...
В Горьком, когда в цехе завода «Красное Сормово» стояла новая отцовская лодка, «С-328», на которую он был назначен командиром, бригадой строящихся кораблей командовал Герой Советского Союза Ярослав Константинович Иосселиани. Как-то раз комбриг собрал всех командиров строившихся подводные лодок в помещении тренажёра для отработки торпедных атак.
Групповые упражнения, где молодые командиры по очереди выполняли обязанности всех участников корабельного боевого расчёта - в том числе, и свои собственные - продолжались с утра до позднего вечера. Никто из офицеров не ожидал, что Иосселиани внезапно устроит им такую серьёзную и масштабную проверку. Отец вспоминал, что, находясь в заводе, командиры лодок отработкой торпедных атак до того дня не занимались. Всё их время съедала текучка: нескончаемые хлопоты, связанные с подчинённым личным составом, наблюдение за ходом строительства и одновременное глубокое изучение своих лодок - и так далее, и тому подобное... Естественно, за несколько месяцев кое-что забылось, кое-какие навыки утратились, поэтому в ходе учебных атак многие командиры совершали досаднейшие ошибки.
Наконец, все отстрелялись (и даже не по одному разу), и комбриг собрал участников мероприятия на разбор. Офицеры, сидя в учебном классе, смущённо переглядывались. В их глазах отчётливо читалось: «Ну всё, сейчас прольётся море крови!»
Ничего подобного! Ярослав Константинович был краток:
- Ну что, товарищи командиры! Я, в целом, вполне доволен уровнем вашей подготовки! Если бы наши подводники перед началом войны умели выходить в торпедные атаки так же, как вы, суммарный тоннаж потопленных нами кораблей и судов был бы в несколько раз больше...
На Балтике отец неоднократно общался с Николаем Ивановичем Морозовым, капитаном 1 ранга, который в Полярном во время войны командовал дивизионом малых подводных лодок и был друзьями прозван за это «малюточным дедом». Однажды отец сдавал Морозову зачёт. Документ, знание которого требовалось показать, содержал множество неточностей, но был утверждённым, а значит, обязательным для исполнения. Выслушав ответ, Николай Иванович кивнул и сказал:
- Ну, ладно! Вижу, ты знаешь, что там написано. А вот сам-то как по этому поводу думаешь?
Убедившись, что экзаменуемый думает по сдаваемому вопросу точно так же, как и экзаменатор, Морозов поставил зачёт.
Когда отцовская «эска», «С-328», прибыла на Север, она была включена в состав 22 бригады, которой командовал Герой Советского Союза Николай Александрович Лунин. Это был великолепный моряк, отличный подводник, грамотный, опытный, умевший нестандартно мыслить. В подчинённых он ценил хорошие морские качества и способность идти, когда нужно, на продуманный и оправданный риск. Комбриг сумел превратить своё соединение в полноценную «волчью стаю». Правда, были у Николая Александровича ещё кое-какие отличительные черты. Будучи бесстрашным человеком, он не боялся также никого из начальников и признавал авторитет только тех, кого лично уважал. А ещё, как говорят, комбриг был «не дурак выпить».
Лунинская 22 бригада стала первопроходцем в освоении нашей новой базы в бухте Ягельной. Посёлок Ягельная, который появился на её берегу, потом станет городом под названием Гаджиево. Конечно, Магомед Имадутдинович Гаджиев был заслуженным человеком, героем - но, возможно, было бы логичнее назвать город «Лунино». Видимо, кому-то помешали это сделать именно некоторые личностные особенности Николая Александровича...
Был отец знаком также с Виктором Фёдоровичем Тамманом, который в войну командовал подводной лодкой «Л-20».
А моя встреча с этим уважаемым человеком сопровождалась цепочкой совершенно невероятных совпадений. Мне в детстве нравилось читать военные мемуары, которые были написаны участниками Великой Отечественной войны - в том числе, и подводниками. Не раз на страницах разных военно-исторических книг мне попадался тактический номер «Л-20», который показался мне каким-то особенным.
Однажды, когда я жил в Ягельной (учился тогда не то в третьем, не то в четвёртом классе) нам сказали, что в нашу школу скоро должны приехать ветераны-подводники, и предложили изготовить на уроках труда подарки для них. Я почему-то решил сделать модель именно подводной лодки «Л-20». В те годы с чертежами для моделей было туговато- не так, как сейчас: зашёл в Интернет - и вот тебе любой корабль любого проекта какой хочешь страны. По этой причине, скорее всего, моя лодочка напоминала свой прототип весьма отдалённо, но сделана она была с душой. А чтобы не было сомнений, на её рубке я старательно написал тактический номер.
Фамилию командира «Л-20» я знал из книг, поэтому, когда в наш класс вошёл крепкий улыбающийся человек, и нам сказали, что это Тамман, я был поражён. Получилось так, как будто бы я знал заранее, что в наш класс придёт именно он! Когда я вручил Виктору Фёдоровичу своё изделие, он, как мне показалось, был приятно удивлён.
В 1972 году, когда я учился в 9 классе в Североморске, в нашей школе была организована встреча с Валентином Георгиевичем Стариковым, командовавшим на Севере во время войны подводной лодкой «М-171». Он к этому времени стал уже вице-адмиралом, начальником Тихоокеанского высшего военно-морского училища.
Когда я стал курсантом, вскоре после принятия Присяги состоялся ритуал посвящения первокурсников в подводники. Нас тогда благословил на эту стезю капитан 1 ранга Михаил Степанович Калинин, Герой Советского Союза, командовавший на Балтике подводной лодкой «Щ-307».
На нашем факультете, на кафедре торпедного оружия служил Николай Александрович Никаншин, капитан 1 ранга, который в войну был матросом-гидроакустиком на «Л-20». Он был одним из тех героев, кто боролся с поступлением воды в прочный корпус лодки на глубине 110 метров.
В военизированной охране училища работал капитан 1 ранга в отставке Константин Емельянович Василенко. Он был командиром БЧ-2-3 у Маринеско. Его руками были приготовлены те самые торпеды, которыми «С-13» потопила рекордное для советских подводников по тоннажу количество вражеских кораблей и судов.
Интересная штука - жизнь! Интересна она по многим причинам. В том числе, и потому, что даёт нам возможность своими глазами взглянуть на самые разные памятники нашей истории - от древней до новейшей. А ещё она нередко дарит и встречи, и даже общение с интересными людьми, которые, в недавнем прошлом, были и свидетелями разного рода важных событий, и активными их участниками.
Предыдущая часть:
Продолжение: