Саша, мой давний сослуживец по штабу флотилии подводных лодок, окончил наше училище и даже мой факультет двумя годами раньше меня. Довольно часто мы с ним обменивались воспоминаниями о своих курсантских годах. Это было, как мне кажется, интересно для нас обоих. У нас были одни и те же преподаватели, да и среди курсантов было немало общих знакомых.
Помнится, одного из однокурсников Саши звали Вовой. Родом он был откуда-то с Волги. Не знаю, удалось ли ему избавиться от характерного «окающего» акцента. У крепкого, коренастого Вовы была фигура тяжелоатлета. Правда, штангой он начал заниматься только в училище, и больших высот не достиг: ему не хватало гибкости, которая, как выяснилось, нужна даже штангисту. Зато в родном колхозе, где парень после школы некоторое время работал трактористом, равных ему по силе не было! Говорят, Вова без домкрата приподнимал попавший в канаву трактор «Беларусь», просто поддев его плечом.
В одном взводе с ним был Сурен. Этот парень был хорошим боксёром. Он не раз занимал призовые места на различных соревнованиях.
В один из вечеров, когда увольнения в город не было, курсанты, сидя в кубрике, заспорили от скуки: вот если бы Вова и Сурен вдруг решили подраться, кто бы из них победил?
Сурен, на котором были надеты красные боксёрские трусы до колена, как раз в это время колотил в углу боксёрскую грушу, раздувая в азарте ноздри. Он живо откликнулся на слова ребят, оставил в покое спортивный снаряд и затанцевал перед Вовой, который на всё это никак не отреагировал. Хорошенько примерившись и прицелившись, Сурен влепил в индифферентное тело своего одноклассника звучную серию ударов - вполсилы, но смачно. Тот в ответ нахмурил брови:
- ОтОйди, урОню!
Ребята захохотали. Довольный Сурен лишь немного увеличил дистанцию. Не переставая подпрыгивать и махать перчатками перед лицом Вовы, он громко и с удовольствием процитировал своего кумира, Кассиуса Клея (который стал впоследствии Мухаммедом Али):
- Боксёр должен порхать, как бабочка, и жалить, как пчела!
Очередной удар Сурена попал по скуле спарринг-партнёра. Лицо Вовы из серьёзного стало сердитым. Несмотря на сыплющийся град ударов, бывший тракторист неудержимо, как тяжёлый танк на первой скорости, двинулся на противника. Похоже, Сурен испугался и начал боксировать уже в полную силу. Войдя в клинч, Вова одной рукой схватил своего противника за шею, а другой - между ног. В следующий миг пятки Сурена приподнялись над полом. Короткий размах - и боксёр в красных трусах, описав в воздухе дугу, брякнулся между стальными курсантскими койками.
Сурен вскочил и, потирая ушибленные места, закричал:
- Ты что, совсем офонарел, что ли? Колхозник хренов!
- А ведь я тебе гОвОрил - ОтОйди, урОню!
Восторгу зрителей не было границ…
В нашем училище курсанты несли множество различных нарядов. Среди них был довольно странный - «дежурное подразделение». Курсанты, стоявшие в дежурном подразделении, были чем-то средним между часовыми и сторожами. Раньше ребята заступали в этот наряд, вооружившись автоматами (правда, без патронов), потом для выполнения этой миссии им стали выдавать только штык-ножи.
Не то на первом, не то на втором курсе Сашин класс заступил в дежурное подразделение как раз под Новый год, с 31 декабря на 1 января. На посту возле гаражей стоял Сашин друг, Юра.
Вскоре после того, как кремлёвские куранты отзвонили по телевизору двенадцатый удар, начальник училища, уважаемый Павел Иванович, пошёл с обходом по всей подведомственной ему территории - посмотреть, как курсанты встречают самый любимый нашим народом праздник.
Дойдя до гаражей, адмирал даже без очков увидел, что стоявший там курсант, завёрнутый в безразмерный тулуп, мертвецки пьян. Юра и правда, по молодости и неопытности, не сумел правильно рассчитать дозу. Наперерез начальнику училища бросился командир роты, но что он уже мог сделать?..
Адмирал показал офицеру на нетрезвого подчинённого:
- Вот, гляди, командир, этот твой нажрался до такого состояния, что даже «б…!» сказать не может!
Юра глядел на начальника училища любящими глазами и, действительно, не мог произнести ни звука.
Павел Иванович шагнул к курсанту и попытался отобрать у него автомат. Юра, прижав оружие к груди обеими руками, упал спиной на снег и начал дрыгать ногами, обутыми в неуклюжие постовые валенки (такие, что и слону, должно быть, впору): то ли думал, что убегает, то ли пытался напугать и отогнать нападавшего.
Адмирал повернулся к безмолвно стоящему рядом командиру роты и одобрительно промолвил:
- Молодцом! Автомата он так и не отдал! Не наказывать!
А в одной роте со мной был другой Саша. Ему довелось поучиться сначала в каком-то гражданском вузе, а потом в одном из многочисленных тогда общевойсковых училищ, откуда его тоже отчислили. После этого он попал на срочную службу, в войска ПВО, но где-то через год снова стал курсантом, на сей раз - нашего училища, окончить которое ему всё же было суждено.
Ясное дело, Саша (он же Шура, он же Старый) был старше большинства из нас (и по годам, и внешне). Он уже успел накопить определённый служебный и житейский (в том числе, сексуальный) опыт. О своих донжуанских похождениях Шура рассказывал много, подробно и с удовольствием.
Ни одного из нас эти рассказы не оставляли равнодушными.
Бывалых парней байки Старого просто веселили. У кого-то из однокашников смакование всяческой грязи и физиологических подробностей, которыми изобиловали эти истории, вызывало отвращение, а у некоторых, наоборот, рассказы о таких «подвигах» вызывали самый живой интерес и зависть. Эти ребята, бывало, спрашивали:
- Скажи, Шура, ну как, блин, тебе это удаётся - к самым разным женщинам подход находить?
- А ты что думаешь - тут какие-то секретные слова есть? Нет! Всё очень просто - бабы нахальных любят. Нахальных и весёлых!
- Таких, как ты?
- Ну да, таких, как я!
На первом курсе нас отпускали в увольнение совсем нечасто. Поэтому в субботу и воскресенье большинство ребят, оставшихся в училище, шли в наш клуб на танцы - просто для смены обстановки, не сидеть же безвылазно в казарме все выходные.
На танцах у нас тогда играл училищный духовой оркестр (им многие десятилетия бессменно руководил майор Мальгин - седой, вышедший на пенсию, но всё ещё бодрый и энергичный). Большую часть оркестра составляли сверхсрочники - матросы и старшины. Военные музыканты замечательно играли всякие марши, но исполнять что-то лирическое, тем более - достаточно современное им, по-моему, не всегда удавалось. Я на первых порах ходил в клуб просто послушать музыку, но вскоре изучил весь музыкальный репертуар нашего оркестра, и мне это достаточно быстро надоело.
Однажды на танцы вместе с нами, вчерашними школьниками, пошёл и Старый. Он уже где-то ухитрился выпить, и теперь ему было хорошо и весело. Шура, очевидно, вдруг ощутил себя старшим братом, который просто обязан передать младшим свои знания и умения. Старый решил нам показать на практике, как надо обращаться с женщинами.
В зале гремела музыка, поэтому пьяному Шуре, который в таком состоянии всегда громко разговаривал, не было смысла переходить на шёпот даже при столь деликатном инструктаже младших товарищей. Он начал:
- Смотрите, мужики! Видите, какие девушки стоят вон там?
Прямо перед нами было несколько девиц в вызывающе-коротких мини-юбках. Относительно молодые дамы что-то живо обсуждали между собой и периодически смеялись (весьма призывно).
Наш наставник, между тем, продолжал:
- Самое главное - это начать разговор! На любую тему! Для этого годится любой повод. А после этого с девчонкой уже можно будет знакомиться, а потом - сами увидите, когда - можно будет увести её куда-нибудь в безлюдное местечко, а там уже... Ну, в общем, смотрите! Демонстрирую специально для начинающих!
Шура снова бросил пылкий взгляд на ножки столь понравившихся ему девиц, которые теперь стояли к нам спиной. Чтобы «прекрасные дамы» его гарантированно услышали, Старый заговорил ещё громче:
- Мужики, кто знает, какая завтра будет погода? Никто? Давайте спросим об этом у девушек, вдруг они знают, вдруг они синоптики?
Его и впрямь услышали. Одна из девиц обернулась и окинула Шуру быстрым, цепким взглядом своих бесстыжих, густо накрашенных, успевших многое повидать глаз. Она увидела перед собой плотного, ладно сложенного парня с наглой, явно пьяной, улыбающейся физиономией - не семнадцатилетнего юнца, а вполне уже взрослого усатого мужика - но всего лишь с одной «курсовкой» на левом рукаве.
За доли секунды оценив всё увиденное, молодая женщина спокойно ответила Старому:
- Нет, мы не синоптики. Мы бл...ди!
Шура оторопел. Даже при всём своём богатом опыте наш гуру не ожидал, что разговор пойдёт совсем не по предсказанному им сценарию, и растерявшись, отступил в полном молчании...
Зато какой хохот раздался потом в нашем кубрике, когда участники этого «практического занятия» рассказали о нём всем остальным!
Далёкий ветер детства
В 1967 году, когда наша семья уезжала из посёлка Ягельная, у меня возникло чувство, что больше мы сюда никогда не вернёмся.
Наступило лето, поэтому со своими школьными друзьями я так и не попрощался - все они потихоньку разъехались на каникулы...
Вот уже собраны и упакованы все вещи. Я вышел из квартиры и встал на углу дома № 25 (одна улица в посёлке тогда уже была, но она ещё никак не называлась). Этот дом оказался нашим последним жильём в Ягельной, которой вскоре суждено было стать городом Гаджиево. Снова посмотрел на дверь нашего (ПОКА ЕЩЁ нашего!) подъезда, потом на оригинальную металлическую скульптуру, изображавшую оленёнка Бемби, которая стояла на невысокой сопочке у дома. Затем моё внимание привлекли капли воды, срывавшиеся с крыши. Снизу очень хорошо было видно, что они падают вовсе не по прямой, как я раньше считал, а летят по причудливым траекториям, подхваченные невидимыми воздушными вихрями. Эти минуты до сих пор остались в моей памяти.
Вновь я оказался в дорогих мне местах лишь через семнадцать лет, успев окончить школу, училище и дослужившись до капитан-лейтенантских погон. Теперь здесь был уже не маленький посёлок, а целый город, раскинувшийся по окрестным сопкам - тем самым местам, где мы с родителями и сестрой когда-то собирали грибы. Издали я увидел лишь одну знакомую деталь - толстую кирпичную трубу котельной, построенной тогда, когда я учился классе в третьем. Лишь подойдя к своей школе, я сумел сориентироваться и начал что-то узнавать.
Сияло летнее солнце. Сверкали мелкой плиткой стены новеньких панельных домов. Улицы были почти безлюдными. Вполне понятно, почему: большинство женщин вместе с детьми были на юге, а почти все мужчины - в море: создавали, практически непосредственно у берегов США, ракетно-ядерную угрозу в ответ на размещение в Западной Европе американских ракет среднего радиуса действия.
Кстати, многие считают, что мир в те дни удалось сохранить, в немалой степени, благодаря тяжёлому труду подводников из Гаджиево - экипажей лодок проектов 667А и 667АУ. Совсем нелегко им тогда пришлось...
Впрочем, я отвлёкся.
Итак, вот моя школа! Перед ней стоит памятник Ленину. Кажется, при мне его не было? Сворачиваю направо - там стоят наши старые дома. Они всё ещё крепкие, хотя выглядят уже не такими нарядными, как раньше. А вот и металлический оленёнок на знакомой сопке - привет, малыш! Рад тебя снова видеть!!!
Увы, долго в тот раз бродить по памятным сердцу местам я не смог - пора было возвращаться на свою лодку, стоявшую тогда у заводского причала во Вьюжном.
В следующий раз я оказался в Гаджиево ещё через восемь лет, теперь уже - зимой. Практически ничего разглядеть тогда не успел, зато отправил родителям телеграмму с почты, каким-то образом очутившейся в очень знакомом мне доме № 30. (А где она была в мои школьные годы? Не помню...)
...И вот я уже стал военным пенсионером. Как незаметно промчались двадцать девять календарных лет моей службы!
Мне повезло - в один из дней я вновь оказался в Гаджиево. На этот раз - в качестве командированного туда от своего предприятия гражданского специалиста. Теперь у меня было уже предостаточно времени, чтобы побродить по родным местам.
Узнаю и не узнаю их. Оленёнок, стоявший на сопке, исчез - наверное, кто-то сдал его в металлолом, чтобы заработать себе на несколько бутылок. Впрочем, что тут сожалеть о милом и симпатичном памятнике «никому» в те времена, когда сволочи и нелюди разоряют даже воинские захоронения, отдирая всё, что сделано из цветного металла?
Давно уже исчезло озеро за домом № 26. Жаль. Оно было живым, хоть и, кажется, мелководным. А теперь здесь асфальт. Другое озеро, что рядом со школой, не узнать: его облагородили, набережную сделали, поставили там скрещённые якоря... А мы по его водам когда-то катались на плотах. Кому места там не находилось - бывало, от зависти кидали с берега в счастливых «мореплавателей» мелкими камушками...
Долго искал: а где же те дороги, по которым мы бегали к пирсам, к лодкам? Нашёл. Они почти совсем заброшены, вместо них теперь используются другие. Мой старый дом ослеп - все его окна заколочены. Он практически мёртв - кровля местами сорвана, из облезших стен торчат кирпичи, на подъездах нет дверей, зато путь туда преграждают ржавые решётки. Снова огляделся по сторонам - и с горечью осознал, что многих, памятных мне по годам детства, деталей я уже больше никогда не увижу...
Где всё то, что, кажется, совсем недавно окружало меня, моих друзей и наших родителей?
Тут же в голове сами собой пронеслись ранящие душу строки из давней песни «Переулок на Арбате», которую некогда исполнял Владимир Трошин:
Прошу тебя, далёкий ветер детства,
Погладь меня опять по волосам!
И, похоже, тот самый ветер послушался, прилетел... Мне вдруг удалось разглядеть среди разросшегося за сорок лет и, практически, совсем чужого города Гаджиево наш маленький и уютный посёлок Ягельная!
Я снова ощутил себя в том счастливом времени. Показалось, что стоит только голову повернуть - и увижу, как совсем рядом, на соседней сопочке, моя сестра-шестиклассница вместе со своими друзьями-мальчишками играет в мушкетёров. Вот, может быть, сейчас из-за угла появится Лена Баранова, моя соседка по парте, с которой мы в первом классе чинно прогуливались на переменах, взявшись за руки. А потом из подъезда дома, что напротив, выйдет Оля Титова, и от взгляда её карих глаз станет жарко. Вскоре, должно быть, покажется и Коля Абашин, а рядом - его старшая сестра, Таня. Она снимет на миг свои очки, делающие её похожей на строгую учительницу, и я пойму, какая, оказывается, она красавица! Через несколько секунд к нашей компании, наверное, присоединится улыбающаяся Наташа Морозова, коварная похитительница мальчишеских сердец. А потом подойдёт Оля Бирюкова, умница, отличница и председатель совета нашего пионерского отряда имени Анатолия Бредова. Поднимется по пологой горке, казавшейся в детстве опасной и крутой, Серёжа Крутов, отличный парень, скромный и аккуратный. Из соседних домов следом за ним придут две подружки: тихая Маша Титова и хохотушка Лариса Фаворская, их догонит Игорь Каковкин. Появится Саша Выходец, бережно держа за руку своего младшего брата, Олега. К ним подойдут неразлучные Наташа и Алёша Лузины, а потом - Майя Привалова, которая, судя по выражению её лица, опять собирается что-то натворить...
Так постепенно соберутся все мои знакомые, друзья и одноклассники. В это время, как обычно, в местном радиоузле включат трансляцию, и из уличных динамиков-«колокольчиков» зазвучат голос Робертино Лорети или песня «Злато колечко» - а может быть, какое-нибудь произведение политической сатиры, вроде куплетов о машинисте Кейси Джонсе, ставшем штрейкбрехером. А потом, несомненно, наша весёлая компания отправится к морю вдоль всё ещё незасыпанной маленькой бухточки, куда впадал крупный ручей. По пути, как раньше, забежим поиграть на территорию, окружённую громоотводами и деревянными «избушками на курьих ножках» - караульными вышками. На их перилах, помню, было столько заноз...
Мы будем рады друг другу, ведь все наши старые обиды давно уже прощены и забыты, а причин для новых у нас не будет...
Забравшись на очередную сопку, увидим под собой бухту и пирсы со множеством кораблей. Какие они мощные и красивые! Это вновь вызовет у нас восхищение и чувство гордости за нашу державу: ведь только у великой страны может быть такой флот! Но, наверное, меня опять царапнет мелкая ревность: по какому это праву плавбаза «Иртыш», распятая у причала на толстенных швартовах, длиннее, чем отцовская лодка?!
Нагулявшись вдоволь, вернёмся обратно, в городок. Конечно же, мой дом окажется точно таким же, каким он был в годы моего детства. Когда я даже не поднимусь, а просто взлечу на свой этаж с бешено бьющимся от волнения сердцем и остановлюсь перед нашей квартирой, мне откроют дверь мои родители - совсем молодые, ведь они тогда были гораздо моложе, чем я сейчас... Отец, наверное, вновь только что вернулся с моря, а мама приготовила к его приходу грибной суп, свои фирменные голубцы и шарлотку...
Я едва не спотыкаюсь о выщербленный кусок бетона, торчащий из замусоренной земли, и это возвращает меня из мира грёз к действительности. Увы, того, что было, уже не вернуть.
Иду по городу Гаджиево. Привыкаю к его облику, приноравливаюсь к его размерам и ко всему, что есть теперь на его территории. Но сквозь реальность всё равно порой ощущаю старую Ягельную - как в кино: видишь изображение, а потрогать не можешь... Снова и снова невольно продолжаю жить в двойных временных рамках - «сегодня» - и «вчера» - “Вчера, когда я был молодым”...
Умирает поколение наших родителей. Безвозвратно ушли те корабли, на которых служили отцы. Да и относительно новых в строю осталось совсем немного.
Продержаться бы им, дождаться тех времён, когда прибудет подкрепление, а затем и смена...
Теория и практика
Однажды, в «лихие девяностые», на Северный флот приехала очередная инспекционная группа из США. Они проверяли нас, мы - их, как это и было предусмотрено договором о стратегических наступательных вооружениях.
Вот уже инспекция практически закончилась. Настроение у всех было приподнятое: наши были довольны тем, что сложная и многоступенчатая система обеспечения отработала без сбоев, а американцы - ещё и тем, что у них накануне благополучно завершились очередные президентские выборы.
Вот уже окончилась официальная часть, начался торжественный ужин. За два дня совместной работы мы с американцами уже друг к другу немного привыкли, присмотрелись - а после того, как был провозглашён ряд тостов, скованность во взаимном общении окончательно исчезла. В разговорах (и за столом, и особенно, во время перекуров) теперь свободно затрагивались самые разнообразные темы.
Один из членов инспекционной группы довольно бегло говорил по- русски (ничего, что с некоторым акцентом и небольшими ошибками, зато понятно). Он неплохо знал и наш фольклор, и даже в русских матерных ругательствах кое-что соображал. Этот невероятно общительный молодой человек повеселил наших новым анекдотом:
Сын спросил отца:
- Папа, что такое теория и что такое практика?
Отец ответил:
- Давай спросим твою сестру и твою мать: могли бы они отдаться совсем чужому мужчине за миллион долларов? Тогда всё и поймёшь!
Спросили сестру. Она ответила:
- О нет! Я порядочная девушка! Хотя... миллион долларов - это такая большая сумма! Наверное, всё-таки могла бы...
Спросили мать. Она ответила:
- О нет! Я порядочная мать семьи! Хотя... миллион долларов - это такая большая сумма! Наверное, всё-таки могла бы...
Тогда отец сказал сыну:
- Вот видишь! По теории мы с тобой имеем два миллиона долларов, а на практике - имеем двух бл...дей в семье!
Другой американец владел русским языком лучше своего коллеги и темы поднимал более серьёзные. Для начала, он покритиковал своего президента за то, что тот во внешней политике недостаточно жёстко отстаивает интересы США. А потом спросил наших:
- Как вы думаете, почему в России сегодня так плохо живётся?
- Да всё и так ясно! Экономический кризис!
- Нет, причина не в этом. Экономический кризис вполне преодолим за три-четыре года, а у вас это тянется уже гораздо дольше!
- Ну так ведь ещё и кризис идеологии!
- Тоже нет! Для выработки новой идеологии вполне хватило бы даже полутора-двух лет!
- Ну и в чём тогда, по-вашему, причина?
- У вас кризис управления!
- Что это такое?
- В вашей стране очень во многих сферах к власти пришли... ну, скажем так, люди, не знающие того дела, которым они теперь руководят. Такие никогда не допустят, чтобы их подчинённые были умнее и грамотнее, чем они сами. А это значит, что специалисты им не нужны, и каждый из них формирует свою команду тоже из дилетантов - по принципу родства, личной преданности или по какому-нибудь ещё. Вот поэтому, у вас сейчас по всей России и громоздятся пирамиды из дураков - сверху донизу!
Было обидно слышать эти слова из уст иностранца, очень хотелось ему возразить, да вот только сказать-то, по существу, было нечего - мы и сами чувствовали, что так оно и есть.
Этот разговор состоялся в 1997 году. Многое ли в нашей стране с тех пор изменилось? И, главное, в какую сторону?
Теоретически, у нас положение дел и в промышленности, и в сельском хозяйстве, и в образовании, и в медицине, и в Вооружённых Силах, да и во всём остальном, с каждым днём становится всё лучше и лучше. Происходит это, как говорят, благодаря тому, что в России вот уже лет двадцать подряд безостановочно и бескомпромиссно проводятся успешные масштабные реформы во всех сферах.
А что получается практически? Судите сами!
Предыдущая часть:
Продолжение: