– Но мне нужны эти деньги, я на них рассчитывала! – в голосе Ирины клокотало возмущение, готовое вырваться наружу. – Ты же купаешься в роскоши, для тебя это просто крохи!
– И что с того? По закону положено именно так. С какой стати мне вдруг разбрасываться щедрыми дарами? – Рената холодно усмехнулась, в ее глазах плясали ледяные искры. – Отлично придумано, сестренка, но нет, не выйдет.
– Да хоть о племянниках подумай! Это же для них! – сорвалась Ирина на крик, отчаяние звенело в каждом слове. – Мы тут друг у друга на головах живем!
Много лет назад Рената бежала из этого провинциального города, мечтая покорить Москву. И ей это удалось. Став востребованным персональным стилистом, она купалась в деньгах, не позволяя себе тратить время на личную жизнь. Годы собственного стесненного детства научили ее, что сначала нужно возвести неприступную крепость из материальных благ, обзавестись жильем. А потом… потом оказалось, что время упущено, и любимая работа заменила ей и мужа, и детей.
– И в кого ты у нас такая? – вздыхал отец, Роберт Иванович, качая головой. – Все карьеру строишь. Вон, посмотри на Иришку, уже третьего родила, замужем.
– А за кого мне выходить, папа? – отвечала Рената, в ее голосе звучала горечь. – За соседа Витальку с его вечными запоями? За водителя Сашку с автобазы?
– Пробросаешься, будешь потом одна куковать! – ворчал Роберт Иванович, недовольный выбором дочери. – Все грезишь какими-то заморскими миражами. А сестра твоя правильно живет. Ты, видать, в бабку пошла, оторванная от реальности.
С этим Рената спорить не стала. Ее и назвали в честь бабушки, знаменитой оперной певицы, а затем уважаемого педагога по вокалу. Эта просторная квартира, загроможденная антикварной мебелью и увешанная старинными афишами, по мнению отца, была лишь пыльным миражом, никому не нужным пережитком прошлого. А Рената бережно хранила граненый стеклянный флакончик из-под бабушкиных духов, в котором, как ей казалось, все еще жил слабый аромат той утраченной эпохи.
Этот флакончик она возила с собой по всем городам, он был своеобразным талисманом, напоминанием о корнях. Но остальные члены семьи относились к бабушкиной квартире, в которой жили, без малейшего почтения. И вот, в один из своих приездов домой, Рената застала сестру Ирину, с остервенением обдирающую со стен старые поблекшие афиши.
– Что ты делаешь? Это же память!
– Да ладно? По-моему, просто выцветшая пыль прошлого, – обиженно буркнула Ирина. – Не переживай, сложу этот хлам в кладовке, пусть тебя дожидается. А вместо него наклеим фотообои с пальмами, будет тропический рай, а не унылая клетка.
– А где бабушкин буфет? – встревожилась Рената. – Переставили?
– Продали, кому-то приглянулся этот мастодонт, – хмыкнула Ирина. – Родители ликовали, будто гору с плеч долой.
– Да он же целое состояние стоит! – ахнула Рената. – Зачем же так? Сказали бы мне!
– Ой, не смеши, ты бы его в свою Москву потащила? – расхохоталась Ирина. – Родители мечтали избавиться от этого дубового кошмара. А теперь купим им современную стенку из ДСП, легко и воздушно.
Рената лишь беспомощно вздохнула. Втайне она мечтала превратить квартиру в подобие фамильного музея, хранящего память о бабушке. Хотя бы сохранить атмосферу, застывшую в детских воспоминаниях. Но родители и сестра словно сговорились, стирая последние следы прежней хозяйки.
С течением времени ситуация лишь усугублялась. Родители все больше слабели, и повседневные заботы становились непосильной ношей. Рената не раз предлагала:
– Давайте наймем хорошую сиделку, лучше двух, с проживанием и посменным графиком. Будет и медицинский уход, и присмотр. И книгу почитают, если захотите. Я все расходы беру на себя. Деньги – не проблема.
– Ну, конечно, чужие люди будут шастать по дому, маме с папой это зачем?! – возмущалась Ирина. – Еще украдут чего или набедокурят.
– А так лучше, когда ты к родителям забегаешь между делом? Ира, это несерьезно. Хорошо, давай я оплачу им хороший частный пансионат? С процедурами, массажами, всякими кружками по интересам. Я уже узнавала, есть очень достойные варианты, с собственным медцентром.
– Ты что, решила родителей в казенный дом сплавить?! – взвизгнула Ирина, словно сирена воздушной тревоги. – Какой позор, при живых детях – в дом престарелых!
– Да что ты несешь?! – вспыхнула Рената. – Там условия лучше, чем в санатории. И уж точно комфортнее, чем в этой квартире. Мама с папой с третьего этажа уже даже спуститься не в силах.
– Деньги, что ли, жгут карман?! – с гневом выпалила Ирина. – Сорить вздумала? Нет, позора такого, чтоб родителей в богадельню сплавить, не допущу! Через мой труп!
– Дочка… может, там и неплохо, – пролепетал Роберт Иванович, потупив взор. – Лечение, уход… У тебя ведь семья, тебе некогда с нами возиться.
– Мой крест, – отрезала Ирина, не желая слушать. – А ты, Ренатка, не дочь, а змея подколодная, сердца у тебя нет!
Спорить с Ириной было подобно попытке остановить бурю. Роль мученицы, самоотверженно ухаживающей за немощными родителями, была ей сладка и приятна. С упоением делилась она с соседками жуткими подробностями немощи матери и отца, словно выставляя напоказ свои страдания. Как иначе узнают все, чего ей стоит этот тяжкий крест?
Рената не трубила о своей помощи, она просто приезжала пару раз в месяц, без лишних слов закупала продукты, особое питание для лежачих больных. Оплачивала счета врачей и медсестер, приходивших на дом. Покупала противопролежневые матрасы, одноразовые пеленки и подгузники, заказывала уборку. Она не считала деньги, просто делала то, что считала нужным.
И все же, время неумолимо. Мама и папа ушли один за другим, в возрасте восьмидесяти лет, и Ренату терзала боль оттого, что не успела с ними попрощаться по-настоящему. А сразу после похорон Ирина набросилась на нее, словно коршун на добычу.
– Ну что, от наследства в мою пользу откажешься?
– С какой стати? – изумилась Рената. – Мы обе дочери. Почему я должна отказываться от своей доли?
Но Ирина уже мысленно поделила наследство и готова была идти в бой. На поминках разразился страшный скандал, Рената появилась лишь на сороковой день, с сестрой почти не виделась. Говорить им было не о чем. Между ними пролегла пропасть, вырытая злобой и алчностью.
Спустя три месяца тишину разорвал звонок Ирины, в голосе которой звенела нетерпеливость:
– Ну что, Ренатка, когда соизволишь явиться на дележку наследства? Из-за тебя всё застопорилось. И учти, вся округа на моей стороне! Как гласит народная мудрость, кто за стариками ухаживал, тому и хоромы.
– И где это ты откопала сей кладезь народной премудрости? – с иронией поинтересовалась Рената. – Осмелюсь напомнить, мнение соседей в завещании не учитывается.
– Да у тебя просто совести нет признать очевидное! Как дочь ты, Ренаточка, полное ничтожество. А я свой долг исполнила до последнего вздоха, как полагается, – назидательно вещала Ирина. – Теперь жду твоих покаянных речей.
– С какой это стати? – изумилась Рената. – Теперь мне ясно, откуда растут ноги у твоего маниакального нежелания отправлять родителей в пансионат. Думала, уход за ними автоматически обеспечит тебе квартиру?
– Так они отказались мне её завещать, – фыркнула Ирина, в голосе прорезалась обида. – Всё твердили, как ты много для них делаешь. А раньше такого не было! Подкупила их своими благами, не иначе. А ведь прежде обещали, что перепишут квартиру или хотя бы внукам оставят. Тебе-то она всё равно без надобности.
– Почему ты так решила? – удивилась Рената. – Напротив, я готова выплатить тебе половину стоимости и выкупить квартиру.
– Не бывать этому! – взвизгнула Ирина. – Я в эти комнаты поселю сына, дочь и внуков. Я вообще рассчитывала их от себя сплавить наконец! А ты решила мои планы разрушить?!
– Я дам хорошие деньги, – попыталась уговорить сестру Рената. – Ты сможешь купить детям отдельные квартиры.
– А с чего это ты так вцепилась в неё? Что-то знаешь? – подозрительно прищурилась Ирина в телефонной трубке. – Да наверняка! Думаешь, бабка там клад зарыла? Зря, что ли, она всё про своё дворянское происхождение твердила? Наверняка там бриллианты, и ты на них глаз положила! Всё мне ясно, не видать тебе этого, как своих ушей!
Рената лишь устало вздохнула, понимая, что сестра вцепилась в эту борьбу мертвой хваткой. В конце недели она поехала в родной город, с робкой надеждой вдохнуть жизнь в спорную квартиру. Но надежда разбилась о реальность. Квартира словно пережила варварское нашествие: стены ободраны до кирпичной кладки, местами зияли черные провалы, словно вырванные зубы. Полы не просто сняли – их выдрали с корнем, оставив после себя рваные раны. Даже вентиляцию искорежили, словно в приступе слепой ярости.
Рената застыла на пороге, раздавленная видом того, что когда-то было ей дорого. Заглянула в кладовку – пустая утроба, где больше не хранились пожелтевшие афиши, молчаливые свидетели прошлого. Исчезла и вся мебель, осколки былой жизни. Рената стояла, с трудом сдерживая подступившие слезы – здесь больше не за что было бороться.
Она поехала к сестре, избегая телефонной перепалки, но Ирина, казалось, только этого и ждала, вспыхнув, как спичка:
– Вот, послушала тебя, и что теперь?! Кто будет оплачивать этот адский ремонт? В таком состоянии квартиру разве что богач купит, под полную перепланировку! И все ты, Ренатка, со своими призрачными кладами!
– Ира, да я даже не заикалась о них. Ты сама себе это нарисовала, – устало возразила младшая сестра. – Я просто хотела выкупить квартиру, сохранить память о бабушке. Кстати, где все? Мебель, афиши? Ты же понимаешь, что они тоже часть наследства? И фотографии из семейного альбома, я хотела забрать хотя бы часть.
– Ах, вот ты о чем вспомнила, – с издевкой расхохоталась Ирина. – Давно уже твое наследство на помойке гниет. Плесень там развелась, кстати. Если это были такие ценности, почему сразу не увезла? А теперь приехала меня попрекать тем, чего давно нет.
– А мебель? Пусть она и не в твоем вкусе, но там были дедовы кресла, диван, бабушкин гримировальный столик. Все это стоит немалых денег, если знать, кому продать. Я бы выплатила тебе половину стоимости, – спокойно предложила Рената, пристально глядя в глаза сестре.
– Ага, сейчас, опомнилась! А я, по-твоему, на что родителей хоронила?! – взвизгнула Ирина. – Все уже было обещано местному антиквару, он не поскупился. И не смей требовать с меня половину. Совесть имей, твои племянники бедствуют. Хоть раз в жизни помоги им, пока тетка в Москве жирует.
– Но это подло, – процедила Рената, голос дрогнул. – Я перевела деньги сразу, как только узнала о маме и папе. Знала, как тебе тяжело.
– Ага, а у моего Мишани как раз автокредит прогорел, приставы, как коршуны, на счета налетели. Вот твоими деньгами и заткнула дыру. Не пропадать же добру? А за антикварную мебель мне наличными отвалили. На всё хватило, как раз. – В голосе Ирины звенела неприкрытая злорадность. – Ничего, не обеднеешь! Ишь, удумала меня до нитки обобрать. Ну, погоди, в суд побегу, будешь знать, как с родной сестрой поступать! Ты тут, можно сказать, и не живешь, уверена, судья это учтет при дележке наследства. Посмотрим, кто кого!
– Ира, я ценю твою заботу о родителях, – устало произнесла Рената, чувствуя, как внутри поднимается волна отчаяния. – Но и моих усилий было немало.
– Да уж, сунешь денег, прилетят, как санитары, попы вытрут, давление измерят. Это тебе не наша бесплатная медицина, – язвительно отрезала Ирина. – Строила из себя благодетельницу, а сама просто откупалась.
– Да я сто раз предлагала забрать их в Москву! И раньше, и в последние годы. Жили бы с сиделкой, круглосуточно, если я на работе или в отъезде. И ты бы не разрывалась между родителями и своей семьей.
– Ну, конечно, – скривила губы Ирина. – А сама бы, небось, успела их уболтать квартирку-то на тебя переписать. Я все твои манипуляции видела насквозь. Потому и не дала им уехать, хоть отец и умолял, верил, что заживет по-человечески. А что бы люди сказали? Мол, старшая дочь никудышная, не смогла родителям уход обеспечить? Нет уж, дудки!
– Значит, ты их все эти годы отговаривала? – с горечью выдохнула Рената. – А сама тем временем потихоньку распродавала их вещички. Где бабушкина шкатулка, мамины колечки, серьги? Где все это, Ира?
– Нет ничего! – взвизгнула Ирина, голос ее сорвался в истерический крик. – Да, мы не купаемся в золоте, как некоторые. Мишаня, горе мое старшее, вечно в какие-то передряги вляпывается. То тут отстегни за его выходки, то там ущерб возмести. Вот и утекло все сквозь пальцы, как вода. А ты, между прочим, сама в этом виновата! Помнишь, я у тебя помощи просила для племянника? А что услышала в ответ? Лекцию о том, что ему пора самому отвечать за свои грехи! Спасибо, сестрица, что называется, от всей души. Видать, каменное у тебя сердце!
– Все понятно, – отрезала Рената, в голосе ее звенел металл. – Жадность и глупость окончательно сожрали в тебе человека. Подавай в суд, делай что хочешь. Я буду настаивать на продаже квартиры, как только оформим наследство.
– Ишь, чего выдумала! – привычно ощетинилась Ирина.
Но тут же осеклась, представив, во что ее стараниями превратилось родовое гнездо, и злобно засопела, замолчав.
Она и впрямь пыталась отсудить себе львиную долю, да только суд оказался непреклонен: обе дочери получили по половине родительской квартиры.
Рената сразу предложила продать ее, не раздумывая. К тому моменту ни у кого не хватило духу вдохнуть жизнь в обветшавшие стены, и Ирина, скрипя зубами, согласилась. Деньги поделили, а вместе с ними, казалось, поделили и саму жизнь – больше они не общались.
Старшая сестра продолжала жить с ощущением, что младшей и так перепал слишком щедрый кусок. А Рената оплакивала лишь безвозвратно утраченные бабушкины афиши, старые фотографии, другие осколки семейной памяти. И раз уж не получилось создать музей, на деньги, вырученные от продажи квартиры, она учредила именную премию своей бабушки в местном музыкальном училище, надеясь, что хотя бы отголосок ее таланта будет жить дальше.