В доме Валентины Петровны завтрак должен быть готов ровно к семи. Не в семь пять. Не в шесть пятьдесят пять. К семи!
— Танечка, а почему яйца не всмятку? — донеслось из-за спины. Голос свекрови. Всегда недовольный. Всегда с претензией.
Три года назад Таня переехала в этот дом после свадьбы. «Зачем снимать квартиру? — говорил Андрей. — У мамы места много, сэкономим». Сэкономим. Да только вот никто не предупредил, что экономия обойдется ей так дорого.
— Валентина Петровна, я делала всмятку, — тихо ответила Таня, не поворачиваясь.
— Не спорь! Видно же — желток твердый!
А ведь когда-то, совсем недавно, Таня была другой. Смелой. Решительной. Могла дать отпор, если что не так. Родители воспитали ее так: уважай других, но и себя не забывай. Мама всегда говорила: «Доченька, женщина должна быть мудрой, но не безмолвной».
Где эта мудрость теперь?
— И борщ вчера кислый был. Я же говорила — свеклу молодую покупай!
Таня сжала кулаки. Борщ был нормальный. Андрей даже похвалил. Но свекровь всегда найдет, к чему придраться.
Три года назад она думала: «Поживем немного, привыкнем друг к другу». Год назад думала: «Скоро съедем». Полгода назад: «Надо потерпеть ради семьи».
А сейчас?
Сейчас Таня стояла у плиты и понимала — она устала. Устала оправдываться за каждый шаг. Устала жить по чужим правилам в доме, который никогда не станет ее домом.
— Где мой чай? — требовательно спросила Валентина Петровна.
— Заваривается.
— Долго! Я уже десять минут жду!
Десять минут. Боже мой! Какая трагедия!
Таня налила чай в любимую свекровину чашку — ту самую, с розочками, к которой нельзя прикасаться никому, кроме хозяйки дома. Поставила на стол.
— И сахар где?
Таня молча подала сахарницу.
— Ложечку забыла!
Подала ложечку.
— Теперь горячий! Нужно было подождать!
В этот момент что-то внутри Тани дрогнуло.
Следующие недели потекли как обычно. Завтрак в семь. Обед в час. Ужин в половине седьмого. Таня жила по расписанию, составленному не ею.
— Танюша, а почему ты картошку не почистила? — Валентина Петровна заглянула в кухню, где Таня кормила двухлетнего Максимку. — Гости скоро придут!
— Какие гости? — Таня подняла голову от детской тарелки.
— Ай, забыла сказать! Нина Семеновна с дочкой зайдут. Я их на обед пригласила. Ты же картошечку с мясом умеешь готовить?
Конечно, умеет. Всё умеет. Таня — универсальная домработница. И повар, и няня, и уборщица в одном лице.
— Валентина Петровна, я же не знала. Мне нужно время, чтобы приготовить.
— Времени полно! — махнула рукой свекровь. — Час есть. И не забудь пропылесосить в гостиной. А то как-то грязно.
Всего час. На обед для четырех человек. И уборку. И ребенка при этом не оставишь.
Таня посадила Максима в манеж, включила мультики и помчалась на кухню. Мясо — разморозить в микроволновке. Картошку — быстро почистить. В гостиной — пылесос.
Гости пришли ровно в час. Нина Семеновна — полная женщина с громким голосом, ее дочь Ольга — лет тридцати пяти, разведенная, с претензией на особую жизненную мудрость.
— Ой, как вкусно пахнет! — воскликнула Нина Семеновна. — Валя, ты сама готовила?
— Да что ты! — засмеялась Валентина Петровна. — У меня невестка есть! Танечка моя все умеет.
— Повезло тебе! — подхватила Ольга. — А то сейчас молодые только в телефонах сидят. А эта хозяйственная!
Таня подавала на стол и молчала. Ей хотелось сказать: «Я не только хозяйственная. Я еще умная, образованная, у меня есть мнение по многим вопросам». Но кому это интересно?
— А где работает-то? — поинтересовалась Нина Семеновна.
— В декрете пока, — ответила за Таню свекровь. — С ребенком сидит.
— Правильно! — кивнула Ольга. — Карьера подождет. Семья важнее.
Таня поставила на стол салат и подумала: а где в этой семье место для нее самой? Есть Валентина Петровна — хозяйка дома. Есть Андрей — любимый сын. Есть Максимка — обожаемый внук. А она? Она просто функция. Готовить, убирать, стирать, следить за ребенком.
— Танечка, а где хлеб? — спросила свекровь.
— Сейчас принесу.
— И салфетки не забудь!
Таня принесла хлеб и салфетки. Села за стол последней. Взяла вилку.
— Ой, а сметану к картошке забыла! — спохватилась Валентина Петровна.
Таня встала. Принесла сметану.
— А может, еще и зелени добавить? — предложила Ольга. — Укропчика, петрушки.
Таня снова встала. Принесла зелень.
— Вот молодец какая! — восхитилась Нина Семеновна. — Ты знаешь, Валя, как мне завидно! Моя Ольга после развода совсем о хозяйстве забыла. То в кафе ест, то полуфабрикаты покупает.
— А зачем мне это? — возмутилась Ольга. — Я же не замужем! Для кого стараться?
— Да и правильно! — подхватила Валентина Петровна. — А вот Танечка у нас — образец хозяйки. Живет тут на всем готовом, так что и жаловаться не на что!
На всем готовом.
Таня замерла с вилкой в руках.
На всем готовом?
Она что, дармоедка какая? На всем готовом живет та, которая с шести утра на ногах? Которая готовит, убирает, стирает, гладит? Которая даже в выходные не может отдохнуть, потому что «субботнюю уборку никто не отменял».
— Танечка, ты что такая задумчивая? — засмеялась Ольга. — Или устала? Но что там уставать-то? Дома же сидишь!
— А внучки-то еще нет? — задала вопрос Нина Семеновна свекрови.
— Нет, только внук.
— Ну ничего, еще народит! — махнула рукой Валентина Петровна. — Внуков много не бывает!
Еще народит! Как будто у Тани нет права голоса в этом вопросе. Как будто она — инкубатор для внуков свекрови.
Обед продолжался. Женщины обсуждали соседей, цены, политику. Таня молчала. Вставала, когда нужно было что-то принести. Убирала посуду. Заваривала чай.
— Ой, какой чай ароматный! — восхитилась Нина Семеновна. — Рецепт дашь?
— Это Танечка заваривает, — снова ответила за невестку Валентина Петровна. — У нее рука легкая.
— А скоро на работу выходить будешь? — спросила Ольга.
Таня открыла рот, чтобы ответить, но свекровь ее опередила:
— Да зачем ей на работу? Андрей зарабатывает, дом большой, есть чем заняться. А ребенок маленький еще.
— Правильно! — кивнула Нина Семеновна. — Работа никуда не денется. А детство у ребенка одно.
Таня снова замолчала. Снова стала невидимой.
Когда гости ушли, Валентина Петровна довольно улыбалась:
— Хорошо посидели! Нина Семеновна такая интересная женщина! А ты, Танечка, молодец. Все вкусно приготовила.
Вечером Таня попыталась поговорить с Андреем. Он лежал на диване, смотрел телевизор.
— Андрюш, мне нужно с тобой поговорить.
— Угу, — не отрываясь от экрана, пробормотал муж.
— Я устала.
— От чего?
— От всего. От того, что твоя мама решает за меня. От того, что я не могу высказать свое мнение. От того, что живу как прислуга в чужом доме.
Андрей наконец повернул голову:
— Ты преувеличиваешь. Мама тебя любит.
— Андрей, сегодня она сказала гостям, что я живу на всем готовом!
— Ну и что? Действительно, денег на квартиру не тратим.
— Значит, я дармоедка?
— Не дармоедка. Но ты знала, куда идешь.
Нет. Она не знала. Она думала, что идет в семью. А попала в прислуги.
— Слушай, давай завтра поговорим? — зевнул Андрей. — Я устал на работе.
Он устал на работе. А она что — на курорте отдыхала?
Той ночью Таня долго не могла заснуть. Лежала и думала: когда она стала такой? Когда перестала быть собой?
Утро началось как обычно. Половина седьмого. Завтрак. Валентина Петровна придирчиво осматривала стол, ища повод для недовольства.
— Танечка, а масло почему не на столе?
— Сейчас принесу.
— И варенье тоже. Неужели трудно сразу все поставить?
Таня молча принесла масло и варенье. Андрей уткнулся в телефон, жевал бутерброд. Максимка размазывал кашу по тарелке.
— Сметаны сегодня побольше купи. А то экономишь на всем!
Экономит. Таня тратит свои декретные на продукты, потому что «на хозяйство денег всегда мало». А получается — экономит.
Андрей допил кофе, поцеловал маму в щеку и ушел на работу. Даже не попрощался с женой толком.
— Ну что, Танечка, — подбодрила свекровь, — давай за дело! Сегодня генеральная уборка.
Генеральная уборка... В середине недели. Потому что Валентина Петровна решила, что «пора».
— А Максимка? — спросила Таня.
— А что Максимка? Справишься!
Конечно, справится. Уберет, приготовит, ребенка присмотрит. Универсальный солдат.
К обеду Таня выбилась из сил. Максимка капризничал — видимо, зубы лезли. Суп варился, пол был вымыт, пыль вытерта. В доме пахло чистотой и едой.
Валентина Петровна вернулась с прогулки в хорошем настроении. Села за стол, попробовала борщ.
Поморщилась.
— Опять кислый!
— Не может быть, — тихо возразила Таня. — Я добавила меньше томата, как вы просили.
— Не может быть? — переспросила свекровь, поднимая брови. — Ты мне возражаешь?
— Я просто говорю.
— А я говорю — кислый! И точка! Переделывай!
— Как переделывать? Борщ уже готов.
— Не знаю как! Это невозможно есть! Вари новый!
Таня смотрела на эту женщину и не понимала: как можно быть такой несправедливой? Как можно так унижать человека?
— Я буду делать картошку с котлетами, — сказала она.
— Не надо мне картошку! Я хочу борщ! Нормальный борщ, а не эту кислятину!
— Хорошо. Я сварю новый. Но это займет два часа.
— Не мое дело! Надо было сразу нормально делать!
В этот момент заплакал Максимка. Видимо, напугался повышенных голосов бабушки.
— И ребенка угомони! — рявкнула Валентина Петровна. — Орет как резаный!
— Он напугался.
— Напугался? От чего? От того, что мама плохо готовит?
Что-то внутри Тани надломилось.
— Валентина Петровна, — тихо сказала она, взяв Максимку на руки, — я делаю все, что могу.
— Все, что можешь? — усмехнулась свекровь. — Да ты тут живешь на всем готовом! Квартплату не платишь! Одно просят — борщ нормальный сварить — и то не можешь!
На всем готовом.
Опять эти слова.
— Я не на всем готовом живу, — тихо возразила Таня.
— А как же? — встала свекровь, упираясь руками в бока. — Кто тебе квартиру бесплатно предоставил? Кто коммунальные платит? А?
— Я работаю по дому.
— Работаешь? — засмеялась Валентина Петровна. — Ты что, прислуга?
— Тогда почему вы со мной разговариваете как с прислугой?
— Как с прислугой? — голос свекрови поднялся еще выше. — Да я с тобой как с родной разговариваю! А ты нос воротишь! Борщ не варишь, работать не хочешь!
— Я не отказываюсь работать.
— Тогда марш на кухню! Вари новый борщ! И чтобы через два часа был готов!
Максимка плакал еще громче. Таня качала его, пытаясь успокоить.
— Валентина Петровна, не кричите при ребенке, пожалуйста.
— Не кричу, а объясняю! А то ты совсем от рук отбилась! Думаешь, раз замужем, можно расслабиться?
Расслабиться. Когда Таня успела расслабиться? Когда у нее был хоть один день отдыха?
— Я не расслабляюсь. Я с утра до вечера...
— С утра до вечера что? — перебила свекровь. — Дома сидишь! А я в твоем возрасте на двух работах пахала! И сына одна растила! А ты что? Одну кастрюлю сварить не можешь!
— Валентина Петровна!
— Что Валентина Петровна? Хватит разговоров! Иди готовь! Немедленно!
— Ну уж нет.
Слово вылетело само. Тихо. Твердо.
Валентина Петровна замолчала. Посмотрела на невестку с удивлением.
— Что ты сказала?
— Я сказала — нет. — Таня поправила Максимку на руках. — Я не буду переваривать борщ.
— Как это не будешь? — свекровь не поверила своим ушам.
— Никак. Борщ нормальный. Если вам не нравится — не ешьте.
— Ты что, совсем обнаглела? — Валентина Петровна сделала шаг вперед. — В моем доме мне указываешь?
— Я вам не указываю. Я просто больше не буду терпеть хамство.
— Хамство? — голос свекрови взлетел до визга. — Какое хамство? Это ты хамишь! Я тебе замечание делаю, а ты пререкаешься!
— Вы мне не делаете замечания. Вы меня унижаете. Каждый день. При людях говорите, что я на всем готовом живу. Требуете переделывать нормальную еду. Заставляете убираться по вашему графику.
— Заставляю? — Валентина Петровна была в шоке. — Да ты должна сама это делать! Ты здесь живешь!
— Я здесь живу как член семьи. А не как прислуга.
— Да ты и есть прислуга! — выкрикнула свекровь. — Что ты еще умеешь, кроме как готовить да убирать?
Максимка перестал плакать, испугавшись крика. Таня стояла неподвижно, качая сына.
— Я вам не прислуга, — тихо сказала она. — И не надо мне указывать.
— Как это не надо? — Валентина Петровна растерялась от такой дерзости. — Я хозяйка в этом доме!
— Тогда хозяйничайте сами. — Таня повернулась и пошла к выходу из кухни.
— Ты куда? — закричала свекровь. — Я с тобой разговариваю!
— Разговор окончен. — Таня не оборачивалась.
— Стой! Немедленно вернись! Я тебе не разрешаю уходить!
Таня остановилась в дверях. Медленно обернулась.
— Не разрешаете? — спросила она спокойно. — А кто вы мне такая, чтобы разрешать или не разрешать?
Валентина Петровна открыла рот, но ничего не сказала.
— Вы — мать моего мужа. И все. Не моя мать. Не моя начальница. Не моя хозяйка. Я взрослая женщина и сама решаю, что мне делать.
— Да как ты смеешь?
— Смею. Потому что мне надоело жить как рабыне.
Таня поднялась в комнату, уложила Максимку спать и достала чемодан. Руки тряслись, но внутри была странная легкость. Как будто с души упал огромный камень.
Она пакует вещи. Свои и сына. И впервые за три года не чувствует вины.
Таня закрывала чемодан, когда в дом вернулся Андрей. Голоса из кухни слышались до второго этажа — Валентина Петровна что-то взволнованно объясняла сыну.
— Танька! — раздался его крик. — Ты где?
Она не ответила. Застегнула последнюю молнию, взяла спящего Максимку на руки.
— Ты что творишь? — Андрей ворвался в комнату, красный от возмущения. — Мать говорит, ты ей нахамила!
— Не нахамила. Просто сказала правду.
— Какую правду? Что ты тут главная? — он увидел чемодан. — Ты что, серьезно собралась уходить?
— Да.
— Куда? С ребенком на руках? У тебя даже денег толком нет!
— Найду, где жить. Устроюсь на работу.
— Не дури! — Андрей сел на кровать, провел рукой по волосам. — Ну поругались, с кем не бывает? Мама просто нервная, переживает за хозяйство.
— Андрей, три года. Три года я терплю унижения. А ты делаешь вид, что ничего не происходит.
— Да какие унижения? Обычные бытовые вопросы!
— Обычные? — Таня повернулась к мужу. — Когда твоя мать говорит гостям, что я живу на всем готовом — это обычно?
— Ну она же не со зла...
— А когда заставляет переваривать нормальную еду?
— Мам, ну может, действительно борщ кислый был.
— Андрей, ты меня вообще слышишь? — Таня посмотрела на него внимательно. — Ты хоть раз встал на мою сторону? Хоть раз сказал матери, что она неправа?
Муж отвел взгляд.
— Я не хочу ссориться с мамой.
— Понимаю. Понимаю, что для тебя мама важнее жены. Понимаю, что ты не мужчина, а сын. Понимаю, что мне здесь не место.
— Танька, не говори глупости! Куда ты пойдешь? Вернись, поговори с мамой нормально, извинись.
— Извинюсь? За что?
— Ну, нагрубила же.
— Я сказала правду. Что не прислуга и что мне не надо указывать.
— Но мама старше! Опытнее! Она добра хочет!
Таня взяла сумку с детскими вещами.
— Андрей, мне жаль тебя. Правда жаль. Ты так и останешься маменькиным сынком. А я не буду жить прислугой в чужом доме.
— Это не чужой дом! Это наш дом!
— Наш? — она остановилась у двери. — А почему тогда все решения принимает твоя мать? Почему я не имею права голоса? Почему живу по чужим правилам?
Андрей молчал.
— То-то же, — тихо сказала Таня.
Съемная однушка на окраине оказалась крошечной. Таня стояла посреди пустой комнаты с Максимкой на руках и улыбалась.
— Ну что, сынок, — шептала она, — теперь мы сами решаем, что на ужин готовить.
Максимка, не понимая происходящего, тянул ручки к новому окну.
Первые недели были трудными. Устройство на работу, детский сад, быт на новом месте. Но каждое утро Таня просыпалась без тяжести в груди. Никто не говорил ей, что завтрак должен быть готов к семи. Никто не указывал, как жить.
Андрей звонил первое время. Просил вернуться. Обещал поговорить с матерью. Но слова были пустыми — Таня это понимала.
— Мама болеет без внука, — говорил он в трубку.
— А обо мне не спрашивает?
— Спрашивает. Говорит, что ты одумаешься.
— Передай ей, что я уже думала. Три года. И надумала.
Через полгода Таня встретила его на улице. Андрей выглядел уставшим, постаревшим.
— Как дела? — спросил он неловко.
— Хорошо. — И это была правда. — А у вас?
— Нормально. Мама часто про Максимку спрашивает.
— А ты?
— Я что?
— Не скучаешь?
Таня посмотрела на бывшего мужа и вдруг поняла — нет. Не скучает.
Он пошел дальше. Сгорбленный, одинокий. А Таня поспешила домой — к себе.
Друзья, не забудьте подписаться, чтобы не пропустить новые публикации!
Рекомендую почитать: