Найти в Дзене

— Моя мама будет жить с нами или развод, — заявил муж. Таня не раздумывала

Сергей пришёл с работы мрачнее тучи, бросил сумку в прихожей и сразу — в кухню. — Тань, садись. Поговорить надо. Она оторвалась от плиты. Сергей сидел за столом, потирал виски. Усталый. Постаревший как-то за последние недели. — Мама, — начал он и осёкся. — У мамы инсульт был. Таня чуть не выронила половник. Свекровь, конечно, была та ещё особа, но всё же. — Серёж, а что врачи говорят? — Говорят — живая останется. Но одна жить не сможет. Координация нарушена, память. В общем, нужен уход. Постоянный. Таня кивнула. Понятно. Сиделка, значит. Дорого, но что поделаешь. Пятнадцать лет замужем — знала, что свекровь для Сергея святое. Единственная родная душа. Отца ведь не было никогда. А потом он сказал: — Моя мама будет жить с нами. Или развод. Вот так. Без прелюдий. Без «как ты думаешь» или «давай обсудим». Ультиматум чистой воды. — Да, — сказала Таня. Слово вылетело само. Сергей удивлённо посмотрел на неё. Видимо, ждал сопротивления. Слёз. Может, истерики. — Правда? — переспросил он. — Ты с

Сергей пришёл с работы мрачнее тучи, бросил сумку в прихожей и сразу — в кухню.

— Тань, садись. Поговорить надо.

Она оторвалась от плиты. Сергей сидел за столом, потирал виски. Усталый. Постаревший как-то за последние недели.

— Мама, — начал он и осёкся. — У мамы инсульт был.

Таня чуть не выронила половник. Свекровь, конечно, была та ещё особа, но всё же.

— Серёж, а что врачи говорят?

— Говорят — живая останется. Но одна жить не сможет. Координация нарушена, память. В общем, нужен уход. Постоянный.

Таня кивнула. Понятно. Сиделка, значит. Дорого, но что поделаешь. Пятнадцать лет замужем — знала, что свекровь для Сергея святое. Единственная родная душа. Отца ведь не было никогда.

А потом он сказал:

— Моя мама будет жить с нами. Или развод.

Вот так. Без прелюдий. Без «как ты думаешь» или «давай обсудим». Ультиматум чистой воды.

— Да, — сказала Таня.

Слово вылетело само. Сергей удивлённо посмотрел на неё. Видимо, ждал сопротивления. Слёз. Может, истерики.

— Правда? — переспросил он. — Ты согласна?

Таня помешала суп.

Конечно, согласна. А что ещё оставалось? Развод? В тридцать девять лет? С сыном-семиклассником? Искать съёмную квартиру, делить имущество, объяснять Димке, почему папа теперь живёт отдельно?

Нет уж. Не её история.

— Согласна, — повторила она громче. — Только комнату освобождать надо. Димкину. Он к тебе переедет.

— Мама в нашей будет спать. На кровати. А мы, ну, на диване. В зале.

Таня выключила плиту. Посмотрела на мужа долгим взглядом.

— Понятно.

Вот так, за пять минут, жизнь перевернулась. Просто и буднично. Как смена времён года. Была осень — стала зима.

А Таня всё думала: интересно, а когда именно она перестала быть женой и стала просто по факту — няней, поварихой, уборщицей.

И главное — когда именно это стало нормальным?

Свекровь приехала через неделю. Сергей суетился, как наседка — то подушку поправит, то воды принесёт. Таня молча перестелила постель и подумала: началось.

Валентина Петровна была женщиной, скажем так, с характером. До инсульта — властной и резкой. После — стала ещё хуже. Болезнь словно сняла все фильтры, обнажила суть.

— Танечка, а где тапочки мои? — первое, что она спросила, едва переступив порог.

— Какие тапочки, Валентина Петровна?

— Как какие? Домашние! Я же не босиком ходить буду!

Таня растерянно посмотрела на Сергея. Тот пожал плечами — мол, сама разбирайся.

— Сейчас принесу свои запасные.

— Да что ты, милая! — свекровь скривилась. — У меня ноги особенные. Мне нужны ортопедические. Серёжа, съезди, купи маме нормальные тапки.

Сергей тут же засобирался. Таня осталась одна с больной. И поняла — это только начало.

К концу первой недели дом превратился в филиал больницы. Валентина Петровна требовала внимания каждую секунду. То голова болит — принеси таблетку. То есть хочется — но не что попало, а «как раньше». То телевизор громко — выключи. То тихо — сделай погромче.

— Танечка, а почему суп такой соленый? — спросила она за обедом, морщась.

— Я по рецепту варила. Как всегда.

— Ну не знаю. Мне кажется, соли многовато. Серёжа же у нас гипертоник! Ты что, хочешь довести сына до инфаркта?

Таня сжала зубы. Сергей молчал, уткнувшись в тарелку.

— Исправлю в следующий раз.

— Да что ты, милая! Я не жалуюсь! Просто говорю. Мне ведь виднее — я Серёжу тридцать лет кормила.

А потом начались «советы» по воспитанию Димки.

— Танечка, а почему мальчик так поздно приходит? — поинтересовалась свекровь, когда сын вернулся с тренировки в половине девятого.

— У него секция. Футбол.

— В моё время дети в семь дома были! И уроки делали, а не по улицам шлялись!

Димка испуганно посмотрел на бабушку, потом на маму. Таня видела — сын не понимает, что происходит. Почему дома вдруг стало так напряжённо.

— Димочка, иди умывайся, — сказала она мягко. — Ужинать будем.

— А что ты ему дашь на ужин? — тут же поинтересовалась Валентина Петровна. — Только не говори, что опять эти современные продукты! Мальчику нужна нормальная еда. Каша, молоко.

— Котлеты и пюре.

— Из чего котлеты? Не из магазинного же фарша? Там одна химия! Я вот всегда мясо самостоятельно крутила.

Таня посмотрела на часы. Половина девятого. Димка голодный. Сергей тоже скоро придёт с работы. А она стоит и выслушивает лекцию о правильном питании.

Таня почувствовала, как внутри что-то сжимается. Как будто воздуха стало меньше.

К концу второй недели Таня поняла — она чужая в собственном доме. Валентина Петровна заставляла переставить мебель («здесь удобнее»), делала замечания Димке («в моём присутствии будешь говорить «спасибо» и «пожалуйста»).

А Сергей, Сергей будто растворился. Приходил с работы усталый, молча ужинал и сразу к маме — «как дела, как самочувствие?»

На Таню времени не оставалось.

— Серёж, — попыталась она поговорить с ним наедине. — Может, стоит подумать о сиделке? Или дневном пребывании в специальном центре?

— Ты о чём? — он удивлённо посмотрел на неё. — Мама больная! Ей нужна семья, а не чужие люди!

— Но Серёж.

— Никаких «но»! — он повысил голос. — Это моя мать! И если тебе тяжело, то... Ну, я не знаю. Наймём помощницу по дому.

— Дело не в работе по дому.

— А в чём?

Таня посмотрела на мужа. Пятнадцать лет вместе. Неужели он правда не видит? Не понимает?

— Забудь, — тихо сказала она. — Всё нормально.

А потом случился инцидент с супом.

День выдался тяжёлый. На работе аврал — квартальный отчёт, Танины глаза слипались к обеду от цифр и проводок. Домой пришла поздно, в половине седьмого. Димка уже делал уроки под бдительным оком бабушки, Сергей ещё не вернулся.

— Танечка, а что на ужин? — первое, что услышала она в прихожей.

— Сейчас приготовлю.

— Только не торопись, милая. Вчера ты так спешила — пересолила всё. Серёжа расстроился, но молчал. Деликатный он у нас.

Таня сбросила туфли, скинула пиджак. В холодильнике — остатки вчерашнего борща и курица. Суп разогреть, курицу пожарить...

— А борщ-то прокис! — возвестила из кухни Валентина Петровна. — Совсем протух! Как же так, Танечка?

Таня заглянула в кастрюлю. Борщ был нормальный. Даже запах приятный.

— Валентина Петровна, он свежий. Я вчера варила.

— Милая, ну что ты! Мне же виднее — этот кислый совсем. Неужели не чувствуешь?

Таня понюхала ещё раз. Нормальный борщ. Обычный.

— Мне кажется, он свежий.

— Танечка! — свекровь возмутилась. — Ты хочешь нас отравить?

— Нет, конечно! Просто...

— Тогда выбрось немедленно! И свари новый! Нормальный!

Таня посмотрела на часы. Половина седьмого. Сергей скоро придёт голодный. Димка тоже не ужинал. А свекровь требует выбросить три литра борща и сварить новый.

— Хорошо, — тихо сказала она.

Вылила борщ. Достала из морозилки мясо. Твёрдое, как камень.

— А курочку не забудь как следует промыть! — донеслось из комнаты.

Таня включила микроволновку, стала размораживать мясо. Валентина Петровна тем временем устроилась на кухне — «присмотрю, чтобы всё правильно».

— Луку побольше клади. И морковку три мелко.

Таня молча резала лук. Слёзы текли по щекам — то ли от лука, то ли от усталости.

— А мясо прожарь как следует! В прошлый раз сыроватое было.

— Валентина Петровна, может, отдохнёте? Я сама справлюсь.

— Что ты, милая! Я же помогаю!

Через полчаса суп был готов. Таня разлила по тарелкам, поставила на стол. Валентина Петровна попробовала первой.

И скривилась.

— Танечка, да что же это такое?!

— Что не так?

— Да всё не так! — свекровь отодвинула тарелку. — Пересолила опять! И лук не дожарила! И мясо жёсткое!

— Но вы же говорили...

— Я говорила — прожарить! А не в подошву превратить!

Таня посмотрела на суп. Нормальный суп. Обыкновенный. Такой же, как готовила десять лет.

— Извините, — прошептала она. — Я устала.

— Устала? — Валентина Петровна воздела руки к потолку. — А кто не устал? Я вот инсульт перенесла — и то не жалуюсь! А ты здоровая, молодая.

— Я не жалуюсь.

— Жалуешься! Ещё как жалуешься! — свекровь повысила голос. — Думаешь, я не вижу? Ходишь с таким лицом, будто тебя кто обидел! А кто тебя обижает? Никто! Живёшь в хорошей квартире, муж не пьёт, сын здоровый.

— Валентина Петровна.

— Да что «Валентина Петровна»?! — свекровь стукнула кулаком по столу. — Неблагодарная ты! Вот что! Серёжа тебя из общежития взял — голодранку! Дал тебе дом, семью! А ты что? Нос воротишь! За больной старушкой ухаживать не хочешь!

— Я же ухаживаю.

— Ухаживаешь? Это ты называешь уходом? — голос свекрови дрожал от возмущения. — Отравить пытаешься! То борщ прокисший даёшь, то суп пересоленный! Думаешь, я не понимаю? Хочешь меня со свету сжить!

Таня стояла посреди кухни с половником в руках и слушала. Слушала, как её обвиняют в попытке убийства. За пересоленный суп.

— Я, я не хотела...

— Не хотела? А что хотела? Чтобы я поскорее умерла? Чтобы не мешала твоему счастью?

В этот момент вернулся Сергей. Услышал крики, зашёл на кухню.

— Что случилось?

— Серёжа! — Валентина Петровна кинулась к сыну. — Она меня убить хочет! Отравить!

— Мам, что ты говоришь?

— Да суп попробуй! Соли столько насыпала — давление подскочит! Я же больная! Мне нельзя солёное!

Сергей попробовал суп. Поморщился.

— Тань, действительно пересолила.

— Сереж, я готовила как обычно.

— Как обычно? — свекровь всплеснула руками. — Обычно она нас и травит! Каждый день! То борщ протухший, то мясо сырое, то соли не жалеет!

— Мам, успокойся.

— Не успокоюсь! — Валентина Петровна начала плакать. — Она надо мной издевается! Ей не терпится дождаться моей смерти!

Таня смотрела на эту сцену и чувствовала, как внутри что-то лопается.

— Хватит, — тихо сказала она.

— Что? — обернулся Сергей.

— Хватит! — громче повторила Таня. — Я больше не могу!

Она сорвала фартук, швырнула на пол.

— Три недели я готовлю, убираю, ухаживаю! Три недели слушаю, что я всё делаю не так! Что я плохая хозяйка, плохая мать, плохая жена!

— Тань, ты чего?

— А ты что? — Таня повернулась к мужу. — Ты где был эти три недели? Когда твоя мать учила меня, как воспитывать моего сына? Когда указывала, где мне спать и что готовить?

— Мама больна.

— А я что? Здоровая? — Таня почувствовала, как голос срывается. — Я робот? Я должна всё терпеть, потому что твоя мама больная?

— Вот видишь, Серёжа! — встряла Валентина Петровна. — Видишь, какая она на самом деле? Злая! Бессердечная!

— Бессердечная? — Таня развернулась к свекрови. — Это вы мне говорите? Вы, которая за три недели ни разу не сказала «спасибо»? Которая превратила мой дом в казарму?

— Как ты смеешь?!

— Смею! — крикнула Таня. — Потому что это мой дом!

Она рванула в спальню, достала из шкафа сумку. Стала кидать туда вещи.

— Тань, ты куда? — Сергей стоял в дверях.

— К сестре. С Димкой.

— Подожди. Давай поговорим.

— О чём? — Таня не оборачивалась. — О том, что я должна молчать и терпеть? О том, что мнение твоей мамы важнее моего спокойствия? Димка! — позвала она. — Собирайся! Едем к тёте Оле!

Сын появился в дверях — испуганный, растерянный.

— Мам, а что случилось?

— Ничего, сынок. Просто погостим у тёти немного.

— А папа с нами?

Таня посмотрела на Сергея. Тот молчал.

— Нет, солнышко. Папа с бабушкой останется.

Через полчаса они уехали. Сергей не остановил. Даже не попытался.

Неделя в однокомнатной квартире сестры пролетела странно. Тихо, спокойно. Без криков, претензий и бесконечных советов.

Димка делал уроки за кухонным столом, Оля варила кофе и осторожно расспрашивала — что случилось, почему приехали. Таня рассказывала и сама не верила своим словам. Неужели она действительно три недели это терпела?

— Звонил? — спрашивала сестра.

— Нет.

— Ни разу?

— Димке звонил. Мне — нет.

Оля качала головой. Понимающе молчала.

А в среду утром позвонил. Голос усталый, виноватый:

— Танька, можно встретиться?

— Зачем?

— Поговорить надо. Серьёзно.

Приехал сразу.

— Как мама? — спросила Таня по привычке.

— Плохо. — Он потёр лицо руками. — Совсем плохо. После твоего отъезда давление скачет, сердце. Врач говорит — стресс.

— Понятно.

— Тань, я понял, — Сергей смотрел в чашку. — Понял, что был не прав. Мама, она, конечно, больная. Но это не даёт ей права на то, чтобы тебя унижать. Я видел, как она с тобой разговаривает. Просто не знал, что делать. Она же мать.

Таня кивнула. Понимала.

— И что предлагаешь?

— Снимем ей квартиру. Рядом. Чтобы и присматривать можно было.

— Сергей, на это нужны деньги. Большие.

— Найдём. Сиделку наймём, — он поднял глаза. — Главное, чтобы ты вернулась.

Таня смотрела на мужа. Все-таки пятнадцать лет вместе. Не всё же было плохо. Были же хорошие дни, смех, общие планы.

— Условие, — сказала она твёрдо. — Если твоя мама ещё раз попытается указывать мне, как вести хозяйство или воспитывать сына, а ты будешь молчать — я ухожу. Навсегда.

— Понял.

Домой они вернулись вечером. Валентина Петровна встретила их слезами раскаяния и обещаниями исправиться. Сергей нашёл ей приличную однокомнатную квартиру в соседнем доме — близко, но отдельно.

Димка радостно носился по квартире — дом опять стал домом.

А Таня стояла у знакомой плиты, варила суп и думала: иногда надо уйти, чтобы тебя наконец услышали.

Друзья, не забудьте подписаться, чтобы не пропустить новые публикации!

Рекомендую почитать: