Сброд на семи холмах: как начинается история
Всякая великая нация любит приукрасить своё детство, придумать себе благородных предков и божественное предназначение. Римляне в этом плане не исключение, но с одной оговоркой: они, кажется, никогда до конца не верили в свои же сказки и где-то в глубине души помнили, что их история началась не с богов и героев, а с грязи, крови и толпы отбросов, которым просто больше некуда было идти. Легенда, конечно, красивая: благородный троянец Эней, бежавший из сожжённой греками Трои, после долгих скитаний приплыл в Италию. Его потомки, Ромул и Рем, вскормленные волчицей, основали на берегу Тибра город, которому было суждено править миром. Звучит как отличный сценарий для блокбастера.
Но реальность, которую нехотя признавали даже сами римские историки, была куда прозаичнее. На месте будущего Вечного города в VIII веке до н.э. был просто удобный брод через реку и несколько холмов, на которых можно было укрыться от врагов и малярийных комаров. И в это место, как в сточную канаву, стекался самый разный люд со всей Италии. Беглые рабы, спасавшиеся от хозяйского кнута. Изгнанники, вышвырнутые из своих родных городов за долги или преступления. Авантюристы всех мастей, искавшие быстрой наживы. Пастухи, которым надоело пасти овец. Проще говоря, это был дикий, неустроенный лагерь, населённый людьми без прошлого, но с большими амбициями. Греки, уже строившие в то время храмы и писавшие философские трактаты, смотрели на это сборище с нескрываемым презрением. Римский историк Тит Ливий, хоть и пытался облагородить прошлое, честно писал, что Ромул, чтобы увеличить население своего города, «открыл убежище», куда «стеклась отовсюду толпа — свободные и рабы без разбора, жаждавшие перемен».
Первой проблемой этой разношёрстной банды стало отсутствие женщин. Мужчин было в избытке, а вот с продолжением рода — никак. Решение было найдено в духе основателей — простое, эффективное и абсолютно бандитское. Римляне устроили большой праздник, на который позвали соседей — племя сабинов — с их жёнами и дочерьми. В разгар веселья, по условному знаку, каждый римлянин схватил ту сабинянку, что была поближе, и утащил к себе. Этот инцидент, вошедший в историю как «похищение сабинянок», разумеется, привёл к войне. Оскорблённые сабины пошли на Рим, чтобы вернуть своих женщин. Но тут случилось непредвиденное. Сами женщины, уже успевшие, видимо, прижиться, выбежали на поле боя и встали между своими отцами и новыми мужьями, умоляя их прекратить кровопролитие. Война закончилась миром и союзом. Так, через насилие и принуждение, была заложена основа будущего римского народа — через смешение латинской и сабинской крови. В этом весь Рим: прагматизм, доведённый до цинизма, и умение извлекать выгоду даже из самой грязной ситуации.
Цари, боги и законы: попытка стать цивилизованными
Разбойничья вольница не может существовать вечно. Чтобы выжить и не быть вырезанными более организованными соседями, римлянам нужна была структура, законы и хоть какая-то идеология, кроме права сильного. Им нужен был царь. Первым, легендарным царём был, конечно, сам Ромул. Но он был царём-воином, атаманом. Настоящее государство начал строить его преемник, Нума Помпилий. Он был сабинянином, что уже символизировало объединение двух народов. Легенда гласит, что после смерти жены он удалился в священную рощу, где его утешала и наставляла нимфа Эгерия. Она-то и научила его мудрости правления.
Отбросив мифологию, Нума сделал для Рима то, что было абсолютно необходимо. Он дал ему религию и закон. Он учредил жреческие коллегии, ввёл религиозные ритуалы и календарь, разделив год на двенадцать месяцев. Он построил храм Януса, бога входов и выходов, двери которого были открыты во время войны и закрывались в мирное время. При Нуме, как утверждают историки, они не открывались ни разу. Он запретил человеческие жертвоприношения и ввёл более цивилизованные формы поклонения богам. По сути, он взял дикую, суеверную веру своих подданных и упаковал её в строгую, упорядоченную систему государственного культа. Это было гениально. Религия стала не просто верой, а инструментом управления, цементом, скреплявшим общество.
Он же разделил граждан по профессиям, создав первые ремесленные цеха. Это был способ покончить с племенной рознью между римлянами и сабинами, объединив их по профессиональному признаку. Он заложил основы римского права, которые спустя столетия превратятся в самую совершенную юридическую систему древнего мира. Нума правил сорок три года, и это было время мира и строительства. Он превратил бандитское гнездо в город-государство, полис, способный на равных говорить со своими соседями.
Последующие цари продолжили его дело. Тулл Гостилий был воином, который разрушил главный город-соперник Альба-Лонгу и переселил её жителей в Рим. Анк Марций построил первый мост через Тибр и основал порт Остию, дав Риму выход к морю. Последние три царя были этрусками из династии Тарквиниев. Они принесли в Рим более развитую культуру, инженерные знания (именно при них был построен знаменитый водосток — Клоака Максима) и, в конечном итоге, тиранию, которая и привела к их изгнанию и установлению Республики в 509 году до н.э. Царский период был для Рима школой. За двести с лишним лет он прошёл путь от примитивного лагеря до сильного, организованного государства, готового начать свою главную работу — завоевание мира.
Пожирая соседей: как стать первым в Италии
Став республикой, Рим не стал миролюбивее. Наоборот, сбросив царскую власть, римское общество, управляемое амбициозной аристократией — патрициями, — направило всю свою энергию вовне. Начался долгий и кровавый процесс подчинения Италии, который занял почти два с половиной столетия. Это не была одна большая война. Это была серия непрекращающихся конфликтов со всеми, кто жил на Апеннинском полуострове. Рим действовал как удав, который медленно, но неотвратимо заглатывал одну жертву за другой.
Первыми под каток попали ближайшие соседи — другие города Латинского союза. Это были такие же латиняне, говорившие на том же языке и поклонявшиеся тем же богам. Но Рим не терпел равенства. Он требовал подчинения. После нескольких войн Латинский союз был распущен, часть городов разрушена, часть получила римское гражданство. Латиняне стали первыми «союзниками» Рима, обязанными выставлять войска для его легионов.
Затем пришёл черёд более серьёзных противников. На юге жили воинственные горные племена самнитов. Войны с ними длились с перерывами почти полвека. Это была жестокая борьба на истощение. Самниты были отличными воинами, они не раз наносили римлянам тяжёлые поражения. Самое унизительное из них произошло в 321 году до н.э. в Кавдинском ущелье, где вся римская армия была загнана в ловушку и была вынуждена сдаться. Победители не стали вырезать пленных. Они подвергли их ритуальному унижению — заставили пройти без оружия под «ярмом» из копий, что считалось страшнейшим позором. Рим этого не простил. Спустя годы он собрался с силами и разгромил самнитов, подчинив себе центральную Италию.
На севере главным врагом были этруски — загадочный и высокоразвитый народ, у которого римляне многому научились, от гладиаторских боёв до искусства гадания по внутренностям животных. Война с этрусским городом Вейи длилась десять лет, почти как Троянская война, и закончилась его полным разрушением. В начале IV века до н.э. на Рим обрушилась новая напасть — галлы. Эти кельтские племена, пришедшие из-за Альп, разгромили римскую армию в битве при Аллии и захватили сам Рим. Город был сожжён и разграблен. Уцелевшие римляне укрылись на Капитолийском холме. Легенда гласит, что галлы пытались ночью взять Капитолий, но священные гуси храма Юноны своим гоготом разбудили защитников. В итоге римлянам пришлось заплатить огромный выкуп, чтобы галлы ушли. Фраза галльского вождя Бренна, бросившего свой меч на весы при взвешивании золота, — «Vae victis!» («Горе побеждённым!»), — стала крылатой. Это унижение закалило римлян. Они перестроили армию, сделав её более гибкой и манёвренной, и больше никогда не позволяли врагу подойти так близко к сердцу республики.
Последним оплотом независимости на юге Италии были богатые греческие колонии. Когда Рим обратил свои взоры на них, они призвали на помощь одного из лучших полководцев того времени — эпирского царя Пирра. Он пришёл в Италию с армией, в которой были боевые слоны — диковинные и страшные для римлян звери. Пирр выиграл несколько сражений, но его потери были так велики, что он произнёс знаменитую фразу: «Ещё одна такая победа, и мы погибли». В конце концов, римляне научились бороться со слонами (забрасывая их горящими стрелами) и измотали армию Пирра. Он был вынужден убраться из Италии. К 264 году до н.э. весь Апеннинский полуостров, от севера до юга, находился под властью Рима. Удав завершил свою первую трапезу. Но аппетит у него только разыгрался.
Стратегия удава: разделяй, властвуй, пожирай
Как банде разбойников с берегов Тибра удалось подчинить себе всю Италию, а затем и половину известного мира? Дело не только в воинской доблести легионеров. Дело в уникальной, холодной и прагматичной стратегии, которую Рим оттачивал веками. Её можно свести к нескольким простым, но неотвратимым принципам.
Первый и главный принцип — «Разделяй и властвуй» (Divide et impera). Рим никогда не воевал со всеми врагами одновременно. Он мастерски стравливал их друг с другом, заключал временные союзы, подкупал вождей, обещал одним народам привилегии за войну против других. Покорив один город, он предлагал ему «союзнический» договор. Это означало, что город сохранял местное самоуправление, но лишался права на внешнюю политику и был обязан поставлять солдат в римскую армию. При этом условия для разных городов были разными. Одним давали больше прав, другим — меньше. Это создавало зависть и разобщало покорённые народы, не давая им объединиться против общего врага. Вся Италия была опутана этой сетью неравноправных союзов, где Рим был пауком в центре паутины.
Второй принцип — упорство, доходящее до упрямства. Рим не умел проигрывать войны. Он мог проиграть сражение, два, десять. Он мог потерять целые армии. Но он никогда не сдавался. После каждого поражения республика с невероятной скоростью мобилизовывала новые ресурсы, набирала новые легионы и снова отправляла их в бой. Война с Ганнибалом — лучший тому пример. После чудовищного разгрома при Каннах в 216 году до н.э., где погибла почти вся римская армия, казалось, что всё кончено. Любое другое государство запросило бы мира. Но не Рим. Сенат постановил продолжать войну до победного конца. И они её выиграли, перенеся боевые действия в Африку и разгромив Ганнибала на его собственной территории. Римляне вели войну не до первой крови, а до полного уничтожения или подчинения противника.
Третий принцип — тотальная мобилизация. Вся жизнь республики была подчинена войне. Каждый гражданин был в первую очередь воином. Служба в армии была не только обязанностью, но и почётным правом, путём к славе и политической карьере. Вся экономика, вся инфраструктура работала на армию. Римляне строили великолепные дороги не для удобства торговцев, а для того, чтобы легионы могли быстро перемещаться по стране. Они создали совершенную систему снабжения и логистики. Война была для них не просто эпизодом, а перманентным состоянием, главным национальным проектом.
Наконец, четвёртый принцип — прагматичное заимствование. Римляне не были великими изобретателями, но они были гениальными учениками. Они без всякого стеснения брали у своих врагов всё лучшее. У греков они взяли военную тактику и искусство осады. У испанцев — короткий и эффективный меч-гладиус. У галлов — кольчугу. У карфагенян — конструкцию боевых кораблей. Они не стыдились учиться у тех, кого побеждали, и это делало их только сильнее. Эта смесь безжалостной агрессии, политической хитрости, невероятного упорства и способности к обучению и создала тот феномен, который мы называем Римом.
Непокорённые: с кем у Рима не сложилось
Римский орёл простёр свои крылья над огромными территориями, от Британии до Месопотамии. Казалось, ничто не может остановить его победную поступь. Но даже у такого монстра были свои пределы. Были народы и земли, которые так и не покорились Риму, став для него вечной головной болью и напоминанием о том, что его власть не безгранична.
Главным таким противником на востоке была Парфия. Это была огромная ираноязычная империя, занимавшая территории современного Ирана и Ирака. Парфяне были непревзойдёнными конными лучниками. Их тактика изматывания противника постоянными обстрелами и знаменитый «парфянский выстрел» (когда всадник, притворно отступая, разворачивался в седле и стрелял в преследующего врага) оказались смертельными для медлительных и прямолинейных римских легионов. В 53 году до н.э. в битве при Каррах парфяне наголову разгромили армию триумвира Марка Лициния Красса. Сам Красс был убит, а захваченные у легионов знамёна-орлы стали символом величайшего позора Рима. Последующие императоры, включая Траяна, предпринимали походы против Парфии, иногда даже захватывали её столицу Ктесифон, но удержать эти территории так и не смогли. Парфия осталась для Рима непреодолимым барьером на пути вглубь Азии.
На севере таким барьером стали германские племена. В 9 году нашей эры в Тевтобургском лесу германцы под предводительством вождя Арминия заманили в засаду и полностью уничтожили три римских легиона во главе с наместником Публием Квинтилием Варом. Это поражение повергло императора Августа в шок. Говорят, он несколько месяцев не стригся и не брился, бился головой о стену и восклицал: «Вар, верни легионы!». После этой катастрофы Рим отказался от планов завоевания Германии. Река Рейн на долгие века стала границей между римским миром цивилизации и миром «диких» варваров. Именно эти варвары спустя четыре столетия и нанесут смертельный удар по Западной Римской империи.
Были и другие непокорённые. В Шотландии римляне так и не смогли справиться с воинственными племенами пиктов и были вынуждены построить знаменитый Адрианов вал, чтобы отгородиться от их набегов. В пустынях Аравии кочевые племена также не подчинялись римской власти. Даже внутри самой империи постоянно вспыхивали восстания, как, например, знаменитое восстание в Иудее, закончившееся разрушением Иерусалимского храма в 70 году н.э.
История этих «непокорённых» показывает, что римская военная машина не была всесильной. Она была эффективна против государств с осёдлым населением, городами и развитой экономикой, которые можно было завоевать, обложить данью и интегрировать в империю. Но она пасовала перед лицом партизанской войны в лесах и горах, перед мобильными конными армиями в степях и пустынях. Римский удав мог заглотить только ту добычу, которую был способен переварить. Всё, что было слишком жёстким, слишком колючим или слишком быстрым, оставалось ему не по зубам, вечно напоминая о границах его могущества.
