Имени у меня нет. Его не дали мне деревья, не пропели птицы, не начертали на мху странники, приходящие сюда время от времени по своим делам. Я живу в древнем дубе, стоящем на границе обычного мира и тишины. Корни его раскололи камень над струящимся меж округлых валунов ручьём, и даже время обходит дуб стороной, боясь запутаться в этих извилистых, похожих на щупальца спрута, корнях.
Люди зовут нас кодама — духами леса. Но мы не зовём себя никак. Мы просто есть, и нам этого достаточно.
Раньше в долину приходили паломники. Они складывали у подножия дерева монеты и шептали молитвы. Иногда плакали. Иногда смеялись. Я слушала. Я не утешала. Просто была рядом. Но они не замечали меня.
Однажды к подножию дуба пришла из ближней деревни девочка. Она посмотрела вверх — в крону, где я сидела, спрятавшись в переплетении ветвей, и сказала: «Я знаю, ты здесь».
Был полдень. Солнце припекало, но моё дерево отбрасывало густую уютную тень. Девочка устроилась между корней, положив рядом старенькую, потёртую деревянную куклу в лоскутном платье, и некоторое время молчала. А потом заговорила. Она рассказывала истории своей жизни. Делилась своими большими маленькими драмами, радостями и разочарованиями. Я слушала, не проронив ни слова.
Когда девочка закончила рассказывать, она ещё некоторое время сидела, поглаживая рукой старую ноздреватую кору. День клонился к закату, и всё вокруг погрузилось в янтарный предзакатный свет, в лучах которого медленно танцевали золотые пылинки. Девочка поднялась и собралась уходить. Она снова взглянула наверх и сказала: «Я знаю, ты слушала». «Слушала», — тихим, почти неразличимым эхом отозвалась я.
С тех пор она часто приходила посидеть со мной и рассказать о своей жизни. Темы были разными. Печальными и весёлыми. Мелкими и глубокими. Я никогда не перебивала. Просто молчала и слушала, как взрослеет её душа. Она больше не рассказывала о детских страхах, как раньше, и не жаловалась на одиночество. Но в паузах между её словами я всё равно чувствовала: ей всё ещё нужно, чтобы её кто-то слушал.
Постепенно она стала приходить реже. У неё был свой путь, всё дальше уводивший её от корней старого дуба — школа, потом учёба в городе, в университете. Возвращаясь, она иногда приносила книгу и читала вслух. Иногда просто сидела, прислонившись к стволу, с закрытыми глазами.
Однажды она пришла с корзиной. В ней были яблоки, сладкие шарики из рисовой муки и её кукла — в том же лоскутном платье. Она положила угощение и фигурку к корням и долго смотрела на дуб. Я услышала её мысли — они были тихими, как струйки воды, стекающие с тающего весной льда: «Я скоро уеду. Далеко. Но ты ведь останешься здесь, правда?..» «Правда», — тихим эхом отозвалась я.
С тех пор она не возвращалась. Теперь я снова одна. Иногда к дубу приходят другие люди, но они не задерживаются надолго. Кинут монетку, постоят немного и уходят. Временами ветер доносит до меня далёкие голоса, и мне кажется, я слышу её. Я не грущу. Просто жду. Если ей нужно будет говорить, она снова придёт сюда, к старым корням, и найдёт покой в тени моего дерева.
Но по весне, когда в долине зацветает сакура, юный ветер приносит мне вместе с розовыми лепестками знакомый шёпот: «Я знаю, ты здесь». «Здесь», — отзываюсь тихим эхом я.