В былые времена русские вольнодумцы изобрели фиктивный брак, чтобы освободить женщин-единомышленниц от семейного гнёта. Известный математик, например, так выходила замуж. Даже фильм об этом сняли. Но для Алексея Григорьева всё обернулось иначе. Ему самому понадобилось спасение через фиктивный брак. Других путей хватало, но этот казался самым надёжным. Как говорится, не твори добра — избежишь беды. И уж точно любовь — штука коварная. Алексей прекрасно понимал, насколько неприглядна история с тем ДТП, но всё равно решил сыграть рыцаря, заявив, что сидел за рулём и несёт ответственность. Хотя в действительности спал дома после ночной смены. По городу же, игнорируя правила, носилась его жена Марина.
Их брак с самого начала был неровным. Марина любила яркую жизнь: кафе, модные платья, вечеринки. Алексей, работая на заводе стройматериалов, зарабатывал прилично и часто уступал её капризам. Однажды, когда она захотела новое пальто, он, уставший после смены, поехал с ней в магазин.
— Алёша, смотри, какое шикарное! — воскликнула Марина, примеряя пальто перед зеркалом. — Всего десять тысяч, надо брать!
— Дороговато, — вздохнул он, но, видя её восторг, согласился. — Ладно, бери. Для тебя ничего не жалко.
Её улыбка тогда казалась ему наградой. Но такие моменты не делали её ближе — она думала только о себе. Алексей знал это, но любил её, надеясь, что со временем она изменится.
Всё началось до банальности просто. Пока Алексей спал после смены, Марина взяла машину и поехала по магазинам. Утром, перед уходом, она болтала с подругой по телефону.
— Ларис, я в новый бутик заскочу, — хихикнула она, поправляя волосы. — Там такие туфли, закачаешься. Алёша спит, не замечает.
— Опять его машину берёшь? — ответила Лариса. — Смотри, не разбей.
— Да ладно, я аккуратно, — отмахнулась Марина.
Но аккуратности не случилось. То ли отвлеклась на прохожих, то ли продолжила болтать по телефону, она потеряла бдительность. Сама потом не объяснила толком. На нерегулируемом переходе сбила пожилую женщину, от испуга дёрнула руль, зацепила другую машину и, вместо того чтобы остановиться, нажала на газ, усугубив вину бегством с места аварии. Вернувшись домой, она разбудила Алексея криками и слезами.
— Алёша, меня в тюрьму заберут! — причитала она, захлёбываясь рыданиями. — Я там не выживу, спаси меня!
Алексей, еле успокоив её, выяснил, где произошёл инцидент. Перекрёсток был знакомый. Камер там раньше не стояло, но он подумал: а если их поставили? Он знал, что записи не всегда точны. К тому же они с Мариной внешне походили: оба невысокие, худощавые, темноволосые, а её короткая стрижка усиливала сходство. Алексей не питал иллюзий о её характере. Марина была капризной, избалованной, думала только о своих удобствах. Именно из-за этого и случилась беда. Но он её любил, глупо, необъяснимо, и эта любовь толкнула его на поступок.
Он сам позвонил в полицию и взял вину на себя. Сказал, что в панике сбежал, хотел предупредить жену, но теперь сдаётся. Думал, дело ограничится штрафом. Но всё пошло иначе. Недавно установленная камера зафиксировала машину. Запись, хоть и нечёткая, показала, что водитель — якобы Алексей — не только сбил человека, но и превысил скорость, нарушив правила поворота. Марина об этом умолчала. Теперь ему приходилось выкручиваться, сочиняя оправдания для чужих ошибок.
Суд был тяжёлым. Зал, пропахший старым деревом, гудел от шёпота. Алексей, стоя перед судьёй, чувствовал, как сердце сжимается от страха, но не отступил. Пострадавшая женщина получила тяжёлые травмы: перелом руки, сотрясение мозга, проблемы со зрением. Врачи назвали это тяжким вредом здоровью. Суд учёл всё: наезд, нарушение правил, ущерб другой машине, бегство. Это не убийство, но и не мелочь. Алексею дали пять лет на общем режиме. Услышав приговор, он замер, не веря, что это происходит с ним. Марина, сидя в зале, отвела взгляд, словно он был чужим.
Первые дни в колонии дались нелегко. Серые стены, запах сырости, шумные соседи по камере — всё давило. Алексей, привыкший к заводскому грохоту, всё равно чувствовал себя не в своей тарелке. Один из заключённых, пожилой мужчина по кличке Дядя Вася, заметил его тоску.
— Новенький, не вешай нос, — сказал он, протягивая кружку с чаем. — Здесь главное — держаться и работать. Тогда время быстрее пойдёт.
Алексей кивнул, но внутри всё сжималось. Он надеялся, что Марина оценит его жертву. Но она, не теряя времени, подала на развод, воспользовавшись правом жён осуждённых на срок свыше трёх лет. Ждать его она не собиралась — не тот человек. Любовь? Благодарность? Для неё это были пустые слова. Алексей мог бы признаться в самооговоре, но побоялся выглядеть глупцом. Взять вину ради женщины, которой на него наплевать, и сесть на пять лет — это надо было додуматься. Почему-то сидеть за неё казалось менее нелепым. Он сам не мог этого объяснить.
Квартира, где они жили, принадлежала Марине. Машина была его, но ушла на компенсацию ущерба. Страховая, узнав о побеге, платить отказалась. По слухам, Марина вскоре снова вышла замуж. Алексей же с трудом покрывал выплаты по ущербу из своей скромной зарплаты в колонии. Жизнь в неволе оказалась не такой, как в фильмах. Никаких воров в законе или «понятий». Заключённые, в основном, сидели за бытовые преступления: драки, кражи, мошенничества, такие же ДТП. Многие, как Алексей, мечтали о нормальной жизни, работали, чтобы заработать на перевод в колонию-поселение или УДО.
Охрана вела себя строго, но без жестокости. Следили за распорядком, пресекали нарушения, но относились по-человечески. К ним можно было обратиться с просьбой. Но жизнь в колонии угнетала Алексея. Серые стены, шум телевизора, строгий распорядок — подъём, отбой, еда, баня — всё по часам. Это напоминало часовой механизм. Свет включали и выключали по расписанию, имущество учитывали. Алексей чувствовал, как задыхается. Спасала работа на лесопилке. Свежий воздух, физический труд давали отдушину.
На заводе нагрузка была тяжелее, пыль вредила здоровью. В колонии он быстро освоился, хотя опыта работы с деревом не имел. Его старательность заметили. Один из рабочих, Григорий, как-то сказал за обедом:
— Алёша, ты молодец. Не каждый так вкалывает. Начальство тебя хвалит, может, на поселение переведут.
— Надеюсь, — ответил Алексей, отпивая чай. — Хочу семью создать, дом. Надо двигаться дальше.
Его считали образцовым заключённым. Охрана поощряла мелкими привилегиями, товарищи уважали. Но это не могло заменить свободы, возможности выбирать, общаться с друзьями. Со временем он заметил тревожные признаки: кошмары, странные звуки, запахи. Он боялся, что не выдержит.
Однажды его отозвал охранник Николай Сергеевич, мужчина в возрасте, спокойный и рассудительный.
— Слушай, Григорьев, — начал он, глядя в глаза. — Я повидал многих. Вижу, тебе здесь невмоготу. Есть люди, которые не выносят неволи, и ты такой. Сам виноват, не спорю, но ты парень порядочный. Советую подать на перевод в колонию-поселение. Там свободнее, тебе полегче будет. Взысканий у тебя нет, это плюс. Но нужна семья — женатым поблажки дают.
Алексей невесело усмехнулся. Его жена уже обзавелась новым мужем. Николай Сергеевич, подняв палец, продолжил:
— Не перебивай. Я знаю, ты в разводе. В посёлке есть девушка, Ксения. Молодая, приличная, но жизнь не сложилась. Отца не было, мать пьёт. Ксюша после школы выскочила замуж от безнадёги, за бывшего зэка, и не лучшего. Он её бил, потом снова сел, в места пожёстче. Она развелась, но живёт с матерью, деваться некуда.
Николай Сергеевич узнал о Ксении от знакомой, работавшей на почте, где Ксения трудилась. Её история дошла до него через сплетни посёлка, и он решил, что это может помочь Алексею. Алексей сочувствовал Ксении, но не понимал, как это связано с ним. Охранник объяснил:
— Ты свободен, она тоже. Тебе нужно на поселение, ей — выбраться из дома. Напиши ей письмо, как у нас принято. Договоритесь о свадьбе. Тогда тебя почти наверняка переведут, дадут комнату в общежитии. Оно приличное, комнаты просторные. Может, у вас сложится? Она симпатичная, ты молодой, работящий. Если нет — будете жить как соседи. Фиктивный брак, слышал? Главное — на поселении окажешься, а там и на УДО подашь. Пять лет тебе дали, два почти отбыл. Ещё год — и просись на досрочное.
Идея показалась дикой. Но, помучившись среди серых стен, Алексей передумал. Можно договориться с Ксенией, жить как родственники, зато почти на свободе. А там, может, её мать уйдёт, и Ксения унаследует жильё. Потом разведутся. Нормальный план.
— Молодец, что согласился, — одобрил Николай Сергеевич, вручая адрес. — Пиши письмо, не тяни.
Ксения оказалась приятной: лет двадцати пяти, невысокая, худенькая, но изящная. Рыжеватые волосы, серые глаза, курносый нос. Не красавица, но милая. Узнать это удалось через переписку. В колонии многие так знакомились: писали ждущим женщинам или давали объявления. Алексей раньше этим не увлекался, но другого способа не было. Письма Ксении понравились сразу — простые, искренние. Она рассказала о своей жизни, призналась, что брак ей нужен, чтобы уйти от матери. Спрашивала о его планах. Вскоре разрешили свидание. Ксения оказалась именно такой, как описал Николай Сергеевич. Её взгляд говорил, что он её не разочаровал, хотя колония его изменила. Ему было тридцать, но он решил привести себя в порядок на поселении.
Письма Ксении стали отдушиной. Родители писали, поддерживали, но их письма были далёкими от его реальности. Ксения же понимала. Их свадьба стала делом решённым. Алексей подал прошение о переводе на поселение. Николай Сергеевич помог, и ответ пришёл быстро — положительный. Свадьба прошла в ЗАГСе посёлка, почти по-человечески. Свидетелем был Николай Сергеевич. Молодые въехали в комнату в общежитии. Договорились жить по-соседски: два спальных места, но хозяйство общее — так проще. Ксения работала на почте, зарплата скромная. Алексей зарабатывал на лесопилке больше, ему предлагали остаться начальником участка. С таким доходом он мог содержать семью, даже не фиктивную.
Ксения оказалась хозяйственной. Стирка вручную, готовка на общей кухне её не пугали. Она любила готовить, училась новым рецептам. Алексей ходил в чистой одежде, с пришитыми пуговицами, брал на работу обеды. Вечерами гуляли по поселению, болтали. Если погода не позволяла, сидели в комнате, занимаясь делами: Ксения чинила одежду, Алексей возился с телевизором, раздобытым Николаем Сергеевичем. Когда починили, он стал ещё одним досугом, но главным были разговоры.
Алексей сравнивал брак с Ксенией и с Мариной. Что делает брак настоящим? С Мариной была общая кровать, супружеские обязанности выполнялись. Она готовила, убирала, загружала стиральную машину. Но никогда не предлагала взять еду на работу, хотя его труд был тяжёлым. Она не знала, что на нём надето. Глажка, ремонт одежды были личным делом. Марина работала, но её деньги оставались её, а доход Алексея считался общим.
Ксения, в отличие от Марины, вносила свою скромную зарплату в общий бюджет, и они с Алексеем вместе решали, на что потратить деньги. Она спрашивала, что он хочет на ужин, нужны ли ему новые носки или достаточно ли тёплая его куртка. Без подсказок она гладила его рубашки, чего Марина никогда не делала. Когда Алексей предлагал купить ей обувь или пальто, Ксения смущалась, уверяя, что её вещи ещё крепкие. Ему приходилось убеждать, что ему неловко видеть жену в старой одежде, когда у него всё новое, пусть и недорогое. Это было правдой. Их разговоры не ограничивались бытом. Они делились воспоминаниями, обсуждали фильмы, жаловались на работу, рассказывали забавные случаи. В отличие от брака с Мариной, где темой были только её желания, с Ксенией у Алексея всегда находилось о чём говорить.
Однажды вечером, сидя в комнате общежития, Ксения, чиня старую рубашку Алексея, спросила:
— Алёша, как ты видишь нашу жизнь, когда выйдешь на свободу? — Она отложила иголку, глядя на него с теплом. — Я вот думаю, хорошо бы свой дом иметь. Не роскошный, но наш.
Алексей, возившийся с проводкой старого телевизора, отложил отвёртку и задумался.
— Хочу остаться в посёлке, — ответил он, глядя на неё. — На лесопилке мне предлагают место получше, можно начальником участка стать. Родители обещали помочь с деньгами от продажи дома в деревне. Купим жильё, обустроимся. А ты что думаешь?
Ксения, улыбнувшись, поправила прядь волос.
— Мне здесь нравится. Спокойно, люди добрые. Работа на почте не ахти, но я привыкла. Главное — чтобы мы были вместе.
Этот разговор укрепил их связь. Алексей видел, что Ксения не просто соглашается ради удобства — она искренне хотела строить с ним жизнь. Он замечал её заботу: она проверяла, полон ли его термос с чаем, подшивала воротник куртки, чтобы не тёр шею. Это было не похоже на брак с Мариной, где забота сводилась к минимуму.
Ксения стала первым человеком, которому Алексей рассказал правду о ДТП. Они ужинали простой гречкой с котлетами, когда он, глядя в тарелку, начал:
— Ксюша, я ведь не был за рулём тогда. Это Марина сбила ту женщину. — Он вздохнул, отложив вилку. — Выгородил её, потому что любил. Глупо, знаю.
Ксения, отложив ложку, посмотрела на него с сочувствием.
— Жаль, что она не оценила твоего поступка, — тихо сказала она, касаясь его руки. — Ты ради неё жизнью рискнул, а она… Ну, ты сам всё знаешь.
Её слова, простые и искренние, сняли с него груз. С этого момента их доверие стало ещё крепче.
Жизнь в колонии-поселении была свободнее, чем в зоне, но всё равно подчинялась распорядку. Комната в общежитии, хоть и просторная, требовала обустройства. Алексей с Ксенией красили стены, чинили мебель, которую раздобыли у соседей. Иногда заходили другие поселенцы, приносили чай или старые журналы, делились новостями. На почте Ксения тоже обзавелась подругой, Анной, молодой женщиной, работавшей сортировщицей.
— Ксюша, ты прямо цветёшь, — сказала Анна, раскладывая письма. — С Алексеем тебе повезло. Не то что мой бывший, вечно орал.
— Да, Алёша хороший, — улыбнулась Ксения, сортируя посылки. — Мы с ним всё вместе делаем. Хочу, чтобы у нас сын был, а потом, может, и дочка.
— Молодцы, — кивнула Анна. — В посёлке вас уважают, говорят, крепкая пара.
Продолжение: