Есть счастливцы, у которых дом — это крепость. Всё по полочкам: кресло у окна, бабушкины шторы, самовар с трещиной на боку. У меня было именно так. До недавнего четверга.
В тот день я прихрамывала из кухни в прихожую: нарастила куличей, варила компот, вытаскивала бельё из машинки. Обычный вечер вдвоём с мужем — как водится, чай, разговоры, новости по телевизору. Но едва я собралась выключать свет в коридоре —
— Нам с сестрой будет удобно жить у тебя, пока не достроится наш дом, — сказала золовка, раздеваясь в прихожей.
Словно просто поздоровалась, между прочим. Галина всегда так: ни просьбы, ни извинения. А её младшая сестра — Татьяна — уже тащит чемодан через порог, роясь носком туфельки в моём коврике. Они обе пахнут чужой дорогой — пижонским парфюмом и килограммами новых обязательств.
Я стою, не верю ушам. Это что, я что-то пропустила? Как-то вдруг совсем не готова — вроде бы и семья, а внутри ёкает. Стараюсь улыбнуться, спрятать удивление, только муж мой опустил глаза: понимал, никто меня не спрашивал.
— Конечно, заходите, — хватает меня на автомате. — Маленько потеснимся, не страшно.
Ладно, думаю. Я ж не чужая, а своя, только вот своим иногда тяжелее сказать «нет».
Они устраиваются, сбрасывают обувь, топчат пол — чужой дом для гостей всегда чуть скользкий, холодный. Я замечаю, как Галина сразу хозяйничает — сдвинула сумку поближе к моему креслу, книжку с подлокотника на столик. Ерунда вроде бы… Но почему так скребёт внутри?
— Не переживайте, Люда, — подмигивает мне золовка, — мы скромно, пока дом не сдадут… А там — у-у-у, золотые условия будут!
Я улыбаюсь в ответ, грею ладони кружкой с чаем, и вдруг ловлю себя на том, что мысленно смотрю план квартиры: где спать, где ужинать, сколько у нас полотенец… Как будто дом мой — больше не мой. А только что-то вроде берлоги, в которой терпят до лучшего, временного.
Три комнаты на четверых — вроде немало. А ощущение — будто стены подступают ближе.
Каким будет завтрашний день?..
Быт, что ставит всё с ног на голову
Проснулась ранним утром от новых для меня звуков. На кухне, оказывается, парад гармоний: чайник еле выдыхает, шкафчики лязгают, как на вокзале.
Галина уже режет хлеб машинкой, Татьяна шарит по холодильнику, как будто знает его лучше меня. Я выбредаю на кухню — на автомате, в поношенном халате, с лохматой головой. А вон оно как: стола почти не видно — новый завтрак, другой сервиз, чужой лад в каждой детали.
— Не обижайся, мы тут сами позаботимся, — весело сообщает мне золовка, ловко поддевая сыр вилкой.
Я киваю, а хочется спросить: а почему мои чашки туда переставили? Куда чёрный чай делся, почему соль в сахарнице? Но не спрашиваю — ведь не хозяйка же я, что ли, в своей кухне?
В первый день казалось: ну, неделька, другая. Но вот вторая неделя подходит — а коробки с вещами множатся, как грибы после дождя. Всё разворачивается, стройка у них старательно затягивается. Обещают — конец месяца. Потом — ещё чуть-чуть.
Муж уходит на работу, я остаюсь с ними одна. Перемещаемся друг за другом по квартире, как по лабиринту. Привычки сталкиваются: у меня — телевизор после обеда, у них — музыка на полную. Мне тишина нужна, а им весело. В воздухе повисает напряжение: вроде бы никто не грубит, но усталость собирается комом. Вечером у зеркала в коридоре хочется сказать: «Люда, не гони волну, всё свое, подождёшь…» — и всё равно тяжелеет на душе.
А ещё быт начинает испытывать на прочность глубинные слои внутри: вдруг замечаешь, что раздражает чужой смешок, штора не на том окне… Даже блины утром не поднимаются, потому что кому нужна нежность, когда все на чужой территории?
— Ты не переживай, — успокаивают меня, — нам тоже трудно, вот честно.
У каждой чашки — не только свой вкус, но и история. А у меня — будто дом стал проходным двором.
Мелочи, что подрядят в бурю
Как быстро люди могут надоесть друг другу, даже если родня. За месяц у меня обострилось чутьё на чужой шаг в коридоре, на чужое полотенце в ванной.
— Людмила, а ты чего не делаешь маникюр, как раньше? — спрашивает Татьяна. — А то выглядишь усталой…
Здесь бы и сказать: «Спасибо, что обратила внимание», — но язык не поворачивается. Вот зачем мне стало вдруг оправдываться в своём же доме?
Галина устраивает ужины, приглашает своих подруг, при этом уверяя меня, что «компания оживляет обстановку». Только вот мне не веселее. Всё больше ловлю себя на том, что стала несмеяна, сторонняя на этом празднике чужих вкусов и привычек. Муж, правда, помогает — сочувственно жмёт руку, когда мы оба прячемся на балконе, где тихо.
Детали всё чаще выводят из себя: кто не выключил свет в прихожей, кто купил сильно пахнущее мыло, кто забыл убрать со стола… Сглатываешь — не ругаться же из-за ерунды.
В какие-то минуты мне кажется, что отношения вот-вот лопнут, как мыльный пузырь. Иногда ночью лежу в темноте и думаю: самый тяжёлый конфликт — с теми, кого не выгонишь и не бросишь.
Надолго ли это, Господи…
Всё обещают — вот ещё неделя, вот вот-вот… Но чем дальше, тем меньше сил на улыбку, всё труднее собраться на кухне утром и сделать вид, что всё по-старому.
А внутри медленно но верно нарастает буря — из невозможности выдохнуть, из страха прослыть плохой хозяйкой, из чувства, что мой дом уже не мой.
Разговоры наизнанку
Порой в жизни случается момент — и надо выдохнуть правду, несмотря ни на что.
Вечер выдался на удивление тихий. Муж ушёл к другу. На кухне только я и Галина — нарезаю салат, но рука дрожит. Вижу, что и она чем-то обеспокоена — уронила шумовку, вздохнула чересчур тяжело.
— У тебя, Люда, сердце доброе, — вдруг говорит, — а у меня язык не на месте. Наверное, нам не надо было так вторгаться…
Я замолкаю, держу салатницу обеими руками, дышу медленно. Вот оно. Разговор, которого я боялась и ждала одновременно.
— Мне трудно просить, — отвечаю, — была хозяйкой… Теперь — не знаю, кто.
Галина тоже не прячет усталости. Говорим о прошлом, о матерях, о своих привычках, смешно вспоминаем, как ссорились из-за чепухи ещё в молодости.
— Вы с Таней не чужие, — наконец говорю, — но есть в доме место, которое нельзя занять.
Она кивает, не спорит. Кажется, впервые с момента их переезда между нами что-то — не конфликт, а признание.
В этот вечер не принято ни одного решения, не выдвинуто ультиматумов. Просто обе впервые честно сказали, как трудно вместе и по-настоящему признали: да, больно, да, не так всё представляли.
Где начинается дом
После того разговора что-то изменилось, тайно и необратимо. Будто бы вздохнули обе, выдохнули.
Конечно, повседневные мелочи остались. Их вещи по-прежнему теснят мои, в ванной иногда очередь, стиральная машина урчит сверх нормы. Но с каждым днём напряжение спадало — чуть-чуть, но довольно, чтобы снова открывать утром окна и слушать, как воркуют голуби за стеклом.
Пару дней спустя Галина сама предложила:
— Давай порядок новый устроим. Мы ведь не навсегда. Ты покажи — где чего не трогать, а где сами разберёмся.
Меня пробрало до мурашек. Вот что значит услышать друг друга! Возможность остаться собой — редкая роскошь, особенно под одной крышей.
А потом пришла долгожданная весть: дело на стройке двинулось, скоро приёмка, справится ли бригада в срок. В доме стало легче дышать, будто стены раздвинулись. Даже Татьяна смягчилась, перестала говорить, что ей не хватает французских пошлин, а иногда вместе варили уху и обсуждали детство.
Парадокс: чем ближе был их переезд — тем теплее стало на душе. Я поняла — дом не в количестве комнат или расписании на кухне.
Дом начинается там, где твою уязвимость услышали, где дали место отдышаться. Где можно быть собой.
Они уехали через две недели — с благодарностью, искренне, хоть улыбка была у всех чуть растягивается… До слёз.
Первое утро — всё тихо. Я снова хозяйка. Но уже не та: стала чуть мудрее, чуть мягче. Иногда теперь думаю — главное ведь не стены, главное — силы признавать свои границы и уметь делиться.
Ведь дом — он такой… живой. Его каждый день строим заново. Иногда — вопреки планам.