— Леночка, я тебе гуляш принесла! — Валентина Петровна входит, не дожидаясь ответа на звонок. В руках два пакета, на лице — привычная улыбка заботливой свекрови.
Я поднимаю глаза от экрана. Уже восемь вечера, а я только кофе пила весь день.
— Вы так стараетесь каждый день...
— А кому же ещё о тебе заботиться? — она проходит на кухню, начинает доставать контейнеры. — Андрей в командировках, ты одна работаешь. Совсем исхудала.
Месяц уже длится эта забота. Валентина Петровна приносит еду ежедневно — то супы, то котлеты, то плов. Всегда вкусно, всегда вовремя.
— Можно водички попить? — спрашивает она, оглядываясь по сторонам.
Иду на кухню за стаканом. Когда возвращаюсь — Валентина Петровна стоит у кровати, заглядывает под неё.
— Ой, прости, — говорит слишком быстро. — Серёжка упала, не видела?
— Какая серёжка?
— Да моя золотая... А, нашла! — она выпрямляется, показывает сжатый кулак. — Вот она.
Но серёжки на ней обе. На месте.
После её ухода чувствую себя неуютно. Зачем она заглядывала под кровать? И почему соврала про серёжку?
На следующий день свекровь появляется с борщом и котлетами. Но сначала я вижу её из окна — стоит у подъезда минут десять, смотрит на мои окна. Будто проверяет, дома ли я.
— А Андрей когда возвращается? — спрашивает, разогревая еду.
— Через неделю.
— Скучаешь небось, — она мешает суп, но взгляд бегающий. — Хотя молодая женщина, одна дома... Всякое в голову приходит.
— Что вы имеете в виду?
— Да ничего особенного, — отвечает быстро. — Просто одиночество штука коварная. Люди развлечения ищут... знакомства новые заводят.
В её голосе что-то изучающее, липкое. Будто она не просто болтает, а что-то выуживает.
— У нас с Андреем всё хорошо.
— Конечно, конечно, — кивает она. — А то говорят, мужчины издалека чувствуют, если дома что-то не так.
Когда Валентина Петровна уходит, замечаю: шкаф в прихожей приоткрыт. А я его точно закрывала.
Через несколько дней заболеваю — подхватила простуду. Температура, горло болит. Остаюсь дома.
Жду свекровь с бульоном и лекарствами. Но в обычное время она не приходит. Смотрю в окно — стоит у подъезда с сумкой, но наверх не поднимается. Ждёт чего-то. Потом уходит, унося еду с собой.
Первый раз за месяц она меня не покормила. Когда я болею.
Звоню ей:
— Валентина Петровна, вы не приходили сегодня. Я дома болею.
— Ой, Леночка, прости! Совсем забыла — к подруге собираюсь завтра. Может, сходишь к ней вместе со мной?
— Спасибо, но болею пока.
— Тогда завтра после обеда приду, когда от подруги вернусь.
Назавтра утром звоню ей снова:
— Валентина Петровна, я к своей подруге Свете решила съездить. На несколько часов.
— Хорошо, милая. Отдохни. А я тогда вечером зайду.
Но вместо поездки к подруге делаю эксперимент. Сердце колотится от предчувствия.
В половине одиннадцатого слышу знакомые шаги. Звонок в дверь. Пауза. Ещё один звонок. Я прячусь в шкаф в прихожей.
А потом — щелчок замка.
Мир переворачивается.
— Леночка? — голос тихий, осторожный. — Ты дома?
Валентина Петровна прислушивается. Убедившись, что никого нет, ставит сумку и направляется прямо в спальню.
Открывает мой шкаф, достаёт телефон с фонариком. Методично перебирает бельё — пересчитывает комплекты, проверяет бирки на новых вещах. Нюхает мой халат — ищет чужой мужской запах.
Руки у меня трясутся. Хочется выскочить и закричать, но заставляю себя ждать.
Из тумбочки она достаёт мой дневник. Листает не торопясь, некоторые страницы фотографирует. Особенно внимательно читает записи о коллеге Максиме — мы недавно вместе ездили на презентацию, и я об этом писала.
В ванной свекровь изучает косметику — ищет новые духи или дорогие кремы, которые мог подарить ухажёр. Проверяет корзину для белья, заглядывает в мусорное ведро.
Возвращается в гостиную, заглядывает под диван, под кресло — ищет что-то спрятанное.
Потом звонит:
— Андрей? Это мама. Да, всё проверила...
Голос у неё обычный, будничный. Как будто обсуждает погоду.
— Ничего особенного не нашла. Бельё красивое, но старое — ещё до свадьбы покупала, видно. Мужских вещей чужих нет... В дневнике про Максима пишет, коллегу, но там только про работу.
Она ходит по квартире, заглядывает под кровать, проверяет полки.
— Слушай, а может, ты зря переживаешь? Любит она тебя, это видно... Что? Какая ещё Оля?
Валентина Петровна останавливается, хмурится.
— А, твоя коллега... Сынок, да может это ты на себя примеряешь? У самого краля завелась, вот и жену подозреваешь.
Включает мой компьютер, быстро просматривает историю браузера.
— Завтра ещё приду, попробую телефон посмотреть... А ты лучше определись — либо семья, либо эта Оля. Некрасиво получается.
Она заканчивает разговор и торопливо расставляет контейнеры на кухне. Аккуратно возвращает каждую вещь на место — подушку на диване, даже занавеску поправляет.
Хлопок двери. Поворот ключа.
Сижу в кладовке ещё полчаса — ноги не держат от ярости и унижения. На столе пахнет гречкой с мясом. Есть не могу — тошнит.
Всё встаёт на места. Странные взгляды под диван. Изучающие расспросы о моём одиночестве. Месяц она искала доказательства моих измен.
Вечером звоню Андрею:
— Дорогой, как дела?
— Устал, — голос сухой, отстранённый. — А ты как? Мама заходила?
— Конечно. Очень заботливая у вас мама.
— Это хорошо... Лен, а ты честно со мной? Про работу, про людей, с которыми общаешься?
Вопрос звучит как допрос в милиции.
— А что я должна скрывать?
— Не знаю... Просто расстояние это испытание. Люди иногда ищут утешения на стороне.
— Это ты про кого говоришь? Про меня или про себя?
Долгая пауза. Слышно только его дыхание.
— У тебя там... нет никого? Я не обвиняю, просто хочу честность.
— А у тебя есть кто-то? Например, Оля?
Он резко втягивает воздух, как от удара.
— Откуда ты... кто тебе сказал?
— А кто такая Оля, дорогой?
— Коллега обычная... Лен, ты что, следишь за мной?
В голосе настоящая паника.
Я впервые за месяц смеюсь.
— Не я слежу, Андрей. Не я.
Утром первым делом еду к слесарю менять замки. Пожилой мужчина в засаленной спецовке интересуется:
— Ключи потеряли?
— Наоборот. Нашлись лишние.
В десять утра сижу с кофе у окна и жду. Ровно по расписанию слышу каблуки на лестнице.
— Леночка, это я! Рассольник принесла и оладьи!
Подхожу к двери, но не открываю:
— Валентина Петровна, спасибо за заботу. Но я больше не голодна.
Пауза. Потом звук копошащихся ключей.
— Леночка, открой, пожалуйста. Сумки тяжёлые.
— Ключи не подойдут.
— Что... почему?
— Потому что я вчера замки поменяла.
Долгая тишина за дверью.
— Зачем? Лена, что случилось?
— Случилось то, что должно было случиться месяц назад, когда вы впервые заглянули под мой диван в поисках чужих тапочек.
— Я не понимаю, о чём ты...
— Понимаете, Валентина Петровна. Месяц вы ищете следы моих интрижек.
Слышу, как она тяжело дышит, опирается на дверь.
— Лена, давай поговорим нормально. Можно зайти?
— Нет. Время разговоров прошло. Как и время вашей заботы.
Быстрый стук каблуков вниз по лестнице.
Через час звонит телефон. Андрей.
— Мама сказала, ты замки поменяла. Что происходит?
— Происходит правда, Андрей. Та самая, которую ты месяц пытался найти в моей постели.
— Лен, я не понимаю...
— Понимаешь. Если хотел узнать, изменяю ли я тебе — мог спросить напрямую. А не засылать мамочку с отмычками рыться в моём белье.
Он молчит. Дыхание частое, сбивчивое.
— А пока она искала чужих мужчин в моей квартире, ты крутил интрижку с Олей.
— Это не то, что ты думаешь...
— А что это, Андрей?
— Одиночество... Мне казалось, что и ты... что мы друг от друга отдалились.
— Значит, решил найти мне оправдание заранее?
Долгая пауза.
— Наверное, да. Извини.
Первый раз за разговор он говорит честно.
— Когда вернёшься?
— Завтра утром. Лен, мы же поговорим?
— Поговорим. Но не дома.
— Почему?
— Потому что дом — это место, где тебя ждут и доверяют. А у нас был просто адрес.
Весь вечер готовлю сама — первый раз за месяц. Жарю рыбу, делаю салат из свежих овощей. Включаю музыку, которую Андрей называл "депрессивной".
В девять приходит курьер с пакетом. Внутри — три контейнера с едой и записка корявым почерком: "Лена, прости старую дуру. Не хотела зла. Сын попросил приглядеть."
Читаю записку второй раз. Даже сейчас она не может назвать вещи своими именами. Не "шпионить", а "приглядеть".
Выношу всё к мусорным бакам. Соседка тётя Света видит, качает головой:
— Еду выбрасываешь? Грех какой, Леночка.
— Это не еда, тётя Света. Это взятка за молчание.
Утром сижу в кафе через дорогу от дома. В окно вижу, как подъезжает жёлтое такси, выходит Андрей с чемоданом. Выглядит усталым, постаревшим. Долго стоит у подъезда, набирает номер.
— Я приехал. Где ты?
— Вижу тебя. Сядь на лавочку у подъезда.
Выхожу к нему. Он сидит, опустив голову, чемодан стоит рядом.
— Лен, я понимаю, как это выглядит...
— Что ты понимаешь?
— Что поступил как трус. Вместо честного разговора устроил слежку через маму.
Киваю. Хотя бы это он осознал.
— А что ещё понимаешь?
— Что потерял самого важного человека в жизни.
Сажусь рядом на лавочку. Между нами полметра, но кажется — пропасть.
— А я поняла другое. Что предательство бывает разным. Твоё — с Олей. Моё — с самой собой.
Он поднимает глаза.
— Как это?
— Месяц я ела чужую еду и думала, что это забота. Месяц чувствовала себя виноватой, когда ты звонил с холодным голосом. Я предала свою интуицию, которая с первого дня кричала — что-то не так.
— Лен, а мы... есть ли у нас шанс?
Смотрю на него — знакомое лицо, которое ещё недавно было самым дорогим на свете.
— Не знаю. Но точно знаю — по-старому не будет никогда.
Встаю с лавочки.
— Ключи от квартиры можешь выкинуть- я сменила замки, квартира-то моя. Придешь, когда я буду дома- заберешь вещи.
— А если я исправлюсь? Если закончу с Олей и...
— Андрей, дело не в Оле. Дело в том, что ты готов был месяц унижать меня, лишь бы не признаться в своих чувствах. Это не лечится.
Иду к подъезду, на пороге оборачиваюсь:
— И передай своей маме: пусть больше не готовит для меня. У меня появился аппетит к настоящей жизни.
Поднимаюсь домой. В квартире тихо, светло, пахнет вчерашней рыбой и свободой. Открываю все окна — пусть выветривается запах чужой лжи.
Варю себе настоящий борщ — с мясом, свежей капустой и свёклой. Пока он готовится, звоню маме:
— Мам, а помнишь, ты говорила — если мужчина не доверяет, значит, сам неверен?
— Помню. А что случилось?
— Ничего не случилось. Всё закончилось.
Кладу трубку и улыбаюсь. Первый раз за месяц — по-настоящему.
За окном март, солнце, начинается весна. А в моей квартире больше никто не будет искать то, чего там никогда не было.
Борщ готов. Наливаю в тарелку, сажусь у окна. Вкусно. Честно. По-настоящему.