- Внучка ведьмака. Глава 7.
Мудрая ночь укрыла деревню. Она нашёптывала, уговаривала, мягко шелестя опадающими, рано пожелтевшими, вишнёвыми листьями. Сны Светы были тягучими, как розовый кисель, и невнятными, как берег реки, едва различимый в холодном утреннем тумане. Проснувшись, она не знала, спала или грезила наяву этой ночью. Не раздумывая, она поднялась с постели и накинула на плечи тёплую кофту. Раздвинула шторы, распахнула окна. Порыв тёплого ветра надул полотнища, как корабельные паруса, и тут же стих, отступив обратно. Девушка вышла во двор, затем за калитку. Посмотрела в сторону дома деда Авдея, задумавшись на секунду, не пойти ли ей проведать старика. Но лишь качнула головой, подумав, не может быть...
Закончив с утренними хлопотами и умывшись, она поставила чайник на плиту. В оконную створку резко и дробно постучали.
- Авдей помер, Светка, слышь? - и голос, не дождавшись ответа, пошелестел дальше, неся по деревне причитания и оханья.
Девушка села на деревянный табурет. Хотелось дугой согнуть спину, съёжится, стать маленькой и невидимой. Хотелось закрыть глаза руками и не видеть ничего. Ни жёлтый край поднимающегося солнца, ни берёзу за окном, шевелящую на ветру длинными жёлтыми почками и треугольной зеленью листьев. Она точно знала, что-то сегодня ушло из её жизни навсегда, что-то важное и нужное ей. Холод пробежал по коже, подняв тонкие волоски, и сжал сердце крепко, туго, что оно, напуганное, стало теперь биться едва-едва.
Мимо окон проходили старушки в платках, опираясь на свои палки. Кто-то вразвалочку, как старая гусыня. Кто-то хромая на одну ногу, кто-то коротко и торопливо шагая, будто боясь остановиться. Молодёжь была на работе, в полях, да в соседней деревне на коровнике. Ещё несколько раз Света слышала грусную новость, но так и не нашла в себе сил отозваться. Идти в дом Авдея не было сил. Она представляла его улыбающееся лицо с сеткой глубоких морщин. Козырёк кепки, которым он сосредоточнно двигал в минуты раздумья. Глаза, смотрящие строго и ласково одновременно. Девушка надела платок, завязав его на затылке, и решительно вышла в огород. Вспоминались дедовы советы. Колья, что он обстругал, поддерживали помидорные кусты с наливающимися плодами. Водосток, что дед починил в прошлом году, исправно наполнял пару бочек, собирая сладкую дожевую воду. Калитка, забор, выложенная плоскими булыжниками тропинка - всё несло следы его рук, его трудов.
- И пока я не видела его мёртвым, он для меня живой, - решила для себя Света, и взялась за поржавевшую местами тяпку.
Она пришла в дом Авдея, чтобы помочь навести порядок после того, как тот отпустил своего хозяина.
- Неблагодарная, - говорили ей в лицо. - Ни стыда, ни совести... Даже проводить не пришла...
Света молча тёрла широкие половицы, закатав выше коленей спортивные штаны. Она не перекинулась с людьми, что окружали её, ни словом, ни взглядом. Деревенским от этого было ещё хуже: и не думает оправдываться! Ни слезинки не проронила! Совсем сердца нету у человека! Он, старый дурак, наследство ей оставил, не знал, какую змею на груди пригрел...
Когда работа была закончена, все разошлись по домам. Девушка, проводив глазами уходящих, глубоко вздохнула. В доме всё ещё чувствовался запахи горящих свечей, присутствия других людей, и чего-то мрачного и страшного. Она прошла по комнате, касаясь ладонями рубленых стен. Сняла со стены большую остеклённую рамку и достала из неё фотографии, отогнув с внутренней стороны тонкие гвоздики. В посудном шкафу составила кружки так, как они стояли при хозяине. Чистым постельным бельём накрыла кровать, шкаф и стол. Свернула домотканную дорожку и оставила у порога. Не спеша оглядела она дом. Окна, стулья, лампу под абажуром. Теперь всё было другим.
Навесной замок лязгнул, прощаясь на неизвестное время со своим ключом. Закрылась калитка, пропустив длинную задвижку, местами покрытую оранжевым мхом, в железную скобу. Света пошла домой, прижав левую руку к груди. Сердце всё ещё было туго зажато между рёбер.
Бордовые вишни всплывали и кружились, толкая друг друга в белом эмалированном тазу. Они выпускали сок, делая воду красной, словно кровь. Света опустила ладони, закружив ягоды в послушном водовороте. Вода быстро нагревалась от августовского солнца, от тёплой вишни и от её рук. Девушка замерла, как молодая лань в лесной чаще. Что-то странное происходило с ней в последнее время. Ей казалось, что она живёт только во сне. Утром встаёт, выполняет привычную работу. Ест, пьёт, стирает, гладит, штопает. Косит, полет, ходит в хлев. И всё это для того, чтобы снова наступила ночь.
Ночью она вместе с незнакомым мужчиной, лица которого она не видела, бродила по полям, собирая холодные и сырые от выпавшей росы, робкие цветы. Они разглядывали огромную печальную луну, висевшую над высокой рожью. Собирали клубнику, покрасневшую в густой траве с одного только бока. Света чувствовала сквозь пелену сна его крупную, тёплую и огрубевшую ладонь. Она просыпалась, вздрагивая всем телом, и подносила ладонь к губам, под языком таилась тягучая клубничная сладость. Весь день девушка ходила, прислушиваясь к себе. Она не смотрела вокруг, не обращала внимания на парней и мужчин, изредка поглядывавших на молчаливую диковатую почтальоншу.
Этим утром она встала рано, как только закричал одноглазый соседский петушок с ярко-красным гребнем. Согрела две кастрюли на плите, замочила бельё. Сходила в хлев, где теперь рядом с её коровой в отгороженном наспех загоне жила Авдеева коза Майка. Процедила тёплое густое молоко, пенящееся у краёв блестящих зеленоватых банок. Позавтракала вчерашними блинами с рубинового цвета малиновым вареньем, в котором виднелись мелкие частые косточки, запивая горячим крепким чаем. Работа в огороде не заканчивалась, им можно было заниматься с утра до вечера. Света, посмотрев на ровные ряды окученной неделю назад картошки, принялась за стирку. Руки кружили сами по себе, погружаясь в теплую пенную воду, шоркая полотенца и футболки. Сами наполняли старенькую ванну ледяной колодезной водой, и полоскали в ней, водя от края до края за собой бельё. Сами отжимали, выкручивали, крепко держа за концы и складывали в большой круглый таз. Девушка смотрела невидящими глазами перед собой. Она вспоминала сон. Она пыталась наяву пережить, найти в себе то, что чувствовала недавно. Солнце уже пригревало спину, руки горели от колодезной воды, и ветерок баловался выбившейся из-под платка светлой и лёгкой прядью. Всё было не то...
Света развешивала бельё на натянутой с края огорода проволоке , когда её руки коснулась другая рука, перекидывая полосатую махровую ткань и пристраивая её ближе к другому полотенцу. Она охнула и отдёрнула руку, будто обожглась о горячий чайник.
- Привет, - молодой мужчина смотрел серьёзными глазами. Лицо его выглядело испуганным и нерешительным. - Мне в конторе сказали, у Вас дом свободный есть. Я - Никита... - он замолчал, будто его имени было достаточно.
- Привет, - сорвавшимся голосом ответила девушка. И тут всё встало на свои места. Солнце, дуновение ветерка, запахи травы и яблок, и главное - он. От напряжения у неё свело ключицы и шею, опустились гладкие округлые плечи.
- Я Вас нигде раньше не видел? - спросил мужчина, вглядываясь в её серые блестящие глаза. - У меня почему-то такое чувство, что мы знакомы...
Девушка опустила лицо, всматриваясь в укропные листья ромашки, пробившиеся в тонких земляных извилинах между белыми плоскими камнями.
- Конечно, видели. Я же почтальон... - она почувствовала приятное головокружение, необыкновенное, будто её тело медленно, отдельно от неё, летит в бесконечную пропасть. - Дом есть, да. От дедушки остался. Вы посидите у палисадника, я с бельём закончу, и мы сходим, посмотрим.
Никита кивнул, пытаясь снова поймать странный ускользающий взгляд, и встал позади девушки.
Они шли по деревне молча, неловко касаясь друг друга руками на поворотах, где извилистая тропинка сужалась.
Прошло время. Наступил вьюжный сердитый февраль. Свадьбы не было, пара расписалась тихо и скромно в последнюю зимнюю пятницу.
Они и теперь часто молчали, глядя друг другу в глаза. Слова им были не нужны. Мужчина и женщина, оставаясь вдвоём, были целым миром, неизмеримым, бескрайним, как тёмное августовское небо. Их мимолётный шёпот был подобен шелесту песчинок на дне быстротечной реки. Прикосновения лёгкими, как ласточкино перо, опустившееся в траву. Поцелуи то прозрачными, как лунный свет, то горячими, как алеющие угли огромного костра.
Никита, чуть заметно улыбаясь, разглядывал серьёзное лицо жены.
- Помнишь, Света, я тебе говорил, что видел тебя ещё до нашей встречи? Я вспомнил, я видел тебя во сне... - он коснулся указательным пальцем наметившейся между бровей морщинки, затем коснулся аккуратной ямочки на подбородке.
Молодая женщина негромко рассмеялась, и спрятала лицо в подушку, чтобы он не увидел выступивших слёз.
- Скажешь тоже, - она повернулась к нему через несколько секунд. - А деда ты случайно со мной рядом не видел?
- Деда? - подняв глаза в потолок, и будто стараясь что-то вспомнить, спросил Никита. - Подожди... Деда видел, тоже. С клюкой, бородатый такой. Ещё кепку всё время за козырёк теребил, - он попытался повторить движение, которым дед Авдей часто поправлял свой поношенный, но всегда чистый, головной убор.
- Путеводитель здесь.