Глава 1: Шепот в знойном воздухе
Выжженная пустыня. Не та, что песчаными барханами играет, а та, что была когда-то живой. Солнце – не светило, а палач. Висит в небе, этот раскаленный докрасна диск, и выжигает все до последней капли. Земля трещит, как старые кости. А по склонам холмов – дома. Не дворцы, нет. Земляные норы, вросшие в склон, как... ну, вы понимаете, о чем я. Замершие под этим адским прессом.
В одной такой норе, у самого подножия, под сенью гигантского каменного ствола – древнего, как сама тоска – жил Толик. Обычно его жилище хранило прохладу, тень каменного исполина работала как щит. Но сегодня... Сегодня даже тут было тяжело дышать. Воздух стоял густой, пахнущий пылью, сухой колючкой и отчаянием. И тишина... Такая гнетущая тишина, что в ушах звенело. Вы же знаете этот звук? Когда не слышно привычного стрекота крылатых грызунов в кустах. Вот. Полная, мертвая пустота. Зловещая.
Толик стоял у входа, в проеме, вырезанном в сухой земле. В руках вертел кость. Длинную, с предплечье, обглоданную, гладкую от времени. Трофей с прошлой охоты, когда охота еще была. Мысли его кружились, как пыльные вихри на пустоши, вокруг одного имени: Колька. Утром, когда зной только начинал набирать силу, тот пронесся мимо, с горящими глазами и голосом сорванным от возбуждения:
- Толик! Кладезь! Нашел! Там пищи – горы! Хватит на всех!
И скрылся за горизонтом, туда, где мерцал мираж или... что-то еще.
Где он теперь? Толик не доверял слухам о еде. После Великой Засухи, что высушила ручьи до дна, а стада флюров ушли куда-то далеко-далеко, на поиски воды, каждый шепот о пище превращался в капкан. Голод сводил с ума, заставлял верить в призраки. Но Колька... Колька был другим. Не болтун. Не фантазер. Если он кричал "нашел" – значит, нашел. Помните те гнезда мургов, спрятанные в скалах? Скорлупа – толстая, как старая кожа, но внутри – сочная плоть. Колька их чуял за версту. Или трепетуны – эти колючие кусты с кисло-сладкими ягодами, которые прячутся в самых неожиданных расщелинах. Колька их находил, когда другие уже руки опускали. Даже забытые погреба под руинами Древних, заваленные камнями и страхом, он умудрялся откапывать. Везунчик. Находчик.
- Ты пойдешь?
Голос за спиной заставил Толика вздрогнуть. Обернулся. Скер. Сосед. Лицо наполовину скрыто грубым платком от пыли, глаза – узкие щелочки, внимательные, осторожные. В руках – верёвка. Не простая. С узлами. Каждый узел – готовность. Символ пути. А за Скером, в тени скалы, маячили другие фигуры. Тени в платках. Молчаливые. Ждущие.
- Двадцать два, – сказал Скер, словно выудил мысль Толика прямо из его горячей головы. – Все, кого смогла собрать Королева. Сильные. Отчаянные.
Толик кивнул. Комок подступил к горлу. Он знал. Если Колька прав... Если там действительно пища... Это могло спасти всех. Перевернуть все. Дать шанс. Но если нет... Если это мираж, ловушка, бред голодного ума... Они потеряют драгоценные часы. Часы, которые можно было потратить на рытье глубже, в поисках влаги, или на укрепление нор от ночных шуршащих тварей, чьи глаза светятся во тьме голодными огоньками. Ставка – жизнь. Их собственная и тех, кто остался ждать в земляных норах.
Пошли. Через поля. Вернее, то, что от них осталось. Помните сарны? Высокие, гордые, стебли волокнистые – и в пищу, и на крышу, и на веревку. Теперь... Обугленные пни. Как черные, обгорелые зубы, торчащие из мертвой челюсти земли. Жара вибрировала в воздухе, искажая горизонт. Пыль хрустела на зубах. А впереди, за этой выжженной пустошью... Мерцало. Что-то Белое. Непривычно яркое в этом блеклом мире.
- Это оно, – прошептал Скер. Голос его был сухим, как треск ветки. Пальцы сжали узловатую веревку до побеления костяшек.
Толик прищурился, заслоняясь ладонью от слепящего отражения. Перед ними... Это не скала. Не руины. Это было... сооружение. Ослепительно белое. Гладкое, как отполированный камень, но с обводами... живыми, какими-то. Поверхность переливалась, ловя небо, играя светом, но при этом... Она дышала. Казалось, будто это кожа какого-то колоссального зверя, покрытая мельчайшей рябью, едва заметной волной.
Группа замерла. Даже самые отчаянные, те, кто рвался вперед при любом намеке на добычу, замолчали. В воздухе повисло ощущение... неправильности. Глубинной, древней. Тишина стала плотной, тягучей, как смола. Давила на уши.
- Колька! – крикнул Толик. Голос его, обычно такой уверенный, сорвался, разорвав эту мертвую тишину, как ножом. – Колька, ты где?!
Ответа... не было. Только... гул. Слабый, низкий, доносящийся из самых недр этого белого монолита. Как будто внутри него дышала невидимая, огромная тварь. Или работал гигантский механизм, скрытый под этой обманчиво гладкой кожей.
- Внутри... – прошипел кто-то сзади, голос дрожал. – Еда! Я слышал... как Колька кричал... "Горы!" – точно!
Их было двадцать два. Двадцать два отчаявшихся бойца. Запах? Или просто надежда? Разум затмило. Толик почувствовал, как его нога сама делает шаг вперед. Потом другой. Он был первым. Рука, почти без его воли, потянулась, коснулась стены... Теплая. Почти горячая. Текстура... не гладкая, нет. Как кора старого, очень старого дерева. Шершавая, но без заноз. И под ногами... поверхность дрогнула. Легко, как кожа спящего зверя. Толик не остановился. Втянул воздух носом... и глаза его расширились.
Внутри было темно. Но запах... Запах сводил с ума! Свежих сарн – тот самый, терпкий, травянистый, из детства! Сладковатая пыльца крумов – этих небесно-голубых плодов, которых не видели цикла три! И... мясо! Что-то сытное, жирное, незнакомое, но мясное! Запах жизни в этом царстве смерти.
- Давайте разделимся! – прозвучал чей-то дикий, захлебывающийся от жадности крик. – Быстрее! Пока оно не исчезло!
И группа – рассыпалась. Как сухие листья под порывом ветра. Одни ринулись к грудам провианта, что угадывались в полумраке у входа – стали хватать, тащить, пихать за пазуху. Другие, ослепленные азартом, полезли глубже, в лабиринт коридоров, слабо освещенных каким-то призрачным, мертвенным светом, исходящим от самих стен. Толик пошел туда, где стены сжимались, образуя узкий проход. Как глотка. Глотка, проглатывающая последние лучики света и... их самих.
И тогда Оно вздрогнуло.
Не просто дрогнуло – дернулось! Первый толчок был таким резким, таким мощным, что Толика швырнуло на пол, как тряпичную куклу. Кость вылетела из рук, зазвенела где-то в темноте. Снаружи, от входа, донесся не крик – вой. Животный, полный ужаса. Стены вокруг... задвигались. Заскрипели, застонали – этот звук! Как будто огромный зверь, смертельно раненый, издавал последний хриплый стон. Пол под ногами накренился.
- Уходите! – заорал Толик, вскакивая. – Назад! Это ловуш...!
Его голос потонул. Словно его смыло. Потому что из темноты впереди, из той самой узкой глотки, вырвался ветер Нет, не ветер – ураган! Свирепый, ревущий, наполненный пылью и смертью. Он пронесся по коридору, сметая все на своем пути. Толик мельком увидел, как Скер, лицо искажено гримасой ужаса, вцепился в какой-то выступ на стене, как клещ. Увидел, как фигура рядом с ним – просто исчезла. Унесена этим пыльным адом. Снаружи вой превратился в нечленораздельный вопль двадцати двух глоток, слившихся в один предсмертный хор. И тогда... Белое Нечто тронулось. Не просто сдвинулось – понеслось. Скользило по выжженной земле с такой чудовищной скоростью, что пейзаж за его границами – холмы, обугленные пни, само солнце – превратилось в сплошные, бешеные, размазанные полосы цвета и света. Мир за окном перестал существовать.
Движение прекратилось так же внезапно, как началось. Резкий толчок – и тишина. Глубокая, оглушительная. Толик лежал ничком на полу, который больше не дрожал. В ушах звенело. Тело ныло от ушибов. Он шарил руками вокруг в липкой темноте... и нащупал кость. Схватил ее, прижал к груди, как ребенка. Талисман. Якорь в этом новом, безумном мире. Вокруг – кромешная тьма и... тишина. Абсолютная. Казалось, даже воздух не шевелится.
И только... где-то совсем недалеко, в этой сжимающейся темноте, послышался стон. Тихий. Прерывистый. Полный боли и недоумения.
- ...о-олька...
Колька.
Но жив ли он? Или это просто эхо их общей погибели? Толик не знал. Не знал он и самого главного – страшного, непостижимого.
Что Белое Нечто... только начало свой путь. А они – всего лишь незваные пассажиры в его чреве. Куда? Зачем? Об этом – позже. Если будет "позже"...