ыва
Наталья наконец-то пришла домой. Ключ провернулся в замке с лёгким щелчком. На щеках ещё чувствовался холод улицы.
Она выдохнула, ведь позади было несколько остановок, переполненная маршрутка, и женщина в синей куртке, которая всю дорогу рассказывала кому-то по телефону, как готовить рыбу в тесте. Обычно это бы её позабавило.
Сегодня — нет.
Дома было как-то слишком тихо. Даже обувь в прихожей стояла слишком ровно. Она поставила сумку на пуфик и окликнула детей. Тишина была такой звенящей, будто в квартире уже давно никто не жил.
В гостиной работал телевизор, на экране мелькали какие-то фигуры, но звук был почти не слышен. Комнаты были пусты. Детские кровати аккуратно заправлены, мишка с черным носом сидел на полу, будто его посадили туда в наказание.
Она позвонила мужу.
– Что, не хватает кого-то? – сразу ответил он.
– Где дети?
– Они в порядке. Но пока ты кое-что не подпишешь – поживут в другом месте.
Она опустилась на пол у стены. Когда-то здесь стоял фикус, теперь только пятно на обоях.
***
Неделей раньше всё выглядело почти мирно. За окном моросил мелкий дождь. Сергей сидел за столом, крутил в руках чашку.
Когда он поднял голову и посмотрел на неё, что-то в его взгляде заставило её насторожиться. Обычно после работы они обменивались парой фраз о прошедшем дне.
Сегодня же он молчал и смотрел на неё так, будто пытался найти подходящие слова для чего-то очень важного и неприятного.
– Дом надо продавать, – сказал он.
Она не сразу поняла, о чём речь. Пока ставила чайник, всё думала, почему он такой напряжённый уже четвёртый день.
– Какой дом?
– В Гороховке. Срочно. У меня долги.
Он говорил как человек, который повторил эти слова про себя десятки раз, прежде чем озвучить.
Наталья пыталась понять, как могло случиться, что мужчина, который ещё два года назад работал и получал приличную зарплату, умудрился за такое короткое время загнать семью в финансовую яму.
– Ты в агентстве работаешь, всё же стабильно...
– Было. С января — всё. Я искал варианты, вложился, но не срослось.
Он не поднимал на неё глаза. Она вдруг вспомнила, как он два года назад на этой же кухне расписывал планы по ремонту нашего летнего дома. Тогда он смеялся громко, щедро, будто мог этим смехом убрать все тревоги. Теперь он будто съёжился, стал плоским как тень.
– Я не собираюсь его продавать. Это дом моего папы. Он для детей. Мы же хотели его оставить им.
Он замолчал, будто слышал не слова, а пустоту между ними. Потом выдохнул.
– Ну, понятно. Была одна яма, теперь две.
***
На следующее утро пришла Ольга Аркадьевна. В её пальто всё ещё пахло подгнившим луком с рынка и духами, которые она лила в два слоя — сверху и на шарф.
– Наташенька, ну пойми ты, мужчины они как дети. Сейчас ему трудно, а ты... как к нему-то вот так?
– А мне? Мне легко? Он полгода молчал, делал вид, что всё хорошо. А теперь — продай.
– Ты думаешь, он специально все это делал? Все мы так... молчим, пока не припрёт, а потом просим помощи.
– Он не просит. Он требует. Это разные вещи.
Она сказала это с усталостью, как будто уговаривала себя, а не свекровь. Та же развернулась, буркнув:
– Делай как знаешь. Только не жалуйся потом, что осталась одна. Я вас предупреждала.
Дальше начался настоящий хоровод. Женя, друг Сергея, принёс шарлотку в фольге.
– Натаха, ты чего? У тебя мужик – золото. Вон сколько лет вместе. Ошибся – бывает. А ты себя так ведешь.
– Это не ошибка. И почему он должен решать свои проблемы за мой счет?
Потом пришли Света с Максом. Света гладила Наталью по руке, а Макс смотрел в сторону, но вставлял:
– Мы просто переживаем. Вы же не чужие.
Она смотрела на них как на людей, что случайно забрели в её личную драму, думая, что смогут разобраться, не читая предыдущих глав.
– Это мой дом. Его строил мой отец. Там рос виноград, который я сама обрезала каждую весну. Это не "домишко". Это наши корни.
***
Когда Сергей в очередной раз вошёл на кухню, дети лепили из пластилина на ковре в гостиной. Он стоял в дверях, как человек, который собирается прыгнуть в холодную воду, но ещё надеется, что его остановят.
– Ну что? Последний раз прошу.
Наталья смотрела в окно. На улице женщина с коляской ругалась с дворником. Кто-то уронил пакет.
– Продавай, ради Бога. Только все деньги положим на детский счёт. И никак иначе.
– Мне они нужны сейчас. Сейчас, понимаешь? Не через десять лет.
– А я хочу, чтобы они у детей остались. У нас ничего, кроме этого дома и этой квартиры, и нет.
Он молча вышел. А она долго стояла, не шевелясь.
***
В тот вечер она пришла домой позже обычного. У подъезда ещё подумала, почему это свет в окнах не горит.
Зашла в квартиру, а там никого. Детские рюкзаки и куртки исчезли. На столе недопитый чай и записка: "Подумай."
Позвонила Сергею.
– Дети у меня. Всё в порядке. Оформишь дарственную – верну.
Она позвонила брату. Он приехал быстро, в куртке нараспашку, с разными носками, видимо, очень торопился, когда услышал про племянников.
Они объехали все родственников и знакомых мужа. Но всё тщетно. Оставался только один адрес. Квартира Максима и Светы.
Дверь они открыли не сразу, видимо, смутило, что дверной глазок был закрыт рукой. Но когда дверь распахнулась, дети выбежали сами, как только услышали голос мамы. Обняли её так, будто её не было целый месяц.
– Он сказал, ты занята. Что ты потом приедешь!
Сергей смотрел из кухни. На лице ничего, кроме усталости.
– Ты перегнул, – сказал брат. – Всё. Хватит.
***
На следующий день она сменила замки в квартире. Вещи мужа покидала в сумки и выставила в подъезд.
Он звонил. То молил, то ругался. Потом замолчал.
Через месяц был суд.
– Может, подумаешь? – сказал тихо.
– Я уже подумала. Много раз. Хватит.
Детей оставили с ней. Ему назначили алименты.
Иногда она ездила с детьми в Гороховку. Посадила шалфей, перебрала все старинные вещи на чердаке. Этот дом теперь точно достанется детям, а не бывшему мужу с долгами.