Подводная лодка стояла в базе, у пирса. На ней подходили к концу осмотр и проворачивание оружия и технических средств - обычная для Военно-морского флота утренняя процедура, которой из центрального поста руководил командир электромеханической боевой части, или БЧ-5, а попросту - механик. По меркам экипажа их механик считался не просто старым, а прямо-таки древним.
В эти минуты командир лодки изучал в своей каюте какие-то документы, доставленные накануне из штаба, замполит вместе с помощником командира ходили по отсекам, а старпом ненадолго отлучился в штурманскую рубку - таким образом, механик в центральном посту сейчас был самым старшим (и по должности, и по воинскому званию, ну и по возрасту, конечно). Он точно знал - не только по поступающим докладам, но и просто по времени, а также по отдельным долетающим в центральный пост звукам и обрывкам фраз, что и где сейчас происходит на борту корабля.
Внезапно механик подумал, что он руководит осмотром и проворачиванием уже где-то в тысячный раз в своей жизни, и ему немного взгрустнулось. Раздумья прервал посторонний звук - как будто кто-то, неловко спускаясь в центральный пост, едва не сорвался с вертикального трапа.
Повернув голову, механик увидел, как под нижним рубочным люком в воздухе неуклюже дрыгнули чьи-то ноги, обутые в новенькие ботинки, прошлись подошвами по поручням и лишь потом нашли надёжную точку опоры. Через мгновение перед его взором предстал молодой смущённый парень в парадной тужурке с лейтенантскими погонами - тощий, долговязый и нескладный.
Механик обратился к прибывшему через плечо, не меняя позы, с лёгкой издёвкой в голосе:
- Это кто ещё тут к нам пришло?
Лейтенант смутился ещё больше: он осознал, что к нему сейчас обратился кто-то несомненно очень важный - человек, уверенно, по-хозяйски ведущий себя в центральном посту могучего современного подводного атомохода. Преодолевая волнение и стараясь доложить как можно более «по-военному», юноша ответил:
- Лейтенант Птичкин - выпускник этого года!
Механик въедливо продолжал:
- А какое училище закончил?
- Высшее военно-морское училище подводного плавания имени Ленинского комсомола, минно-торпедный факультет! Назначен к вам на должность командира ракетно-торпедной группы!
Услышав это, механик встал, рявкнул «СМИРНО!!!» и, повернувшись лицом к новоиспечённому офицеру, доложил ему так, как будто перед ним был по меньшей мере контр-адмирал:
- Товарищ лейтенант, на подводной лодке «К-664» производятся осмотр и проворачивание оружия и технических средств! Командир БЧ-5 капитан 2 ранга Ухов!
Все присутствовавшие в центральном посту опешили. Через несколько секунд к одному из офицеров вернулся дар речи, и он спросил у механика:
- Сергей Сергеевич, Вы что это?! Простому лейтенанту!
Широко улыбнувшись, командир БЧ-5 ответил:
- Эх, всему-то вас ещё учить надо! Это он пока ещё простой лейтенант. Через пару лет этот парень станет старпомом и всех вас будет ...ть. А вот меня - не будет, потому что я умный!
Собака Павлова
Когда я учился на первом курсе Высшего военно-морского училища подводного плавания, наш тогдашний командир роты, Александр Егорович Антипин, с первых же дней совместной службы начал учить нас уму-разуму.
- Когда вы станете командирами, - говорил он, - старпома себе подбирайте злого, как собака! Тогда на корабле будет твёрдая дисциплина.
Мы, конечно, поняли, почему Александр Егорович сравнил хорошего (по его мнению) старпома с собакой. Однако, бросая такую эмоциональную фразу, он не мог знать, что сходство человека с собакой в физиологическом аспекте (подчинение условным и безусловным рефлексам, описанным профессором И.П. Павловым) сыграют прямо-таки роковую роль в службе одного такого старпома.
У старпома Медникова была дурная привычка - он ТЫКАЛ подчинённым, причём не только в переносном, но и в буквальном смысле. То есть не просто обращался ко всем на «ты», но и любил, при случае, ткнуть кулаком в лицо (причём последнее распространялось только на матросов срочной службы).
Не то чтобы старпом отрабатывал на них нокаутирующий удар с правой или наказывал таким образом тех, кто где-то как-то нашкодил - нет, он делал это несильно, беззлобно, мимоходом, практически рефлекторно - видимо, для порядка: чтобы матрос не забывал, где находится, и знал, на ком держится вся организация службы.
Но он не учёл, что времена парусного флота, когда дисциплина держалась на зуботычинах, канули в Лету, и на шестидесятом году Советской власти с таким уже никто из «нижних чинов» мириться не захочет.
Командир и замполит, к которым обращались с жалобами матросы, ограничивались поначалу лишь воспитательными беседами со своим старшим офицером, а потом, когда им надоело в очередной раз выслушивать старпомовские заверения, что «он больше так не будет», организовали партсобрание, на котором было решено рассмотреть персональное дело коммуниста Медникова.
Кто служил в то время, тот знает, что тогда не так страшно было получить предупреждение о неполном служебном соответствии от самого Командующего флотилией подводных лодок, как «фитиль» по партийной линии, который мог свести на нет всю дальнейшую карьеру офицера.
В конференц-зале на плавказарме, где проходило собрание, было жарко (и не только потому, что в сравнительно маленьком помещении собралось много людей, но и из-за высокого накала страстей).
Все члены экипажа, оставшиеся снаружи, точно знали, что сейчас за этими закрытыми дверями корабельная партийная организация кое с кого снимает шкуру. Некоторые из них тихо радовались свершающемуся акту возмездия.
У старпома всё же нашлись немногочисленные сторонники в лагере молодых офицеров: они говорили, что «уважаемый ими начальник образцово справляется со своими служебными обязанностями и умело поддерживает в экипаже дисциплину и порядок».
Противники же во главе с замполитом чуть ли не кричали, что таких коммунистов, как Медников, нельзя близко подпускать к личному составу и надо, по большому счёту, гнать из партии...
Когда слово предоставили самому обвиняемому, он долго ничего не мог сказать в своё оправдание, а только багровел лицом и хватал ртом воздух - но потом всё же совладал с собой и пообещал товарищам по партии, что впредь физически оскорблять подчинённых никогда не будет...
Сошлись на строгом выговоре без занесения в учётную карточку. Проголосовали, записали в протокол, стали расходиться. В конференц-зале начали отдраивать все отдушины, чтобы проветрить его после партсобрания, и тут же в один из иллюминаторов просунулась любопытная матросская физиономия.
Реакция старпома была мгновенной и неожиданной для него самого:
ТЫК!!!
Управление рулём на дорогах судьбы
В детстве и юности я часто слышал, как тепло родители говорили о своих многочисленных давних друзьях, и поэтому хорошо знал их имена. Не раз они упоминали и о Пете, Петре Галкове - однокашнике отца по училищу.
Достаточно рано научившись читать, я с упоением предавался этому занятию, причём, интересовался не только подходящими мне по возрасту «Весёлыми картинки» и картонными «книжками-раскладушками», а вообще всем подряд.
Каждый месяц нам приходил очередной номер «Морского сборника», и я сначала просто рассматривал в нём заинтересовавшие меня картинки и фотографии, а потом всерьёз пытался изучать и все публикации.
Однажды в «Морском сборнике» я наткнулся на статью Петра Галкова «Управление рулём». Почти ничего в ней тогда не понял, но был восхищён: надо же, где напечатали отцовского друга!
Вскоре после этого дядя Петя Галков оказался проездом на Севере, где служил отец, и побывал у нас в гостях. Я почти забыл об этом, но...
Во время своей офицерской службы я, по воле судьбы, оказался в 18 дивизии подводных лодок, даже не зная, что для моей семьи она родная: ведь у нас в доме было не принято называть тактические номера подводных лодок и истинные наименования войсковых частей.
18 дивизия в восьмидесятые годы только-только пришла в Западную Лицу из Гремихи. А я лишь после перевода в эту дивизию сделал поразившее меня открытие, что в ней с самых первых дней её существования служил мой отец (в Оленьей губе, а потом в бухте Ягельной, нынешнем Гаджиево). Сначала он был командиром подводной лодки «К-107», а потом стал начальником штаба (вторым по счёту после В.Д. Золотухина).
В один из дней, замещая командира своей лодки, я прибыл на доклад к Василию Ивановичу Плотникову, начальнику штаба дивизии. Василий Иванович с улыбкой вручил мне тоненькую брошюру. На её обложке я прочитал имя автора - П. Галков - и знакомые слова: УПРАВЛЕНИЕ РУЛЁМ. А на титульном листе оказалась уже заметно выцветшая дарственная надпись синими чернилами: «Борису Караваеву от автора. Бухта Ягельная, 1963 г.»
Василий Иванович нашёл её, разбирая книги в своём кабинете, и решил вернуть владельцу. Брошюра была забыта отцом в его каюте на штабной плавказарме - но в этом не было пренебрежения к её автору. Просто она случайно оказалась зажатой между многочисленными наставлениями, пособиями и прочей служебной документацией в ту горячюю пору, когда отец, в очередной раз вернувшись с моря, вынужден был в предельно сжатые сроки сдавать дела и должность своему преемнику, Н.С. Борисееву.
Книжка пережила два перехода нашей дивизии из одной базы в другую и множество переездов в разные каюты и кабинеты на плавказармах и на берегу, через которые за неполных тридцать лет прошло двенадцать начальников штаба...
Я привёз её в Пермь, куда, в конечном итоге, переехали родители, и передал отцу. Он был удивлён и растроган.
Я понял, что эта тонкая скромная брошюра оказалась для отца не только памятью о друге, которого к этому дню уже не было в живых, но и приветом из давно ушедшей молодости - непростого, нелёгкого, а временами даже страшного, но такого невыразимо прекрасного времени!..
Ягодка
Не может жить Россия без пиров,
А если пир - то это пир всемирный!
(Е. Евтушенко)
Каких только удивительных названий, порой, оригинальных и смешных, сегодня не прочтёшь на вывесках многочисленных «питейных заведений»!
В былые времена, когда кафе, бары и столовые были не частными, а принадлежали вездесущему Общепиту или (в военных гарнизонах) всемогущему Военторгу, они, чаще всего, носили безликие номера или невнятные названия. Но народ придумывал им новые, запоминающиеся имена - и после этого только так их все и называли.
Во Вьюжном кафе «Олень» подводники переименовали в «Рога», а один из баров - в «Барсук» (говорят, это название воспринимать следовало не как одно, а как два слова). В Полярном одно из тамошних кафе прозвали «Трамплином» (ведь оно гарантированно обеспечивало быстрый разгон и головокружительный полёт), а другое - почему-то «Ягодкой» (история этого названия мне, увы, неизвестна).
Именно в «Ягодке» состоялась моя «отвальная» - офицеры-сослуживцы провожали меня в новый, формирующийся экипаж подводного стратегического ракетоносца. Для проведения этого мероприятия мне потребовалось лишь выделить некоторую сумму, а все организационные вопросы взял на себя наш замечательный помощник командира, Володя Леонов (кстати - мой «брат по крови», бывший минёр).
Володя в должности помощника попадал в ремонт на этот завод уже вторично. Его знали и уважали все заводские начальники, ну а сам он прекрасно понимал все нужды подводников экипажа и успешно помогал нам преодолевать некоторые трудности быта.
Общеизвестно, что большинство моряков, когда их корабль стоит в заводе, расслабляются на берегу весьма нехитрыми способами. После посещения разного рода злачных мест кое-кто, бывает, самостоятельно ходить не может - и попадает в неприятные ситуации.
Наш экипаж никогда не бросал «своих раненых» - уже, хотя бы, благодаря тому, что Володя заказывал на вечернее время (когда народ покидал кафе и рестораны) заводской автобус. В этот час никакой общественный транспорт уже не ходил, а наш автобус подбирал всех. Прямо как тот спасительный "синий троллейбус" из песни Окуджавы! И не только подбирал, но ещё и развозил «по интересам». А на следующее утро, бывало, кое-кто радостно сообщал приятелям о своих новых личных рекордах. Врали, наверное... На многое ли способен мужик, который и на ногах-то еле-еле держится?!..
А однажды, когда некоторая часть офицеров экипажа после какого-то очередного праздника мучилась от головной боли, Володя ухитрился провезти на охраняемую территорию в автофургоне, принадлежавшем заводской столовой, бочонок пива - подходите, ребята, поправляйте здоровье!
В «Ягодке» Володя снова оказался на высоте - он всё организовал просто здорово. И наш большой общий стол расположился на самом почётном месте, и то, что на нём стояло, не могло не радовать глаз.
Кроме нас, в зале за другими столиками сидели молодые офицеры ПВО с ближайших «точек» - начищенные, наглаженные, одетые по последнему слову армейской моды. А в углу разместились усатые смуглолицые ребята - гости с юга, которые накануне весьма успешно продали в Полярном не то цветы, не то мандарины и теперь «обмывали» это событие. За остальными столиками расположились, надо полагать, местные жители (точнее - в большинстве своём - жительницы).
«Отвальная» началась.
Очень хорошие напутственные слова сказал мне тогда Владислав Петрович Кравченко, наш замполит - хоть он и пришёл в экипаж совсем недавно, но успел заслужить наше уважение своими скромностью, деликатностью, отзывчивостью и доброжелательностью.
Ещё много доброго услышал я тогда и от Миши Бондаря, и от Саши Андреева, и от других ребят. А потом встал Витя Ярман, наш корабельный врач, и произнёс (на правах этнического прибалта) краткую речь:
- Новый экипаж Игоря в ближайшее время поедет в Эстонию, в Палдиски, а там частенько идут дожди - и ему нужен будет зонт. Ну а чтобы эстонцы по запаху принимали его за своего - пусть пользуется эстонским одеколоном!
После этого Витя под аплодисменты вручил мне замечательный чёрный зонтик-«автомат» (такие в Союзе появились совсем недавно и были невероятно дефицитными) и изящный стеклянный флакон в красивой высокой коробке.
Выпили, закусили, потом ещё, ещё и ещё...
На сцене появились музыканты, лихие парни, которые за три рубля сыграют что угодно - хоть «Лунную сонату», хоть «Семь-сорок». Они сначала исполнили несколько эстрадных хитов того сезона, а потом, по заказу наших южных гостей, заиграли лезгинку.
Для нас тогда не существовало ни расовых, ни, тем более, национальных предрассудков, и в пляс вместе с кавказцами пустились и ребята из нашего экипажа. Правда, вскоре выяснилось, что южане не поскупились и, похоже, заплатили музыкантам за то, чтобы до конца вечера исполнялся лишь их заказ.
При всём нашем уважении к культуре всех народов СССР, огненный танец, исполненный семь или восемь раз подряд, начал надоедать. Тогда к музыкантам подошёл Витя Ярман и заплатил за то, чтобы лезгинку до конца вечера больше не играли. Горцы не протестовали - нас, всё же, было значительно больше, а принципа демократического централизма в Советском Союзе никто не отменял.
Но к этому моменту лезгинка меня уже успела хорошенько завести и разогреть. Я никогда не умел и до сих пор, честно говоря, не умею танцевать, но порой (под настроение) могу достаточно темпераментно импровизировать.
А в тот вечер, при звуках очередной бронебойно-зажигательной мелодии, меня угораздило пуститься в пляс со сложенным зонтиком в руке. Я сначала дирижировал им, вытанцовывая что-то непонятное в самой середине зала, а в финале, нажав на кнопку, с хлопком раскрыл упругий чёрный купол высоко над головой...
Это принесло нашему экипажу неожиданный успех!
Слава Зенкович на следующий день рассказал мне:
- Когда ты повыпендривался со своим зонтиком, весь кабак стал наш!!! Братья по оружию, которые сперва надеялись, что смогут с нами успешно конкурировать, сразу поняли, что им здесь сегодня ничего не светит, и поэтому начали просто и незатейливо напиваться...
Поскольку обильные возлияния - это совсем не мой вид спорта, а я честно пил до дна после каждого тоста (ведь слова-то такие замечательные говорились!), мне после «отвальной» стало худо. Я, правда, сумел дойти до лодки своим ходом, но уже у самой причальной стенки выронил и разбил столь понравившийся мне эстонский одеколон-спрей - одно донышко от флакона осталось...
А вот верный чёрный зонтик прослужил мне целых 25 лет!
Предыдущая часть:
Продолжение: