У Плешковых, наших уральских родственников, был замечательный кот. Степенный, солидный, и весь - от носа до хвоста, включая подушечки лап - дымчато-серый. Лишь глаза у него были жёлтыми, как полированная латунь, но совсем не нахальными, как у многих его желтоглазых собратьев, а спокойными и умными.
Имя у него было самым, что ни на есть, кошачьим, казавшимся мне немного смешным - Мартик. Судя по всему, это имя, которое кот получил авансом, будучи ещё котёнком-несмышлёнышем, он вполне оправдывал. Под короткой шерстью Мартика угадывались рубцы от давних ран - следы мартовских кошачьих «рыцарских турниров», в которых он, видимо, много раз одерживал блистательные победы. Уши боевого кота, которым не раз доставалось от когтистых лап его многочисленных (и, наверняка, поверженных) соперников, стали от этого закруглёнными, как у медведя. Сходство Мартика с медведем усиливали его выпуклый, широкий лоб и массивное тело.
Кот был преисполнен чувства собственного достоинства, но всем домашним гладить себя снисходительно позволял. Мне было очень приятно, когда Мартик признал своим и меня. Я никогда не слышал, чтобы этот кот чего-нибудь для себя требовал (тем более - невозможно было представить себе, чтобы он что-то у кого-нибудь выпрашивал). Кстати, мяукал он, по-моему, вообще довольно редко.
Мартик очень любил ходить с нами на рыбалку. Когда мы с моим дядей ещё затемно начинали сборы - подбирали удочки, замешивали прикормку, надевали «рыбацкую» одежду и вытаскивали подвесной лодочный мотор - появлялся Мартик. Вместе с нами он солидно шёл к берегу, где стояла деревянная плоскодонка Плешковых - почти такая же, как сотни других, стоявших справа и слева от неё - но кот свою лодку узнавал издали и никогда не ошибался. Мартик забирался на нос, и мы отходили от берега. Он ничего не боялся, не суетился и не путался под ногами - знал, кто, что и когда должен делать, и не мешал нам, сидя в сторонке и спокойно наблюдая за всеми нашими манипуляциями.
Устроившись в удобном месте, Мартик, казалось, дремал, изображая сфинкса, а на самом деле внимательно следил за нашими поплавками, прищурив глаза. Если у кого-то клевало, но рыболов, по мнению бдительного кота, недопустимо долго ничего не предпринимал, Мартик вполне отчётливо демонстрировал своё беспокойство: мол, чего ворон считаешь - тебе уже подсекать пора!
В пойманной рыбе кот великолепно разбирался. Если из воды извлекали полосатых краснопёрых окуней, серебристых подлещиков или плотвичек (по-местному - «сорожек»), Мартик никакого интереса к ним не проявлял: знал, что это не для него. Зато, когда в воздухе появлялся ёрш, грозно растопыривавший свои колючки, кот деловито подходил и забирал свою законную добычу. Удивительно, но он никогда не «партизанил» и даже не заглядывал в ведро с пойманной рыбой, которая ему не предназначалась (но которую, при желании, можно было попытаться незаметно умыкнуть). Мартик был выше соблазнов такого рода.
Просто невероятно!
Но однажды этот кот поразил меня ещё сильнее.
В то утро мой дядя на рыбалку не пошёл - он работал на заводе в ночную смену, а я был уже достаточно взрослым - как-никак, седьмой класс окончил, и мне разрешили самостоятельно порыбачить на лодке Плешковых.
Ранним утром я появился на дворе у наших родственников и начал привычные приготовления к рыбалке. Мартик всё не появлялся - то ли его сбило с толку, что я пришёл один, то ли просто он крепко спал, то ли занимался какими-то важными делами (например - охранял свою территорию и охотничьи угодья от вторжения наглых и завистливых соседей - белых, чёрных, пёстрых, рыжих, полосатых...)
Дом наших родственников стоял на городской окраине, прямо в берёзовой роще - понятно, что у кота, обитающего в таком благодатном месте, дел всегда более чем достаточно!
Я дошёл до берега, оглянулся - Мартика всё не было. Ну что поделаешь - значит, не очень-то сегодня ему это надо. Сел в лодку и начал грести - тихо, осторожно, чтобы не мешать другим рыбакам, мимо которых лежал мой путь. Так уж здесь было принято: люди уважительно относились друг к другу во всём и везде, в том числе, и на рыбалке.
Тишина была такой, что слышно было каждую каплю, срывавшуюся с вёсел в нереально-гладкую воду. Мне предстояло преодолеть не слишком большое расстояние до того места, где я собирался встать - всего-то с километр. Оно было напротив обширных полей, метрах в пятнадцати от берега. Порыбачить именно там мне посоветовал мой дядя, прекрасно знавший, где и когда, в зависимости от сезона и погоды, надо ждать клёва.
Я привязал лодку к длинным деревянным кольям, которые довольно легко вошли в мягкое дно, и рыбалка началась.
В этом месте я был не один: и справа, и слева, и прямо передо мной стояли лодки других рыбаков. Периодически то один из них, то другой привставал, держа в одной руке удилище, согнувшееся под тяжестью сильной рыбы, а в другой - подсачек. Лещи подошли!!!
Вот повезло и мне. Потом ещё, ещё и ещё раз. Эх, какие лещи мне тогда попались! Пусть даже их чешуя и не отливала золотом, как у описанного Паустовским линя, но мне казалось, что крупнее и красивее их нет! А вскоре начали клевать сорожки - стремительные, изящные. Небывалая удача взволновала меня, именно о такой рыбалке и такой рыбе я всегда мечтал.
Вдруг я услышал странный звук - как будто по деревянному борту коротко и сильно царапнули чем-то острым - а вслед за этим раздался негромкий всплеск. Повернув голову, я увидел... Мартика, который уже сидел на своём любимом месте и, отряхнувшись, приводил себя в порядок. Обычно мокрый кот представляет собой довольно жалкое зрелище, но мощная фигура Мартика и после заплыва внушала уважение.
Существует довольно странная гипотеза, что кошки - это вовсе не обычные домашние животные, какими мы их считали, а посланцы Космоса, инопланетяне, обладающие сверхъестественными способностями и знающие о нас решительно всё. Если бы я услышал о существовании этой гипотезы тогда, то, может быть, охотно бы в неё поверил.
Как кот сумел понять, что кто-то отправился на рыбалку? Почему он стал искать свою лодку именно в этом месте? Как он вообще дошёл до меня - ведь считается, что кошки далеко от дома не отходят? Я уже не говорю о нелюбви кошек к купаниям - но ведь Мартик не перелетел в лодку с берега, а переплыл...
Теперь мы рыбачили уже вдвоём. Моя очередная рыба, довольно крупная сорожка, была отдана коту. Он не удивился и не стал протестовать - видимо, понимал, что честно заслужил такой подарок.
Управившись с рыбой и почти успев обсохнуть, Мартик привычно обратился в сфинкса. Он и впрямь напоминал загадочную восточную скульптуру. О том, что это живой кот, а не изваяние, напоминали лишь его уши, которыми он периодически встряхивал. Мне казалось, что Мартик не только щурится, но и улыбается.
Я тоже улыбался. Вокруг меня раскинулся огромный пруд, на берегах которого, под широкими кронами деревьев, расположились уютные деревянные и - совсем немногочисленные - каменные домики. Золотились убегающие вдаль поля, а живописный остров с мачтовыми соснами был похож на сказочного гигантского кита. В тихой, прозрачной воде стояли столбиками разноцветные поплавки. Высоко над головой, почти не шевеля крыльями, скользила кругами какая-то птица.
Мартик, мирно дремавший на носу лодки, дополнял картину счастья и безмятежного покоя. Мне тогда шёл пятнадцатый год - вся жизнь была впереди...
Как Главком офицеру помог
В 1981 году в Уссурийском заливе, совсем недалеко от Владивостока, произошла серьёзная навигационная авария - дизель-электрическая подводная лодка «С-178» столкнулась с рыболовным судном-рефрижератором «РФС-13».
Удар был очень сильным - лодка получила пробоину в прочном корпусе и затонула почти со всем своим экипажем на глубине 31 метр. На поверхности воды остались лишь те, кто в ту минуту был на мостике (в том числе, и командир). Позже из погибшего корабля удалось выйти двадцати подводникам (причём, троих из них так и не нашли - ни живыми, ни мёртвыми). В общей сложности, погибло тридцать два человека.
Состоялся суд. Непосредственными виновниками аварии были признаны рыбаки: они самовольно вошли в полигон боевой подготовки флота, не включая ходовых огней (якобы для того, чтобы диспетчер порта не спохватился и не вернул их к причалу из-за неблагоприятного прогноза погоды). Ну и так далее...
Тем не менее, командир подводной лодки получил точно такой же «срок», как и старпом рефрижератора, управлявший своим судном в момент столкновения - 10 лет. Это было явной несправедливостью. Конечно, если верить дошедшим до нас сведениям, организация службы на «С-178», возможно, оставляла желать лучшего. Тем не менее, речь могла идти, пожалуй, лишь об отстранении командира от занимаемой должности, максимум - о его осуждении на несколько лет условно. Обвинитель, как говорят, инкриминировал командиру то, что он не принял мер к герметизации переборок между отсеками, из-за чего лодка и пошла ко дну.
Через несколько лет после этих трагических событий Главнокомандующий ВМФ, Адмирал Флота Советского Союза С.Г. Горшков, получил письмо из «мест, не столь отдалённых».
Главкому писал бывший командир «С-178». Осуждённый офицер начал своё письмо с перечисления всех злоключений, произошедших с ним в тюрьме.
Посадили его отнюдь не к «социально-неопасным элементам» - людям, попавшим за решётку случайно (например, автолюбителям, совершившим по неосторожности ДТП). Подводник оказался там, где, в основном, отбывали наказание рецидивисты, неоднократно судимые за тяжкие преступления.
В первый же день к осуждённому офицеру подошёл сосед по камере и сказал:
- Мужик, а твой золотой зуб уже не твой - я только что проиграл его в карты!
Зуб расшатали и выдернули голыми немытыми руками - естественно, без всякой анестезии.
Заключённый командир подводной лодки написал тогда письмо Главкому, но это послание отобрали и порвали, а ему самому поломали руки (чтобы ручку держать не мог). Когда кости срослись, он написал и даже сумел отправить Горшкову второе письмо, но оно так и не дошло до адресата - то ли потерялось, то ли кто-то перехватил.
То письмо, которое получил Главнокомандующий ВМФ, оказалось третьим по счёту. В нём командир не молил об амнистии - он лишь просил, чтобы Горшков, казавшийся тогда многим из нас почти всемогущим, ходатайствовал о переводе его из «зоны» для рецидивистов в другую, где контингент был попроще…
Теперь уже никто не скажет, какие эмоции испытал тогда Главком после прочтения этих строк. Возможно, разгневался. По крайней мере, просьбу своего бывшего подчинённого, а ныне просто «зека», Адмирал Флота Советского Союза выполнять не захотел. Он лишь распорядился снять с письма копию, размножить и разослать по флотам с тем, чтобы зачитать её перед командирами кораблей всех рангов с припиской: мол, такая судьба ждёт каждого «аварийщика».
Приказ начальника - закон для подчинённого. На Северном флоте волю Главкома выполнили так: собрали в одном зале всех командиров кораблей, и Член военного совета (сокращённо - ЧВС) флота, то есть, самый главный на флоте политработник, зачитал им и копию письма, полученного Горшковым из мест заключения, и приписку к нему. После этого ЧВС почти торжествующе оглядел аудиторию и зловещим тоном добавил от себя:
- Товарищи командиры, не вставляйте себе золотых зубов!..
Вот и вся помощь Главнокомандующего ВМФ его бывшему подчинённому.
Неизвестно, какие ещё испытания могли выпасть на долю осуждённого командира. Я знаю, что офицер с другой тихоокеанской лодки, «К-429», затонувшей несколькими годами позже - механик, который тоже попал в места лишения свободы, оттуда уже не вернулся…
Подводники-тихоокеанцы, которые учились вместе со мной на Классах, рассказали, что командира «С-178» всё-таки сумели спасти. Это сделала его жена.
Она работала инженером на Дальзаводе, куда после подъёма поставили погибшую «эску». Говорят, женщина сумела настоять на создании специальной комиссии, которая обследовала эту лодку (прослужившую на момент аварии 27 лет и 1 день) и дала объективную оценку её техническому состоянию. Комиссия установила, что из-за высокой степени износа (в том числе, коррозионного) механизмов, конструкций и систем, наступившего вследствие столь долгой службы корабля, полностью загерметизировать переборки было технически невозможно. А значит, обвинение, предъявленное командиру, оказалось несостоятельным…
Дело было пересмотрено, и офицера, в конце концов, всё-таки освободили.
На английском пароходе, или Мой первый урок политки.
Однажды, когда моя подводная лодка была на ремонте в Северодвинске, я возвращался на завод, у стенки которого она стояла. Каких-то неотложных дел на борту в тот воскресный день у меня не было, так что можно было особо не спешить. Да и летняя жара к быстрой ходьбе совсем не располагала.
Запах асфальта, оплывшего под солнцем, вновь пробудил во мне давние детские воспоминания - воспоминания о тех днях, когда здесь же, в Северодвинске, завершалось строительство отцовской лодки.
Лето на Белом море было в тот год таким же жарким. А вот это место возле заводской территории, кажется, выглядело совсем иначе. Я никак не мог припомнить, был ли здесь в шестидесятые годы такой прекрасный парк - возможно, потому, что все эти деревья тогда были ещё саженцами...
В конце аллеи, которая поначалу показалась мне безлюдной, я заметил старика. Он бродил под деревьями, подбирал с травы сухие ветки, с интересом рассматривал их, а потом отбрасывал в сторону. Повертев в руках очередную, он улыбнулся и обратился ко мне:
- Гляньте-ка! Вот если отпилить здесь и здесь - правда, будет похоже на летящего дракона?
Я кивнул. Наблюдательный незнакомец и в самом деле сумел разглядеть в причудливых изгибах ветки почти готовую оригинальную фигурку!
Постепенно мы разговорились. Старик оказался весьма словоохотливым. Похоже, все его воспоминания и все его рассуждения давно уже наскучили его домашним, зато в моём лице дед внезапно обрёл благодарного слушателя.
О чём только мы тогда ни беседовали!
Оказалось, старик жил в Северодвинске ещё с сороковых годов и прекрасно помнил, что там происходило и до войны, и в войну, и в послевоенные годы. Он довольно долго и подробно рассказывал, как в порт приходили суда наших союзников - англичан и американцев - из состава арктических конвоев. Дед с улыбкой припомнил, что именно тогда он впервые в жизни увидел настоящего, живого негра - это был матрос с одного из союзных транспортов.
И тут - чудеса подсознания! - я вдруг отчётливо увидел Северодвинск моего детства: двор на улице Северной (теперь - Торцева), инвалида дядю Диму, лихо разъезжавшего на своей трёхколёсной мотоколяске и едва не снёсшего памятник Ломоносову, а ещё - весёлых соседских девчонок, друживших с моей сестрой и со мной.
Одна из них тогда научила нас удивительной считалке - я такую не слышал больше никогда и нигде. Вместо известных всей советской детворе слов - «На - золотом - крыльце - сидели - царь - царевич - король - королевич…» девочка задорно продекламировала:
- На
английском паро-ходе
На
борту сидел матрос,
На
мартышку он похож!
Необычная считалочка очень рассмешила меня, и дома я с большим удовольствием пересказал её. Думал, что родители тоже будут смеяться - но они не разделили моего веселья и строго сказали, что нельзя так неуважительно отзываться о других людях - из какой бы страны они ни приехали и каким бы ни был цвет их кожи...
Видимо, взрослые, как я сейчас понимаю, увидели в нехитрых словах подтекст - насмешку над чернокожим человеком. Потешаться над этим было совершенно недопустимо: мы ведь с младенческого возраста совершенно точно знали, что все народы на Земле - наши друзья и братья...
И в тот солнечный воскресный день на аллее северодвинского парка - спустя четверть века после памятного разговора с родителями - меня осенила внезапная догадка: не исключено, что эта считалочка родилась во время войны, когда здесь стояли под разгрузкой суда антигитлеровской коалиции.
Мир здорово изменился за последние десятилетия. Наступила "благословенная" эпоха политкорректности и толерантности. И всё же, когда я вижу у питерских набережных боевые корабли наших «вероятных союзников», из тёмных глубин моего подсознания всплывают незамысловатые слова бессмертного образца детского фольклора: «На английском пароходе на борту сидел матрос...»
Предыдущая часть:
Продолжение: