Как изобразить человека, когда его лицо становится цифровым интерфейсом? Художница Лилия Ковалевская в этом интервью рассказывает Максу Егорову о создании серии «Интерфейс» — результата глубокого осмысления трансформации идентичности.
Используя шелкографию на дереве (сочетая механическое и телесное), она намеренно размывает, фрагментирует образ человека. Её «размытость» — это попытка уловить момент исчезновения/трансформации «Я». Это жест не разрушения, а честности перед лицом цифровой пластичности. Распад устойчивого «Я» в её работах — не траур, а освобождение и рождение новой, текучей онтологии образа. Искусство становится инструментом исследования того, как мы существуем теперь — как следы в потоке цифровых данных.
Лилия делится, что не требует конкретных эмоций от зрителя, но использует технические приемы для работы с подсознанием, приглашая к диалогу о нашей хрупкой визуальной самости в потоке данных.
Лилия, что послужило для тебя отправной точкой в создании серии арт-объектов «Интерфейс» — это был отклик на культурные процессы, визуальный опыт или личное переживание? Как родился этот проект?
Отправной точкой для создания серии «Интерфейс» для меня стал внутренний отклик на то, как стремительно меняется наше восприятие лица — как визуального образа, как носителя идентичности, как точки фокуса в общении.
Это был не только отклик на культурные и технологические процессы, но и личное переживание утраты целостности в цифровой среде, где граница между собой и интерфейсом размывается.
Я всё чаще замечала, как лицо превращается в многоразовый шаблон, в поверхность, которая бесконечно перекраивается алгоритмами, фильтрами, ожиданиями. Мы одновременно транслируем себя и теряем контроль над образом. Возникло чувство, что портрет больше не фиксирует «я», а становится местом распада и рождения новых смыслов, случайных, ройных, неустойчивых.
Этот проект родился как попытка уловить этот переход — от портрета к интерфейсу. Я выбрала шелкографию на дереве как медиум, в котором сочетается механическая повторяемость и телесность, жёсткость и материальность. Основа серии — образ девушки, который я многократно перерабатывала, фрагментировала, вплетала в структуру ройного визуального поля.
Мне было важно, чтобы эти образы не говорили напрямую, а прерывались, растворялись, возвращались — как поток данных, как воспоминание, как след. Так проект стал для меня формой исследования того, как мы сегодня переживаем свою визуальную идентичность, и как культурная память сталкивается с цифровой пластичностью.
Ты упомянула: «Я не изображаю человека. Я его размываю». Кажется, что ты таким образом отвергаешь реалистичную фигуративность. Что тебе дает эта «размытость»: это только художественный жест или твоя текущая экзистенциальная позиция?
Это, безусловно, больше, чем просто художественный жест. Фраза «Я не изображаю человека. Я его размываю» — это попытка выразить моё ощущение времени, в котором мы живём.
Размытость для меня — это не отказ от фигуративности ради формального эксперимента, а способ говорить о распаде устойчивой идентичности, о зыбкости образа «я» в постцифровую эпоху.
Сегодня человек всё чаще существует как набор фрагментов, масок, аватаров, алгоритмических представлений — и в этом состоянии нет чётких контуров, нет единой формы. Реалистичное изображение кажется слишком простым, почти наивным — как будто оно не в состоянии передать сложность и многослойность современного субъективного опыта.
Размытость — это моя экзистенциальная позиция: я фиксирую не портрет, а состояние исчезновения, момент, когда человек ещё есть, но уже не в привычной форме. Это способ быть честной перед собой и временем, в котором человеческое лицо становится интерфейсом — полем взаимодействия, но не сущностью.
В твоих работах лицо человека — это симуляция. Когда лицо теряет связь с идентичностью и превращается в оболочку или интерфейс, что тогда означает изображать современного человека? Изменяет ли это сам подход к портрету как фиксации образа людей?
Лицо становится симулякром, оболочкой, через которую проходят цифровые коды, алгоритмы и культурные шаблоны. Портрет больше не документирует идентичность, а моделирует её как временную, фрагментарную и нестабильную структуру. Это сдвигает сам жанр портрета — от репрезентации к критическому комментарию, от изображения к визуальной деконструкции интерфейса субъекта.
Что ты испытываешь как художник, когда рисуешь не лицо, а его исчезновение? Замечала ли ты, что это одновременно связано с «рождением» и «смертью» образа?
Я, как и вся наша реальность, проживаю момент перехода. Это не просто смерть образа, а его трансформация: распад фиксированного «я» открывает возможность для новых смыслов, ассоциативных слоёв и метаидентичностей. В этом жесте — одновременно прощание с портретом как формой и поиск новой визуальной онтологии человека.
Может ли такой образ «распадающегося» лица не только пугать, но и освобождать? Есть ли в этом жест принятия непостоянства?
Да, образ распадающегося лица может быть не пугающим, а освобождающим — он снимает давление целостности и фиксированной идентичности. В этом есть жест принятия текучести, изменчивости, признание того, что человек сегодня — это процесс, а не форма.
Твоя визуальная эстетика включает «цифровые сбои», тепловизоры и артефакты. Как ты воспринимаешь свой собственный цифровой след в контексте той тревоги и «медийной размытости», с которой работает проект «Интерфейс»?
Да, я как художник вдохновляюсь эстетикой компьютерной графики — глитчей, тепловизоров, цифровых шумов. Эти визуальные языки для меня — неотъемлемая часть среды, в которой формируется восприятие. Мой собственный цифровой след я воспринимаю как часть ройного тела медиа: он неустойчив, размыт, фрагментарен. В проекте «Интерфейс» я работаю с этой тревожной размытостью не как с утратой, а как с новой формой присутствия, где идентичность — это не фиксированный образ, а след, оставляемый в потоке данных.
В твоем творчестве чувствуется не просто наблюдение, а боль, разочарование, возможно, даже траур по идентичности. Кажется, твои работы рождаются из глубоких переживаний. Чем является для тебя сам творческий акт — это попытка услышать себя, поделиться с другими или дать форму тому, что невозможно выразить иначе?
Боли точно нет — я всегда с огромной радостью воспринимаю все научные открытия и их последствия. Но как личность и человек я глубоко ценю идею, которую выражает фильм «Прекрасная зеленая»: в любом мире важно оставаться человеком. Хотя это тоже довольно абстрактная функция. Для меня творческий акт — это прежде всего попытка дать форму тому, что сложно выразить словами.
Что лежит в основе твоей потребности создавать? Есть ли внутренняя опора или ценностный ориентир, который направляет твою творческую практику? Это зов, стремление к диалогу, ответственность — или что-то иное?
Я художник с академическим бэкграундом — это моя профессия 👹😄😹
Я живу через создание искусства, для меня это неотъемлемая форма существования и осмысления мира. В основе моей потребности создавать лежит сочетание нескольких факторов: это внутренняя опора на поиск смысла, стремление к диалогу с культурой и зрителем, а также ответственность перед собой и своим временем.
Что ты хочешь, чтобы зритель почувствовал или осознал, взаимодействуя с твоими работами? Что для тебя важно в том опыте, который он получает перед твоими образами?
Я не могу ничего требовать от зрителя, но у меня есть технические приёмы, которые работают с сознанием на подсознательном уровне.
Если говорить о силе искусства, видишь ли ты в нем потенциал для трансформации — внутренней, социальной или культурной? Что, на твой взгляд, делает искусство способным на это?
Да, искусство обладает мощным потенциалом трансформации — внутренней, социальной и культурной. Его сила в том, что оно работает с образами и символами, затрагивает эмоции и мышление, создаёт пространство для переосмысления и диалога, пробуждая новые смыслы и возможности изменения.
Август 2025
_______________________________________
Если вы хотите рассказать о своем творческом опыте, присылайте свои истории в Telegram: https://t.me/maksygrv
_______________________________________
Больше о творчестве в ТГ-канале: https://t.me/o_sile_iskusstva